Васильев В.В - Подвалы кантовской метафизики Страница 7

Мы видели, что до опыта не известно, соответствует ли сам опыт "принципам сообразности" (XVII: 436). В силу того, что только опыт дает право применять эти основоположения (к примеру, опыт показывает регулярные связи явлений и дает основание применить к ним основоположение о естественном порядке вещей см. XVII: 342), то нельзя ли утверждать, что эти принципы в каком-то смысле все же возникают из опыта? Размышляя на эту тему, Кант проводит различие между источником понятия или основоположения и причинами, приведшими к их осознанию: "Хотя рациональные понятия возникают посредством ощущений, и, кроме того, могут быть помыслены только применимо к абстрагированным от них т.е. от ощущений идеям, однако они не находятся в ощущениях и не абстрагированы от них" (XVII: 352, см. также 2: 288, 289). Эта дистинкция используется Кантом и в "Критике чистого разума" (А 85-86 / В 117-118). Исследования, выявляющие причины обладания нами тем или иным понятием - особых успехов добился в этой области Локк (см. А 86 / В 119; XVII: 352) относятся Кантом в "Критике" к эмпирической дедукции, которую он противопоставляет трансцендентальной дедукции, объясняющей возможность априорного отношения понятий к предметам (А 85 / В 117).

Сказанное применимо и к "принципам сообразности", в частности, к положению "всякое событие в мире явлений имеет причину, принадлежащую к тому же миру". С одной стороны, Кант утверждает, что "природа нашего рассудка такова, что по его законам ничто (случайное) не может быть помыслено вне связи с основаниями" (XVII: 346), с другой - что "мы заимствуем от телесных феноменов закон достаточного основания" (XVII: 347), в том смысле, что "вещи, которые всегда встречались в сопровождении друг друга, позволяют предположить, что они связаны друг с другом по законам рассудка" (XVII: 342).

Итак, имея априорное рассудочное происхождение, "принципы сообразности" нуждаются в то же время в законосообразном опыте как необходимом условии их применения, так как a priori их истинность не может быть доказана. Поскольку наш опыт действительно законосообразен, данные принципы применимы к его предметам и, стало быть, объективно значимы по отношению к явлениям (XVII: 362, 383). Из тех же особенностей "принципов сообразности" вытекает, что область их возможного применения не простирается дальше предметов опыта (XVII: 362). Размышляя над природой одного из "принципов сообразности", Кант в 1769 году натолкнулся на любопытный вопрос: "Субстанции не изменяются, сменяются только их состояния; так предписывает разум, показывает же опыт; откуда это согласие опыта с разумом?" (XVII: 400-401).

Ясно, что этот вопрос может быть перенесен и на другие "принципы сообразности". Все они, с одной стороны, имеют рассудочное происхождение, с другой - подтверждаются опытом, хотя никак не связаны с "возможностью явлений" (XVII: 385). Так как же в самом деле получается, что опыт так хорошо соответствует априорным законам, субъективным "диспозициям" нашего рассудка? В 1769 году этот вопрос остается без ответа для Канта, хотя, судя по всему, несколько тревожит его.

Двумя годами позже подобный вопрос выведет Канта из "догматического сна" и будет решаться в трансцендентальной дедукции категорий.

В 1769 году, однако, такого эффекта нет, и этот вопрос не становится предметом специального рассмотрения. Почему? Ответ может быть только один: в 1771 году вопрос был поставлен в другом контексте и, вероятно, стал представлять опасность для системы кантовской философии из-за некоторых своих последствий, ранее не замечавшихся Кантом. Впрочем, все эти проблемы будут подробно обсуждаться в надлежащем месте.

Итак, в 1770 году Кант считает невозможным априорное познание рассудком феноменов. С другой стороны, он признает возможным рассудочное познание ноуменов, хотя вопрос о конкретных формах такого познания остается, по сути, неразработанным. Любопытно, что в дальнейшем позиция Канта диаметрально изменилась, и в трансцендентальной дедукции категорий Кант доказывал одновременно возможность априорного рассудочного познания мира явлений и невозможность такого познания по отношению к вещам, как они существуют сами по себе. В следующем разделе предстоит выявить причины, повлекшие за собой столь значительные изменения в философии Канта.

3."Пробуждение от догматического сна".

В этом параграфе надо выяснить, что произошло с кантовской философией в период с 1770 по 1772 год. В письме своему ученику и респонденту диссертации 1770 года М.Герцу от 21 февраля 1772 года Кант ставит вопросы, которые в рамках диссертации были бы просто невозможны. "Каким образом, - пишет здесь Кант - мой рассудок должен совершенно a priori сам образовывать себе понятия о предметах, которым необходимо должны соответствовать вещи, как может он установить реальные принципы их возможности, которым должен в точности соответствовать опыт и которые от опыта, однако, не зависят"? (8: 489). Из приведенного высказывания Канта следует, что рассудок способен и должен создавать априорные предписания предметам опыта, которым опыт не может не соответствовать. Между тем, согласно диссертации 1770 года, "принципы сообразности", которые только и могут служить примером подобных априорных предписаний рассудка, не обладают принудительной силой для опыта и его предметов. В противном случае они представляли бы собой априорные познания феноменов, возможность которых отрицалась Кантом. Какие же причины вызвали изменение кантовской позиции, произошедшее, ориентировочно, в 1771 году?

Информация о событиях 1771 года может быть почерпнута из "Пролегомен", а также некоторых писем и черновиков Канта. Так, в письме к И.Бернулли от 16 ноября 1781 года Кант сообщает: "В 1770 [году], посредством определенных разграничительных меток, я смог совершенно отличить чувственную [сторону] нашего познания от интеллектуальной... Однако, теперь т.е. как следует из текста письма, вскоре после написания диссертации 1770 года вопрос об источнике интеллектуальной [составляющей] нашего познания создал для меня новую и непредвиденную (unvorhergesehene) трудность" (Х: 259-260).

Получается, что позиция Канта периода диссертации имела некоторый изъян, состоявший в неудовлетворительном объяснении источника интеллектуальной, или рассудочной, составляющей "нашего познания" т.е. рассудочных понятий. Но в чем конкретно заключался этот изъян?

В письме к Герцу тоже идет речь об упущении, обнаруженном Кантом в диссертации: "Я заметил, что мне не хватает еще кое-чего существенного, что я в своих долгих метафизических исследованиях, точно также как и другие, упустил из виду и что в действительности составляет ключ ко всей тайне метафизики" (2: 487). Однако "упущение" из письма к Герцу, на первый взгляд, никак не связано с вопросом об источнике рассудочных понятий, а скорее имеет отношение к проблеме соответствия предметов и чистых понятий рассудка. По словам Канта, вопрос, "обойденный молчанием" в диссертации, в общей форме выглядит так: "как... возможно относящееся к предмету представление без воздействия этого предмета" (там же).

Вообще, не совсем понятно, какого рода трудность может возникнуть в вопросе о происхождении понятий рассудка?

Развернутый ответ на эти вопросы (что довольно неожиданно) может быть обнаружен в "Пролегоменах", точнее, в автобиографической части этого произведения, посвященной влиянию на Канта юмовской философии. По поводу влияния Юма Кант пишет: "Я охотно признаю, что напоминание (Erinnerung) Дэвида Юма было именно тем, что много лет назад впервые прервало мой догматический сон и придало моим исследованиям в области спекулятивной философии совершенно другое направление" (IV: 260; 4: 11).

Сопоставление автобиографических высказываний Канта из "Пролегомен" и текста письма к Герцу позволяет сделать вывод о том, что "пробуждение от догматического сна" произошло незадолго до создания этого письма, и что "упущение", составляющее "ключ ко всей тайне метафизики" из письма к Герцу, "непредвиденная трудность" из письма к Бернулли и "пробуждение от догматического сна" из "Пролегомен" обозначают одно и то же событие. Рассмотрим решающий аргумент.

Из письма к Герцу мы узнаем, что после того, как Кант осознал важность объяснения возможности необходимого соответствия чистых понятий рассудка и предметов, он приступил к целой серии исследований, часть из которых к февралю 1772 года была еще не завершена (2: 490). Но об одном, уже, по-видимому, полностью доведенным до конца, Кант рассказывает Герцу. Речь идет о систематизации чистых понятий разума, или рассудка, проведенной согласно принципам (2: 489). Между тем, судя по тексту "Пролегомен", именно систематизация категорий была первой кантовской реакцией на аргументы Юма, пробудившие Канта от "догматического сна" (4: 11-12). Поскольку из письма к Герцу становится ясно, что систематизация чистых понятий рассудка должна была ликвидировать упущения, обнаруженные Кантом в диссертации 1770 года, и так как систематизация же категорий была ответом на аргументы Юма, выведшие Канта из "догматического сна", то можно заключить, что "упущения", о которых говорит Кант в письме к Герцу, были замечены им при "непосредственном участии" Юма. С другой стороны, в "Пролегоменах" Кант дает понять, что юмовские аргументы напрямую затрагивали вопрос о происхождении рассудочных понятий (4: 10). Все это и означает, что "непредвиденная трудность" из письма к Бернулли, связанная с проблемой происхождения понятий рассудка, "упущение" из письма к Герцу и "пробуждение от догматического сна" действительно отсылают к одному и тому же событию, произошедшему, вероятнее всего, во второй половине 1771 года (4