User - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ Страница 76

И лишь спустя ещё некоторое количество лет я поняла, что после рисунка, изображённого

в моей тетради рукой Пушкина и его стиха, со мной заговорил Сам Иерарх Вознесения Серапис

Бей. Эта личность уже теперь мне была знакома по событиям, которые произошли совершенно

неожиданно для меня в 2012 году, когда мне пришлось участвовать в активации и освящении

Лемурийского Кристалла Альтомир. Но это уже совсем другая история.

Я – ВСЮДУ

А. С. Пушкин

Я врос корнями в Африку и Русь

И Гибралтар и Волга – жилы наций.

281

Я над Сахарой птицей Феникс мчусь,

На Жигулях дышу в дыму акаций.

Я Ангару освоил как Неву,

Несу свой стих над Камой и над Волгой.

К себе все страны я в стихах зову,

Соседствуя с менталом и астралом.

Присутствие моё решает время.

Я – тут и там, Я всюду. Я в тебе,

В Москве, в Державе, в Небе и судьбе.

И жизни суть – моё отныне бремя.

Но бремени не чувствую с тех пор,

Как я влеком Путём Великим Млечным,

Меня, назвать не могут бессердечным:

Я с Богом продолжаю разговор.

В чём жизни суть? – ты спросишь у меня. –

Любовь – она всегда во мне жила.

Пусть я имел не шесть, а два крыла,

Не опалит их ненависть огня.

Огонь другой живёт в моей Душе.

Он возвышает, он роднит с Богами.

Любовь огнём пылает между нами,

Роняя стих как верное клише.

Мне Человек дороже всякой плазмы.

Христос – ведь тоже Богочеловек.

Важны Любовь и СЛОВО, но не фразы.

Пустые фразы заедают век.

Хочу я видеть ласковые лица.

В них– свет Ума и радость естества.

И память в них навеки сохранится,

И торжество единства и родства.

Космичен ген, бессмертен ген и множит

Величие привычек и манер.

Нет, Человек судьбой не уничтожен,

Лишь дьявол своеволием ничтожен,

А Человек – и Бог, и землемер.

*САКРАЛЬНОСТЬ ПУШКИНСКИХ ВИБРАЦИЙ

Вибрации или психоритмы Пушкина – это ритмы особые. Это ритмы доброты, доверия,

дружбы, любви.

Поэтому они приводят нас в восторг, создают чувство бессмертия. Именно вибрации или

ритмы, их качество отличают любое творение, – чего бы это ни касалось: живописи, музыки или

поэзии.

Именно вибрации лежат в основе любого человеческого чувства. Чем тоньше, чем

возвышеннее вибрации, тем благотворнее их воздействие на психофизическую сферу Человека.

Вот почему существует понятие, что ЛЮБОВЬ, конечно же, Любовь в самом высоком

значении, – это и есть Сам Господь!

Эта ЛЮБОВЬ и наполняет Поэзию Пушкина.

Поэтому Поэзия Пушкина САКРАЛЬНА, то есть СВЯЩЕННА. Поэзия Пушкина лечит в

буквальном смысле слова. Это эликсир от духовных недугов.

282

В наши дни в помощь доказательности целительного свойства молитвы и высокой

Поэзии явилось новое учение, основанное на действии особого аппарата, изобретённого учёным

С. Д. Кирлианом.

Известный уже в странах Мира мастер кирлианографии София Михайловна Бланк

с помощью аппарата Кирлиана убедительно показывает на основании фотографических

снимков, какую ауру содержит тот или иной объект, – будь то Человек или камень, чья-то

рукопись или книга, строки прозы или поэзии. А также показывает воздействие на

человека молитв.

Поэзия Пушкина завоёвывает Мир людей своей ЛЮБОВЬЮ, которая и есть Наш

Бог, – Бог всех людей, без различия наций и наречий.

Примечание *Сакральна –лат., то есть – священна.

Тринадцатая ГЛАВА

В СТРАНЕ, ГДЕ СОРОТЬ ГОЛУБАЯ

Глухая ночь. На полстакана кофе –

Привычный допинг на вершине лет.

Рука рисует живо тонкий профиль –

Знакомый и любимый силуэт.

Синеет Сороть. Голубеют дали.

Свисает локон ласковых берёз.

О, Пушкин, здесь когда-то Вы страдали

И разрешали вечный наш вопрос:

Где лучше, и зачем в Руси родился?

Зачем другое в жизни не дано?

А век великий над страною длился.

Он золотым назваться умудрился,

Поскольку Пушкин с веком заодно

Возводит Душу на Эльбрус сознанья

И насыщает совестью строку,

Пронзает той строкою Мирозданье,

Свирель повесив ели на суку.

Грядёт рассвет. И сумрак ночи тает.

А профилей твоих не сосчитать.

Тебя нам, Пушкин, вечно не хватает.

Твой стих звенящий – Божья Благодать!

Этот стих возник у Свирели в 1998 году. Я тогда приблизилась к теме пребывания

Пушкина в Михайловском, его родовом имении. Были перечитаны книги о «Приюте, сияньем муз

одетом».

Но время требует нового, свежего восприятия строк об этом периоде жизни Поэта,

излившихся в простор печатных изданий. И новое прикосновение к этой теме дорогого стоит!

Во-первых, я ещё раз прочувствовала, что Семён Степанович Гейченко, усилиями

которого был сохранён и воссоздан Пушкинский заповедник, – это эталон совести, избранный

Россией во исполнение высочайшего долга перед человечеством.

Во-вторых, ещё раз убедилась, что Семён Степанович был совершенно родным

Человеком по мыслям и чувствам, по восприятию Природы самому Пушкину.

И вся его деятельность в Михайловском – величайший, самозабвенный труд на уровне

сердца, радеющего за культуру Отечества. Недаром хранитель Пушкинского музея под Небом

знал, что если на окраине Михайловского окликнуть Поэта, Он тотчас отзовётся: «Иду-у-у-у-у!»

283

Дух Пушкина, по убеждению Гейченко, и сейчас живёт в этих пенатах. Вибрациями Его

стихов пропитаны здесь травы и тропинки, деревья и поляны, волны реки Сороть, ручейки и

даже Небо. И стоило мне ещё раз прикоснуться к теме Пушкиногорья, как Поэт Сам заговорил со

Свирелью.

ДУХОВНАЯ РОДОСЛОВНАЯ

Я был француз – бесспорно– в родословной

Духовной. Был я Господом рождён.

Король манер – и явно и условно,

Король строки, живой и полнокровной,

От всех условностей освобождён.

Как прадед мой арап, я жил в Париже

И видел сад на месте Тюильри.

Я так скажу: Мне то родней и ближе,

Что я своим духовным зреньем вижу.

Я как француз люблю и ненавижу,

И как звезде себе велю: «Гори!»

Да, я француз и негр, креол и русский.

Я был вождём Антильских островов.

Я предок Ра, потомок Заратустра,

Слагавший песни письменно и устно,

Хранящий Душу и менявший свой Покров.

Я жил в веках, вбирал в себя сирокко,

Зюйд-вест, норд-вест, и штормы, и пургу.

Во мне живёт недремлющее ОКО

Владыки Запада и мудрецов Востока,

Но в сердце я Россию берегу.

Во мне бушует пламенем Парижа

Листва осенняя – каштановый разлив.

Но для Души всего родней и ближе

Склонившаяся всех деревьев ниже

Берёзка русских терпеливых нив.

Я замок вечности. Я стан единоборства

С разрухой, леностью, уныньем и враньём.

Во мне живут надежда и упорство

И свойственное сердцу непокорство

В сраженьях с мраком, в поединке с вороньём.

Объяв весь Мир, я растворён в эфире,

Несущем гены веры и любви.

Я жив в Петровской Северной Пальмире,

Дышу в своей безвременной квартире

И называюсь "Храмом на крови".

Я юн как прежде. Кровь во мне играет.

Я возбуждаю нежность юных дам.

И урожай как прежде собирает

На Этом Свете молодость вторая.

Но жизнь свою за честь свою отдам!

Откровение Поэта так необходимо этим полям и дубравам, которые должны постоянно

чувствовать Его присутствие!

284

Этим горел хранитель Заповедника. На этом зиждется Поэтическая строка. Этим живёт

Русь!

И каждый шаг, и каждый взгляд Поэта принадлежат и прошлому и настоящему,

воспоминанию и сегодняшнему дню.

ВОСПОМИНАНИЕ

Да, раным-рано встав, как встарь, бывало,

Отбросив лоскутное одеяло,

Что Мать-Арина сшила для тепла,

Моя Душа на зорьке распевала.

И мне того простора было мало –

От речки до любимого ствола!

Любил я бег коня ретиво-свежий,

И даль дубрав и синева безбрежий

Манили вдаль. И вновь я забывал

Кавказа высь и море предо мною.

Манила Сороть, и её фиал

Возник в Душе, как некий идеал.

Время и Его строка воздадут должное этой красе.

Но с ней и с судьбою Поэта уже неразрывно слита судьба другого, родного им Человека,

который тоже стал легендой в анналах воспоминаний России. Гейченко. Звонко и неповторимо

звучит это ИМЯ. Не по крови. а по духу, прежде всего, роднимся мы не только там, где будем мы

со временем, но и на нашей грешной Земле.

Как не почувствовать родную нам Душу в том, кто так бережно относился к сохранности

каждого дерева, каждого строения, так трепетно по всему Свету собирал экспонаты Пушкинской

эпохи для музея, кто говорил: «Нет бездушных предметов, есть бездушные люди»?!