Фред Стюарт - Золото и мишура Страница 77

«Нет, нет… — думала она, — я не должна подчиняться ему!»

Стар оттолкнула его изо всех своих сил.

— В чем дело? — спросил он, прекратив свое любовное занятие.

— Ты прекрасно понимаешь, в чем! — Стар едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. — Я ведь написала тебе: у нас нет будущего.

— Почему? Ты не любишь больше меня?

— Люблю, конечно! Ты отлично знаешь, что я с ума по тебе схожу, но я не могу выйти за тебя замуж.

— Потому что я китаец?

— Крейн, я ведь и сама наполовину китаянка. Дело не в этом. И мама совсем не предубеждена против китайцев. Но только… — Она запнулась, не решаясь высказаться дальше.

— Что? Что она сказала обо мне?

— Она думает, что ты преступник.

— А ты? Ты что думаешь?!

— Я уверена, что ты не… — И опять она заколебалась. Глядя в его наполненные гневом глаза, она впервые в жизни подумала, что ее мать может быть не права. — Ты не преступник, ведь так, да? — прошептала она.

— Преступник — это тот, кто нарушает законы, которые он признает. Ну а поскольку я не признаю законы, выдуманные белыми, то я и не считаю себя преступником. — Он встал с постели и натянул брюки. — Так что в конечном итоге ты права, Стар. Будущего у нас действительно нет. Тебе лучше оставаться тут, в своем особняке на Ноб-Хилл, и притворяться круглоглазой. Я же вернусь в Чайнатаун к моему народу.

— Подожди…

— Чего ждать? Ты ведь не любишь меня, это очевидно.

— Я люблю, но…

— Недостаточно любишь. Если бы ты любила меня, то отправилась бы со мной.

— Все не так просто, Крейн. Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не признаешь законов белых?

— Только то, что имею.

— Тогда ты и вправду убил хоп-синга?

— Ты сейчас говоришь совсем как круглоглазый прокурор. Может, ты и вправду белая, а?

— Прекрати! — крикнула она, спрыгнула с постели и, плача, устремилась к нему. Подбежав, начала бить кулаками в грудь. В первый момент Крейн удивился, затем схватил ее за запястья. — Почему ты так поступаешь со мной? — рыдая, сказала Стар. — Почему ты заставляешь меня чувствовать себя такой гадкой? Разве ты не видишь, как я разрываюсь надвое? Я люблю тебя, Крейн! Я хочу тебя, хочу быть твоей женой, но я не могу… — Голос изменил ей. Спрятав лицо у него на груди, она принялась истерично рыдать. Крейн погладил ее по волосам.

Тут открылась дверь. На пороге стоял Арчер в пижамных брюках и халате. Увидев любимую сестру, совершенно обнаженную, в объятиях полуголого «поднебесника», он вскричал:

— Ты, тварь! — и, рыча от ярости, ринулся в комнату.

Стар вскрикнула, когда Крейн оттолкнул ее от себя, но тотчас же посмотрела прямо в лицо своему непрошенному защитнику. Арчер некогда в Принстоне был чемпионом среди боксеров полутяжелого веса, но сейчас у него не было шансов. Крейн поднял левую ногу и с силой ударил ею — как выстрелил — в живот Арчеру, а левой рукой, сжатой в кулак, столь же мощно ударил в лицо. Ката, выполненная с ритуальной грациозностью, отправила полубессознательного Арчера на пол.

Взяв рубашку, Крейн подошел к окну, выбросил наружу веревку, затем посмотрел на Стар.

— Я пришел сюда, на Ноб-Хилл, — сказал он. — Следующий шаг — твой. Если я буду тебе нужен, приходи в Чайнатаун.

Все произошло столь стремительно, что Стар все еще не могла опомниться. Ловкий, как обезьяна, Крейн перебросил ногу через подоконник, ухватился за канат, и был таков.

А через улицу, прячась в тени особняка Флудов, один из работающих на Слейда Доусона репортеров «Бюллетеня» аккуратненько все записал. Дигби Ли был уверен, что эту статейку у него с руками оторвут многие газеты.

Глава третья

— Только послушай этот заголовок! — воскликнул утром следующего дня Слейд, потрясая зажатой в руке газетой «Бюллетень». — «Полномочный хозяин Чайнатауна через окно влезает в спальню наследницы Ноб-Хилл! Какая связь между Стар Коллингвуд и Крестным Отцом Чайнатауна?»

— Великолепно, Слейд! — сказала Лоретта, усаживаясь напротив него за обеденный стол, накрытый для завтрака. — Но я думала, ты хотел дождаться бала по случаю помолвки.

— Бала по случаю помолвки? Ты что же, полагаешь, что теперь Клейтон Деламер женится на ней? Да никогда в жизни! И скажи ведь, как все обставил: по веревке забрался прямиком к ней в спальню, а затем, минут через двадцать и уже без рубашки, слез по той же самой веревке. Разве это не заслуживает приза!

— Представляю, что должна чувствовать Эмма Коллингвуд! Она, наверное, рвет и мечет. Еще бы: весь город будет теперь над ней потешаться!

Слейд подался чуть вперед.

— Именно об этом я сейчас и думаю, Лоретта. И еще я думаю, что это, возможно, и есть самый большой наш шанс.

— Какой шанс?

— Мы наконец закончили отделку этого дома, который удался ничуть не хуже иных особняков на Ноб-Хилл. Но мы никогда еще никого не приглашали в него.

Лоретта нахмурилась.

— И ты знаешь почему, миленький! Нас никогда не считали социальной ровней себе из-за… из-за прошлого, ты понимаешь.

— К черту прошлое! Все это было четверть века назад, было, да быльем поросло. Мы не хуже всех прочих в этом городе!

— Ты, правда, так считаешь? — несколько тоскливо спросила Лоретта.

— Ну конечно, черт побери! А теперь вот что мы с тобой сделаем. Я возьму у своего редактора отдела светской хроники список всех тех, кого Эмма пригласила на бал по случаю помолвки своей дочери. Ты возьмешь этот список и всем, кто там есть, пошлешь наше приглашение на бал, который состоится в нашем доме в тот день, когда Эмма собирается устроить свой праздник. «…Мистер и миссис Слейд Доусон имеют честь пригласить Вас на прием» — или на новоселье? — придумай в общем сама, как обозвать все это. «Приходите взглянуть на наш Дом», — в таком вот роде. Я скажу Алисе Бомон помочь тебе с приглашениями: она все это отлично знает. Настало нам время занять свое место среди важных людей, живущих в этом городе.

Глаза ее так и сияли от волнения.

— И ты думаешь, они действительно придут?

— Наверняка придут. Ведь самые выдающиеся люди Сан-Франциско бывают в моем отеле. Если приходят туда, значит придут и сюда, будь спокойна. И вот что я могу сказать тебе: после такого заголовка ни один уважающий себя человек больше никогда шагу не ступит на порог дома Коллингвудов, какие бы балы Эмма там ни организовывала. А поскольку на репутации Коллингвудов поставлен теперь жирный крест, не исключено, что и деловые партнеры от них тоже отвернутся. И, возможно, мы сможем купить все их дело на корню, по десять центов за доллар.

Жена обожающе смотрела на Слейда.

— Вот, стало быть, что за всем этим стоит. Ты решил не только отомстить им, но и вовсе сжить их со свету.

— А что, разве что-нибудь не так? — Слейд улыбнулся, раскуривая сигарету.

— Как ты могла?! — в нескольких кварталах от Слейда, в своем особняке кричала Эмма, комкая «Бюллетень». — Буквально в тот самый день, когда похоронили твоего отца, ты впускаешь в свою спальню этого бандита и, более того, занимаешься с ним любовью. Ты унизила свою семью! После того, как отец и я отдали тебе всю наша любовь, вот уж не думала, что ты отплатишь нам за это стыдом, выставив нас на посмешище!

— Мама, пожалуйста…

Стар сидела за обеденным столом с распухшим от слез лицом. Арчер сидел напротив нее; левая щека его была перевязана: именно сюда пришелся удар Крейна. Эмма, вне себя от ярости, ходила вокруг стола.

— «Мама, пожалуйста…» Что, пожалуйста?! Пожалуйста, простить тебя, так? Конечно, я прощаю тебя, ведь ты моя дочь. Но как ты могла поступить столь безрассудно? Полагаю, он не впервые занимался с тобой любовью?

— Не впервые. Но я люблю его…

— Ты хочешь его, а это нечто совсем другое. Я не в состоянии поверить, что ты могла полюбить убийцу.

— Мы ничего об этом не знаем!

— Знаем! Не будь дурочкой! Мои репортеры раскопали те же самые факты, что и репортеры Слейда Доусона. Канг возглавляет целую преступную сеть в Чайнатауне, он организовал доставку опиума и девочек, является владельцем десятка весьма сомнительных заведений. И вот такого человека ты желаешь! И именно его впустила в свою спальню прошлым вечером…

— Но я не впускала его! Он сам залез через окно. Что же мне было делать, выпихнуть его?

— Да уж о чем говорить, если ты даже не выпихнула его из собственной постели! Я просто не могу в это поверить. Я пытаюсь организовать в Сан-Франциско оперу, а в это время моя дочь разыгрывает сцены из оперы-буфф у себя в спальне. Я не собираюсь читать тебе проповедь или казаться святее, чем я есть. Что касается моего прошлого, то я всегда была с вами честна: да, Бог свидетель, у меня были грехи. Но этот преступный роман, назовем его так, совершенно не укладывается в рамки здравого смысла.