Андрей Круз - Выживатель Страница 8

В полной тишине, что воцарилась вокруг, было слышно, как упал на пол пустой магазин, а на его место встал полный, затем полицейский, словно забыв все, чему его когда-то учили, долго пытался вспомнить как затвор снимается с задержки, но потом все же вспомнил, и первый патрон встал в ствол, а затем я с ужасом увидел, что его взгляд, похожий на взгляд совершенно обдолбанного наркомана, вдруг сфокусировался на мне.

"Сейчас выстрелит" - мысль возникла и сразу превратилась в уверенность.

Убегать поздно, укрыться негде.

Полицейский.

Так просто это не закончится.

Не знаю почему, но заорал я по-английски, не к месту всколыхнулись приобретенные за годы работы инстинкты:

Freeze! Don't fucking move!

Зрачок пистолетного ствола уставился прямо в меня. "Хеклер" дважды резко дернулся в моих ладонях, выпустив две пули полицейскому в грудь, а затем еще раз, когда третья ударила того в середину лица.

Они здесь не носят бронежилеты, те обычно в багажниках лежат. Жарко и незачем, здесь серьезной преступности почти нет.

Поэтому все три ударили куда надо, полицейский умер, наверное, раньше, чем упал. Подогнулись колени, а потом он ткнулся лицом в землю.

Все.

Запах пороха и крови.

Твою мать, - сказал я, поднимаясь на ноги и оглядываясь. - Бойня...

Два трупа в баре, три на веранде, считая убийцу.

Приехали.

На хрен, - пробормотал я по-русски, убирая пистолет в кобуру. - На хрен все, я ушел.

И ушел. По пирсу, в противоположную от моей лодки сторону. Обогнул марину по кругу, благо на это больше десяти минут не надо, вышел на причал и позвонил на мобильный сына:

Возьми лодку и сними меня с причала. Да, вот с этого, смотри, я рукой тебе машу.

Он меня заметил.

Огляделся - пока за мной никто не гнался и на самом причале, и на подъезде к нему было пусто. Найдут, понятное дело, но... почему-то сам вызывать их я не хочу. Может ну его, просто сняться отсюда и перебраться... ну, хотя бы в порт Бануса? Или в Кабопино?

Нет, без толку, все равно найдут.

3

Уже к вечеру этого дня я понял, что меня не найдут. И не станут искать. И убитый мной полицейский уже никого не волнует. Люди начали сходить с ума, один за другим. Да, как раз полицейские, военные, пожарные и врачи. В первую очередь. Бросаясь на коллег, пациентов, задержанных. У кого было оружие - тот стрелял, у кого не было - бросался с ножами, мебелью, душил, вцеплялся в глаза, с диким криком, истекая слюной как бешеное животное.

Я помню свои ощущения - какой-то холодный ком в животе стоял все то время, что я смотрел новости и опять искал информацию в интернете. Уже к вечеру степным пожаром разнеслась новость - это вакцина. Непроверенная новая вакцина, которая разошлась уже по всему миру. Среди ночи появилось еще одно заявление Бреммера которое иначе и назвать было нельзя как "Будьте вы прокляты", в котором он обращался к правительствам и ООН.

Ночью пришло сообщение от Рэя:

"Мы отплываем на Кюрасао". И все. Отослано с мобильного телефона. Думаю, что отсылал он его откуда-то в спешке. На мой вопрос он уже не ответил, был офф-лайн.

Днем я несколько раз слышал стрельбу, а крики доносились с берега постоянно. Я вытащил из тайника еще и дробовик, выложил его на стол, а с пистолетом больше вообще не расставался.

Ближе к вечеру, часов в пять, на причал вышли двое: рослый пожарный с короткой черной бородой, со звоном волочащий за собой по асфальту пожарный топор, и какой-то мелкий парнишка лет семнадцати, который нес обломанную острую палку. Его лицо было измазано кровью, словно он жрал мясо как собака, в крови же были и руки, по самый локоть. Пожарный прихрамывал. Я помню, что услышал их дыхание - тяжелое, с присвистом и сипом, частое как у собаки на жаре.

Гадство, - сказал я, схватив дробовик сто стола и поднимаясь из рубки на палубу.

Ты что, с ума сошел? - жена смотрела на меня, не веря своим глазам.

Пугану, если сунутся, - сказал я, не веря уже самому себе.

Пугануть не получится. Достаточно посмотреть на их лица - злобные и совершенно, абсолютно безумные.

Нас увидели. Не знаю, что занесло их на этот пирс, но увидели нас они только сейчас. Подросток присел, словно желая стартовать с низкого старта, худое его лицо странно перекосилось, окровавленный рот открылся и он заорал. В крике ничего человеческого не было, это уже был вой животного, увидевшего добычу и жаждущего убийства.

Они бросились вперед разом, оба, каждый занося свое оружие для удара.

Стреляй! - закричала жена за спиной, но уж об этом напоминать мне точно не требовалось.

Дробовик гавкнул раз, ударив в плечо, порция картечи ударила подростка в низ груди, заставив согнуться пополам. Скользнуло назад и вперед цевье, выбрасывая гильзу и загоняя в ствол следующий патрон. Пожарный бросился не по прямой, а побежал по дуге, занося топор для удара и глядя в глаза мне, и словно льдом осыпало - такой концентрированной злобы и ярости я никогда в своей жизни не видел. Мне просто стало страшно. Вот теперь стало страшно по-настоящему, до усрачки.

Его маневр и, главное, взгляд, сбили прицел, второй мой выстрел прошел мимо, а через секунду он уже подбежал к краю причала и прыгнул к нам на корму. И наткнулся на удар прикладом дробовика в грудь, отбросивший его назад. Он завалился, зацепившись каблуком тяжелого ботинка за край борта, затем ударился затылком о причал и упал в воду, с брызгами и все тем же истошным криком. И я, перегнувшись через борт, выстрелил в него снова, почти в упор. Плеснуло, воду окрасило кровью, а затем он исчез под водой и больше уже не всплывал. Затем я снова выстрелил в подростка, который корчился на причале. Он затих.

Что это? - голос жены был тихим и совсем потерянным.

То, о чем говорят. Вакцина, - ответил я, перезаряжая ружье.

И что делать?

То же, что пока и делали. Только от причала уйти надо. На якорь. Чтобы до нас было не допрыгнуть. Ярек, - повернулся я к сыну, статуей замершему на выходе из рубки. - Заводи двигатель. Слышишь? - он вроде кивнул. - Заводи. Нечего нам здесь стоять. И хорошо, что Сашка в каюте. Хотя бы она не видела.

На наши выстрелы никто не пришел и не приехал. Труп подростка так и остался лежать на причале. Мы отошли от причала метров на двадцать и сбросили якорь, остановившись почти у самого выхода из порта. Здесь до нас точно не допрыгнешь. Правда, психанутый полицейский еще и стрелял, так что лучше и выстрелов опасаться.

Скука исчезла, сменилась беспокойством и страхом. К утру, когда мы подошли обратно к причалу чтобы подсоединиться к электричеству и зарядить все, что можно зарядить на борту, отрубился интернет. Только что работал, а тут раз - и отключился. Вместе с мобильной связью, которая у нас была от того же провайдера. Телевизор продолжал что-то принимать, но все, что можно было видеть - уже не новые съемки врачей с вакциной, портретов пойманных террористов, все в записи и без комментариев - и никаких настоящих новостей. Электричество хотя бы не отключилось. И радио, радио еще осталось, некоторые станции продолжали вещать. Нет, никто не говорил как спасаться и куда эвакуироваться, они просто рассказывали о том, что люди сходя с ума и бросаются на других людей. Больше им нечего было сказать, потому что в первую очередь свихнулись те, кто и должен был спасать остальных.

Что будем делать дальше? - спросил сын после того, как он подсоединил кабель к разъему и перешагнул обратно на борт "одиссея".

Я пока не знаю, Ярек, - я посмотрел ему в глаза.

Выглядел он... нормально он выглядел, уверенно в себе. Держится.

Ладно, подожди минуту, - добавил я, натягивая латексные перчатки. - А то этот вонять скоро начнет. Уже начинает, - добавил я, показав в сторону убитого подростка.

Перебрался на причал, присел возле трупа. Ну... подросток как подросток... если не считать следов крови на лице и руках. Это что? Он ел что-то? Странно. Зомби какие-то, хотя и не зомби. Зомби, если верить кино, мертвые, а эти точно были живыми. Просто опасными психами. Но живыми. И убило их как и всех людей. Подростку заряд картечи попал в живот, а второй, которым я его добил - в грудную клетку сбоку. Зомби от такого не умирают, если верить кино. И кровь из зомби так бы не текла, потому что они мертвые, а из этого потоком хлестала.

Схватил труп за запястье, подтащил к краю причала и столкнул в воду. Всплывет? Нет, не думаю, для этого в нем газ должен скопиться, а этот... весь дырявый. Не скопится. Наверное. Пусть лучше под водой, чем лежит совсем рядом. Сашка боится выходить из каюты и смотреть в ту сторону. Правда... что-то мне подсказывает, что ей еще придется смотреть... на всякое.

Прошло еще три дня. Дети уже не рвались никуда с яхты, Сашка играла молча, она стала непривычно задумчива и тиха. Стало по-настоящему страшно, пришло осознание, пусть и с опозданием. Мы не видели всего самого жуткого, отсюда, из тихого угла спортивного порта. Прошла мимо нас паника, прошла смерть, прошли чудовищные пробки на дорогах, которые успел показать телевизор, потому что люди в последней попытке убежать то ли от своего страха, то ли от самих себя, срывались с места и ехали неизвестно куда с непонятной надеждой. Яхта стала нашей "башней из слоновой кости", и только потом, когда вдруг сначала стало тихо, а потом появились страшные тени ночью, мы наконец осознали, что оказались в ночном кошмаре, ставшем реальностью. И выхода из него нет, совсем, и то, что уже свершилось, никак обратно не отмотать, не получится уже.