Мимикрики. Камни основы - Лес Ситдик Страница 7

— Почти. Но эта идея мне не нравится, мам. Нам нельзя возвращаться. Нас схватят, как только мы появимся в Стране. Надеюсь, ты это не забыла? — Феюс решил протестовать без поддержки.

— Нам не нужно будет возвращаться. Ну, в том смысле, что нам не нужно будет возвращаться целиком. Нужно только сознание и созданный Сан- Раху канал. Но для начала нам необходимо спуститься с деревьев.

Белиам и Нэнси переглянулись и, решив не перечить матери, молча начали спуск.

— Ха! Как символично! — Феюс тоже решил, что вести серьезный разговор лучше, когда под ногами чувствуешь твердую почву основания.

— Ты о чем, сын? — Спросила Лали, спрыгивая с нижней ветки на землю.

— Спуститься с деревьев. В этом измерении есть такое выражение. «Спуститься с дерева» значит — стать человеком. Из обезьяны в человека, прикиньте? У них тут популярна теория, что человек произошел от обезьяны.

— В самом деле? А ведь в этом есть зерно смысла. Обезьяна символизирует низменные телесные погрешности, а также жадность. Человеком можно стать, только преодолев в себе это. Так что посадим свою обезьянку на цепь!

Феюс настороженно и удивленно вскинул брови:

— Мам, ты что, тоже можешь улавливать Потоки?

— Не всегда понимаю, о чем ты, сын. Что-то в голове держишь, высказываешь не все, а мне по фрагментам догадывайся. О чем ты на этот раз?

— Художник такой был. Питер Брейгель. Написал картину «Две обезьяны в цепях». Никогда не понимал этот Поток, не улавливал до конца, а теперь сошлось.

— Обезьян нельзя держать в цепях, — авторитетно заявил Белиам, сваливаясь на руки к Феюсу.

— Никого нельзя. Но ты свободен до тех пор, пока свободно твое сознание. Даже если ты при этом закован в цепи. На этой картине, если внимательно прочувствовать, вдалеке, высоко в небе парят две птицы.

Глава 4. Решение

Стена из оцифрованных Шурунов спешила запечататься слоями цемента. Невидимые волшебные существа, считывающие эмоции и чутко реагирующие на них, сейчас словно бы хотели убежать, спрятаться за непроницаемыми стенами цементных плит. Спрятаться от своего умения видеть все таким, какое оно есть на самом деле. Стену сотрясало. Славика тоже. Смех Мэл- Карта превратился в рев, хищного зверя. Раздался взрыв. Это изнутри разорвало цементное убежище, созданное Шурунами. Взрывной волной Славика отбросило, впечатав в противоположную стену, и он растекся по ней сиреневой жижей.

Стена из Шурунов на миг погасла, демонстрируя черный прямоугольник, и из темноты послышался сначала звук барабана, а вслед за ним, чеканя шаг, появились синие мартышки, выстроенные в четкие ряды батальонов. Масса нарастала, давила на сознание Славика, пытаясь захватить его и смешать с сознанием мартышек, надвигающихся на Великого Кутюрье. Славику тоже захотелось встать в строй и маршировать. Он поднялся, отряхнулся от пыли… Пыль с хрустальным звоном посыпалась на холодный мрамор — пчелы… мертвые пчелы…

Славик не стал маршировать. Он отделил эту мысль, рассмотрел ее и понял, что она не его. Это была мысль массового бессознательного, а он, Великий Кутюрье и Режиссер, никогда не скатывался до состояния управляемой толпы. Он вообще неуправляем! Неуправляемый, добрый… дурачок! Пусть так и будет! «Это все не по-настоящему, все не по-настоящему» — твердил себе под нос Славик и бочком, бочком пятился к стене из Шурунов.

Шуруны попытались сбросить с себя изображение мартышек, но не смогли. Единственное, на что их хватило в этой ситуации, так это организовать узкий проход сквозь стену и поместить над ним красную лампочку с надписью: ВЫХОД. В ушах у Славика надрывалась сирена, пальцы рук нервно бегали по несуществующим клавишам. Было похоже, что бегают по клавишам, так-то они просто дрожали, но Славик упорно представлял клавиши, пока с неба не свалился рояль, перекрыв к чертям собачьим путь к отступлению.

— Продолжаем наш спектакль? — неуверенно спросил Славик пустоту возле себя. Пустота сжалась и заледенела.

— Даже не думай, крыса! Садись и играй! Музыка Правителя успокаивает.

Рядом со Славиком возник бочонок-Крэгир. Охотника за Мирами потряхивало и весьма ощутимо. Он покрылся красными пятнами, но взгляд был такой непреклонный, что Славик буквально спинным мозгом почувствовал, как его заковало в железные тиски чувством долга и еще каким-то чувством, от которого желудок тихо ухнул в пятки. Мысли зашуршали шустрыми мышустиками: «Нет, нет, пожалуйста!» Оказывается, Крэгир еще не исчерпал амплуа воина! Великий Логус, этот взгляд! Взгляд у располневшего, всегда угрюмого Охотника за Мирами говорил, что со дна его бочкообразного тела всплыли острые пики и наточенные мечи.

Славик сдался. Сам не понял, как это случилось, но он сдался этой внезапно возникшей силе. «Не навсегда. На время, — утешал себя Великий Кутюрье. — Только до тех пор, пока все не вернется на круги своя». А в это время пчелы леденели, покрывались коркой льда и с хрустальным звоном падали на такой же холодный пол. Славика переполнили тянущие из груди сердце чувства. Он сел за рояль и начал играть.

— Мам, давай так, сейчас мой черед! Теперь ты меня слушаешь! Мы тебя все время слушали, поддерживали как могли. Отец сказал, что мы тебя должны поддерживать. Так вот, мы это делали. Даже в дурацких гнездах спали исключительно из уважения к тебе. — Феюс боковым зрением заметил, как Белиам молча поднял руку с вытянутым указательным пальцем. — Ну, чего?

— Вообще-то, тут кругом полно змей, — извиняющимся тоном проговорил Белиам. Нэнси вскрикнула и, уцепившись за ближайшую ветку, с завидным проворством оторвала ноги от земли.

— Каких змей? При чем тут змеи? Ты, Бел, думай, что говоришь. Если бы тут были змеи, то все равно спать на этой верхотуре безопасней бы не стало. Они бы легко к нам залезли, если бы здесь водились. Мы спали в гнездах, потому что мама нам сказала.

Белиам опять поднял руку вверх и, не дождавшись, когда брат спросит, выпалил:

— Вообще-то, эти деревья оплетены вьюнком, а он выделяет ядовитый сок. Для змей ядовитый. Змеи не дурачки, на эти деревья не забираются. Инстинкт самосохранения.

— Чего? — Феюс ошалело выкатил