Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Сергей Анатольевич Смирнов Страница 74

-Догадываюсь,- сказал я, вполне доверяя такому течению событий,- и даже, признаюсь вам, сижу и ломаю голову над одной загадкой: чем же вы, синьор Сентилья, отличаетесь от комтура, то есть от моего предыдущего проводника. Почему бы и вам не сгинуть с лица земли, как только ваша миссия будет исполнена и меня, как священную овцу, примет на руки главный жрец. Что вы можете сказать на это?

-Ничего не могу сказать, мессер,- с какой-то удивительной бесчувственностью ответил Сентилья.

-Так кому вы должны передать меня?- спросил я.

-Тот человек мне неизвестен,- по-видимому, честно ответил флорентиец.- Он должен подойди ко мне на пристани в Пизе и произнести те же самые слова, которые вы слышали от меня во дворе таверны.

-Тутто вы и заснете, в отличие от меня, на веки вечные,- со злорадной усмешкой предупредил я Сентилью.

-Мессер!- взмолился он.- Раз обстоятельства повернулись совершенно неожиданным образом, я готов рассказать вам все, что знаю, однако, поверьте мне, нынешнее положение дел вовсе не располагает к откровенному разговору и достаточно пространным признаниям.

С таким подходом к делу я не мог не согласиться, так же как и не мог усидеть верхом на своем учтивом собеседнике до самого Страшного Суда.

-Вижу, что мы уже почти стали союзниками: слепцу и глухому вернее держаться друг друга,- рассудил я, придав, однако, своему голосу весьма свирепый тон.- Я задам последний вопрос перед тем, как от слов мы перейдем к делу, а потом от дела - опять к словам. Скажите, синьор Сентилья, для чего, по вашим предположениям, я понадобился королю Франции?

-Мне неведомо, кем вы являетесь в действительности, мессер, - осторожно проговорил Сентилья,- но мне было сказано на ухо, что вы готовы стать самым важным свидетелем в деле обвинения рыцарей Храма во многих смертных грехах.

-В каких именно?- не сдержав слова, задал я еще один вопрос.

"Удивляться тут нечему,- решительно предупредил я самого себя.- Вполне возможно, что еще некой силой уготована мне и такая миссия. Несмотря на то, что я сижу на цепи, мне предоставлен богатый выбор подвигов".

-В том, что на те огромные средства, которыми они обладают, они хотят собрать самую сильную армию, свергнуть всех законных правителей христианского мира и отдать всю власть в руки евреевростовщиков,- поведал Сентилья, косясь на острие кинжала, которое я в награду за признания немного отвел в сторону.- Затем - в богохульстве и колдовстве. Наконец - в мужеложстве.

-Вы что-нибудь слышали о Великом Мстителе?- бесчестно продолжал я терзать флорентийца своим допросом.

-Мессер!- вновь взмолился Сентилья и тем воплем пробудил мою совесть.

-Ладно, отложим до завтрака или обеда, смотря по тому, который теперь час,- решил я.- Но прежде, чем мы разомкнем дружеские объятия, я вынужден дать вам, синьор Сентилья, несколько не менее дружеских наставлений. Вопервых, кинжал останется у меня. Вовторых, вы немедля приведете кузнеца, который снимет меня с этой позорной цепи за ваш счет. Наконец я готов без всяких оговорок и условий сесть вместе с вами на ваш корабль, но...

-Мессер!- прямотаки горестно вздохнул Сентилья.- Мы же давно плывем!

Как это я сразу не догадался, что пол не может покачиваться безо всякой естественной или чудесной на то причины?!

-Неужели давно?- с неловкой усмешкой проговорил я, стараясь скрыть замешательство.

-Третий день,- опасливо ответил флорентиец, не зная, к добру ли это в сей час или к худу.

-Тем лучше,- утешил я его, внезапно найдя выгоду в новом положении.- Мы будем плыть, как звери в ковчеге, без всяких ссор и взаимных подозрений, проводя время в приятных и полезных беседах. Но я предупреждаю вас, синьор Сентилья, если вы задумаете применить против меня силу, у меня найдется сноровки пустить ко дну весь ваш барыш со всеми вашими потрохами. Уверяю вас, что свою жизнь я ценю меньше, чем вы цените перо с вашего берета. Я - ассасин. Вам известно, что это означает?

-Мессер, это уже четвертый вопрос сверх вашего обещания,- доблестно отвечал флорентиец.

Не произнося более ни слова, я оттолкнулся от пола ногами и отскочил в угол, как настоящий цепной пес, готовый к новому броску на опасного и сильного врага. Железные звенья забряцали, напоминая о моем позоре.

-За одно это, я должен бы вас приколоть, досточтимый синьор,- злобно процедил я, встряхнув рукой тесный ошейник.

Флорентиец с трудом приподнялся с пола, немного постонал, потрогал царапину за ухом и наконец обратил на меня затуманенный взор.

-Приношу извинения, мессир,- без неприязни сказал он и развел руками.- Как мне велели, так я и делал. Разумеется, я не имею права убить вас по дороге в Италию. Для вас же в подобном деле нет, как полагаю, никакого запрета. Пусть же это обстоятельство останется залогом вашего доверия ко мне. Что же касается событий, которые должны произойти во Флоренции, то у нас еще будет достаточно времени подумать о них как вместе, так и порознь.

Вскоре я вышел из помещения в кормовой надстройке почти свободным человеком и мог обозреть всю широту морского простора и темные возвышенности берегов, вдоль которых мы плыли.

-Клянусь вам, синьор Сентилья,- сказал я флорентийцу, вглядывавшемуся в береговую даль с каким-то подозрением,- что я не стану прыгать за борт, в надежде достичь земной тверди быстрее ковчега. Мне известно, что видимые пределы земли столь же зыбки и ненадежны, как и эти волны под нами.

Тибальдо Сентилья улыбнулся мне в ответ, и впервые в его глазах я приметил след душевной теплоты.

Я встретил среди обитателей "ковчега" и тех двух пожилых торговцев, которые первыми увидели нас с рыцарем Эдом на пристани в Трапезунде. Ни один из них не выказал ни малейшего удивления, увидев меня в добром здравии и в самых добрых отношениях с Сентильей, из чего я извлек вывод, что они всего лишь невольно покрывают своими купеческими хлопотами тайную миссию молодого и, вероятно, не слишком опытного в торговых делах компаньона.

Не удивились они и тогда, когда я предстал перед ними таким же флорентийским щеголем да к тому же с кинжалом Сентильи на своем поясе. Вероятно, наше "братское" сходство легко объясняло окружающим любые изменения наружности или взаимного проявления чувств.

Я так и сказал флорентийцу:

-Нас явно