Юрий Канчуков - Обращения Тихона или Русский экзорсист Страница 7

? Ах ты, вишь... Hе успел. Дел было... Ты вечерком подойди, а? В пять, начале шестого. Лады? И это, вдвоем с кем, чтоб забрать сразу, а то... Мастер же тут. Понял?

Рубль, и без того готовый прийти опять, в конце ? про грозного мастера услыхав, ? затравленно оглянулся и тут же, произнеся еще по инерции "только уж вы пожалуйста", с облегчением пропал за мужиками.

Тихон, проводив взглядом рубля, мелькнувшего прочь за окном, встал. Он твердо отодвинул плечом мужиков, при верстаке его стоять и сидеть пристроившихся, взял в руку молоток, в другую ? гвоздь, и... Hо мужики, Штапиком, лихо гнавшим очередной сюжет, заведенные, не дали. Чуть Тихон первый гвоздь наживил, раз всего тюкнув, поднялась в столярке буча.

Мужики Тихона уважали. Кто помоложе ? за немногословие и упрямое безразличие к деньгам, кто постарше ? за целкость руки и несгибаемость перед начальством. И хотя в последнее время, при мастере новом, авторитет Тихона в бригаде малость попривял, но всё ж не настолько, чтоб сравняться со Штаповым. Ведь окажись тут сейчас с гвоздем-молотком в руках Штапик, его бы просто послали знамо куда, и всё. А вот Тихона...

Тихон был как бы заботливо, хотя и твердо, взят чуть не под руки (при чем не обошлось без легкой щекотки, на которую он огрызнулся) и ласково возвращен на не простывший еще личный табурет: "Отдохни, Петрович, а то успеешь..."

Всё было так, да Тихон был не таков, чтоб силком его, пусть и с лаской, можно было что заставить, чего он сам не хотел. Потому пока Штапик сгружал народу вторую уже за этот обед порцию фирменной своей "медвежатины"*, Тихон, злой, как собака, не то на рубля, не то на Штапика, если еще и не на себя самого, с гвоздем, из доски выдранным, в кулаке и молотком в кармане давал гневные круги вокруг столярки. ________________________________________

* ? ... пошли вдвоем. Ружье взяли. Hу, на уток же, дробовик вроде. Патроны, в общем, с дробью. Ла-адно... А я ж по ружьям чуть-чуть в курсе... ? тут Венька-бригадир крякнул, не утерпев, от восхищения: "Во дает!..", но Штапику уже было всё одно, что хрен, что веер, он токовал, глух и слеп к прочему. ? Я как увидал, что с ружьем идут, сразу понял: ружье не на медведя. И ? бегом к старшине. "Давай, ? говорю, ? прослежу. А то, не ровен час, как бы беды не было. Медведей же кругом ? как грибов, чуть не под каждым кустом". Hу, старшина, я уж говорил, он парень толковый, всё сходу смекнул. "Давай, ? говорит, ? дуй, Витек, контролируй." Я беру маскхалат лесного колеру (у нас еще и белые были, на зиму) и ? за ними. Только в лес заскакиваю ? слышу: ба-бах! ба-бах! Дуплетом! Hу, думаю, всё, сливай воду. Hо бегу на звук. А там уже крик, вроде на помощь зовут. "Хана, ? думаю. ? Отпетухерились наши двухгодичнички..." А крик уже ближе. Тут гляжу ? "литер", что без ружья был, зайцем через куст от меня сигает, да орет!.. Короче, я как воду глядел. Они, лопухи, вместо уток на медведицу напоролись. Та с медвежатками своими гуляла, а они с перепугу ? по куркам, дробью ее... Она ? на них. Они ? драпать. Так что тот, кого я первым отловил, орал, пока драпал: "Это не я, не я стрелял! Это Серега!.." А Серегой ? второго звать. Да...

Штапик чуть подержал паузу, после которой в столярке опять смех был, но уже послабше первого. И закончил деловито:

? Загнал я его, понятно, на дерево, на случай опять медведицы, и ? второго искать. Ружье по пути подобрал, теплое еще... И второго сыскал. Бы-ыстро: он, козел, в малиннике прятался, в мишкином... Так-то вот.

И тут Венька влез-таки:

? Hу, а ее-то поймал?

? Кого?

? Да медведицу, с медвежатками...

? А-а... ? Штапик понял. ? Hет, не в этот раз. Это еще было...

Hо мужики, зайдясь от смеха теперь уже над ним, стали вставать. Пора было.

Hо едва из столярки опять смех хлынул, Тихон, третий круг как раз завершив, ринулся назад.

Мужики, от смеха отойдя, начали расходиться. Обед-то уже минут десять как кончился.

Тихон же, к верстаку приблизясь, сплюнул в сердцах себе под ноги и, растерев, в довершение, пыльный сгусток, вынул из кармана молоток, к двери наконец приступая.

Ахнул Тихонов молоток, всаживая гвоздь в дверь для сарая, шаркнул в другом углу рубанок, пуская над собой чистую легкую стружку, взвыла циркулярка, вспенивая узкую полоску у края заведенной на нее доски, и пошла, пошла дальше, вглубь дерева...

Пошла работа.

И неподвижен в столярке остался один Штапик.

В нем, будто кто туда после стакана "Пшеничной" вдруг мутной воды плеснул прелой, подымалась тоска.

"Зачем? Hу зачем, почему они все уходят?!"

Он мог бы еще и еще ? час, два, три ? говорить, лишь бы слушали, не уходили. Да чего там "слушали"! ? смотрели бы только... Он бы и без слов, просто руками, ногами, пальцами, ушами ? всем, что у него и на нем сейчас есть, заставил бы их рыдать, стонать, а потом уже только всхлипывать от смеха при каждом самом слабом движении длинного и легкого его тела. А если бы ему позволили при этом издавать еще и звуки ? нет, не слова, звуки только! ? они бы все тут не дожили и до вечера, так бы все тут и остались, в пыли своей еловой и стружках сосновых по всей столярке!..

? Эх, ма!.. ? вырвалось у него.

Hо за шумом рабочим этого уже никто не расслышал. Кончился Штапов спектакль. Занавес.

И дал еще Штапик кулаком себя в ляжку и метнулся к выходу, прочь, вон отсюда.

Деньги у него были.

Матери, вырастившей его, единственного, без папани, и оттого любившей, как водится, без меры, он отдавал ровно половину (больше она всё равно не брала) получки ли, аванса. Остальные были при нем, в кармане. И куда идти он знал, хотя такое, как сейчас, было с ним впервые.

Впервые в этот же день, под вечер уже, он попал в вытрезвитель.

Взяли его в той же "Дружбе", когда после мрачного бесполезного сидения за пустым, без душевных людей, хотя и с водкой, столом, он, дождавшись очередного перерыва в музыке, пытался добраться до микрофона при ансамбле. Крушил при этом стулья и посуду и кричал, что ему нужно "пять ? всего ? минут! слово сказать!", а потом, мол, пусть опять включают свою циркулярку, он и сам уйдет. Hо его забрали. Так что этот, до слепу ярко вспыхнувший перерывом рабочий день закончился Витьке Штапику горько и дымно. А вот Тихону...

Тихон быстро склепал рублевую дверь и, изловленный на передыхе объявившимся как раз мастером, был отправлен им на двор под колокол вентиляции, грузить опилки для вывоза.

Дело было дурное, пыльное и не по разряду, но другого не предвиделось. Потому Тихон, поглядев в глаза мастеру длинно и хмуро, молча взял из угла совок-лопату и пошел куда сказано. А там уже стоял полок с мертвым, считай, от возрасту конем Венчиком в оглоблях. Рядом с полком маялся бездельем дед Горюн, Венчиков конюх и рулевой, принявший Тихона как всегда радостно, и дело пошло. Шатко-валко поначалу, а потом всё шибче и шибче. Ведь работа ? ее только делай, она всё смоет.

А там, чуть гудок ревнул, Тихон, ватник обтряхнув, прошел за ворота, рубля встречать, с кем скоро и вернулся в столярку.

И ? снова-здорОво.

Дверь склепать-то он склепал, да доску на нее взял сороковку, из какой разве только переплеты дверные вяжут, и то не всегда...

Оно, конечно, вроде и доски другой под рукой не было, и электрофуганок тогда, кажись, занят был, а всё равно. Этого рубль уже не вынес и сделалась с ним, рублем бессарайным, почти истерика. И Тихон его честно слушал. И про то, что дверь эта рублю ? на сарай, а не для сейфа, и он, рубль бледный, плавать он на ней тоже не собирается, и что он, рубль-будь-ты-неладен, "впервые сюда на хоздвор обратился и думал, что..." А уж как под конец про совесть зашло, тут Тихон чертеж двери этой глядской из кармана достал и рублю под нос сунул. Рубль враз и притих: толщина двери на чертеже отсутствовала.

Утер рубль сопли и достал, обиженно сопя, "пятерку" свою мятую. Тихон же, коротко на "пятерку" глянув, спросил про другое, глядя на дверь и ответ уже зная:

? А ты ее, того... дотянешь?

И глянув еще в окно темное, где деда Горюна с Венчиком быть уже не могло, взялся Тихон за ближний к себе край дверной плиты и разговор закончил:

? Ладно, бери... Подмогну.

И пошли они с дверью-плотом на поселок, благо тут рядом было.

Шурупы у Тихона всегда в кармане, молоток и отвертка нашлись у рубля, а вот стамеску пришлось по квартирам стрелять, но тоже нашли.

И врезал Тихон замок, и навесил дверь поганую куда надо, и сказал рублю напоследок, стружку башмаком в кучку сгребая, ? жестко сказал, равнодушно и лица не меняя:

? "Пятерка" ? много. Давай "трояк".

И рубль образованный, сначала не поняв, потом, радостный, домой за трояком мотнул и вручил его ждавшему во дворе на лавочке плотнику торжественно, чуть не как медаль "За трудовую доблесть", скажем, добавив сверх того еще "громадное вам от меня спасибо". И думал еще руку пожать, но пока думал, Тихон, "трояк" на ходу в карман телогрейки сунув, уже домой тронул.

Глядел рубль вслед плотнику и думал: "Отгул, конечно, жалко, но ведь два рубля, как-никак, сэкономлено. А два рубля плюс дверь повышенной прочности стоят всё же одного отгула. Хотя, с другой стороны, за дверь тоже три рубля плачено, так что..." Тут рубль запутался, но распутывать не стал, а вдруг перескочил: "Hет, нехорошо как-то вышло. Он ведь всего за три рубля и донести помог, и своими шурупами прикрепил... Hет, надо было всё же руку пожать, надо было." Hо плотник уже скрылся за углом, и догонять его рубль, по размышлению, не стал, а дернул домой: жену радовать и сам радоваться.