Клэр Шеридан - Из Лондона в Москву Страница 8

Я поручила ей забрать посылки на моё имя, а сама взяла такси и сказала шофёру: «Дворец кронпринца!». Он утвердительно кивнул и поехал совсем в другую сторону. Мы остановились напротив "Kronprinzen Hotel". Спорить было бессмысленно. Мне ничего не оставалось, как вбежать в отель и найти кого-нибудь, кто говорил бы по-английски. Я объяснила свою ситуацию. Это очень позабавило работников отеля и шофёра такси, когда ему разъяснили, куда мне на самом деле было нужно!

Принц Густав выглядел таким одиноким в этих огромных залах, где ещё совсем недавно звучал её голос (кронпринцесса скончалась в мае 1920 года). Он предложил мне присесть и стал расспрашивать о моих планах и самой поездке. Принц с интересом слушал меня и заметил, что я поступила совершенно правильно, уладив вопросы персональной выставкой в октябре, иначе пришлось бы пожертвовать поездкой. Он выразил беспокойство о возможных опасностях, но искренне добавил, что это моё личное дело, и никто не имеет права решать за меня. Конечно, его интересовало, что за люди Каменев и Литвинов. Ничего не утаивая, я поделилась своими впечатлениями.

Пока мы разговаривали, позвонил Каменев и сообщил, что Консулат Эстонии предоставил мне визу.

Нас пригласили к столу. Фрейлины и A.D.C. казались озадаченными. Для них, привыкших к строгому этикету, было невероятным, что приходилось сидеть за одним столом с человеком, едущим в Россию в компании с Каменевым, чтобы там лепить бюсты Ленина и Троцкого!

Принцу очень хотелось, чтобы я не чувствовала ни в чём недостатка. По его приказанию мне принесли две огромные жестяные коробки печенья и сигареты. Ко всему прочему, он отложил свои предстоящие поездки в Афины и Италию в надежде, что мы снова встретимся, когда я буду возвращаться обратно. Принц галантно проводил меня до такси, ожидавшим во внутреннем дворе, и пожелал удачи.

Я вернулась в "Grand Hotel" и к своему ужасу увидела большую группу «товарищей», сидевших за столом в номере у Каменева. А нам предстояло немедленно уехать, чтобы успеть на пароход, отплывающий в Ревель (Таллин).

17 сентября 1920 года. Пятница.

Сейчас вечер. Мы только что причалили в финском порту Hongo. По приказу властей, никому не разрешено покидать пароход. Между Россией и Финляндией мир ещё не установлен, поэтому Каменев, сойди он на береге, может быть запросто арестован. Последний раз, когда он прибыл в Финляндию, не зная, что город в руках белых, его заключили в тюрьму на три месяца, слава Богу, не расстреляли. Пока всё в порядке. Наш небольшой пароход держится вблизи Оландских островов. На ночь нам придётся пришвартоваться в Hongo, поскольку до Ревеля ещё сутки пути, а на этом участке попадаются плывучие мины.

Полдня я проспала в своей каюте, а вторую половину дня провела на палубе в беседах. Я совсем потеряла счёт времени, кажется, что наше путешествие длится бесконечно. На борту совершенно нечем заняться. Почти все пассажиры направляются в Россию. Мы с интересом разглядываем друг друга, стараясь угадать, кто есть, кто. На одном пароходе собрались Товарищи, возвращающиеся домой, журналисты, коммерсанты и банкиры. Кто-то надеется беспрепятственно покинуть Ревель, и кому-то это удастся, а кое-кто потерпит неудачу.

Каменев находится в центре всеобщего внимания, и нам удалось завязать несколько знакомств. У нас образовалась небольшая группа друзей, с которыми мы как будто давно знакомы. Завтра прибудем в Ревель. Это настолько здорово, что даже трудно поверить! Совсем недавно я волновалась, что не попаду на этот пароход, а сейчас, кажется, что целый мир плывёт мне навстречу!

18 сентября 1920 года. Суббота.

На закате мы отчалили от Hongo, но поднялся такой шквальный ветер, что пришлось бросить якорь у входа в бухту и несколько часов переждать непогоду. Никто не жаловался на задержку, как будто, никто никуда не торопился. Никого не волновало, что мы выбились из графика. Похоже, нами овладело чувство покорности перед неизбежными обстоятельствами. Скорее всего, покорность судьбе – русская черта.

Солнце ослепительно сияло, когда мы, наконец, вышли в открытое море. В это время у меня завязался очень интересный разговор с господином Ашбергом, шведским банкиром

Ашберг вовлёк меня в обсуждение политической экономики, о которой я не имела ни малейшего понятия. Он рассказывал интересные вещи о коммерческих и деловых связях между большевиками и Германией, при этом для меня выяснилось, что большевики на самом деле игнорируют немецкий рабочий класс и имеют дело исключительно с немецкими банкирами.

По моим понятиям, они и не могли действовать иначе. Но я так плохо разбиралась в подобных вещах, что пришлось задать массу вопросов. Надеюсь, со временем мне удастся разобраться. Тот факт, что я нахожусь под крылом Каменева и направляюсь в Россию, видимо, даёт людям основание, разговаривать со мной как с мужчиной. Это так не похоже на натянутые светские разговоры в душных аристократических гостиных. Некоторые даже осмеливаются затрагивать вопросы о вещах, о которых говорить не принято, и просят замолвить словечком перед Каменевым!

На закате мы прибыли в Ревель. Готические замки и звуки старинных колоколов, как в Италии, напомнили каждому, что это уже не Скандинавия. Единственный автомобиль, стоявший на берегу, оказался встречавшей нас машиной. Вместе с нами по трапу на берег спускался мужчина, в котором я подозревала британского агента. Садясь в коляску, он заметил с иронией, обращаясь прямо ко мне: «Как предусмотрительно с вашей стороны иметь машину».

Нас поджидали двенадцатилетний сын Каменева и ещё двое детей Гуковского, Советского Представителя в Ревеле.

Пришлось плотно уложить багаж, потому что места для него оказалось очень мало. Александр Каменев и солдат Красной Армии встали по бокам машины на подножки. Таким образом, наш перегруженный автомобиль, отчаянно дребезжа, покатился по узким средневековым улочкам.

Всё, что произошло потом, вспоминается как в тумане. Я очень устала, и город был погружён во тьму. На небе сияли звёзды, но уличные фонари не горели. Мы подъехали к унылому зданию под названием Отель «Петербург», который, как оказалось, был целиком предоставлен в распоряжении большевиков. Помещения были грязными и мрачными, по ним ходили странного вида люди, разговора которых я совсем не понимала. Они с удивлением смотрели на меня, многие пожали мне руку. Каменев был настолько занят, что не разъяснил мне, каковы наши планы, и что мы будем делать, а, может быть, он просто забыл, что я не могла понять, что происходит. Каменева окружило множество людей, и я не могла даже близко подойти к нему со своими вопросами. Поэтому мне ничего не оставалось, как бродить вокруг, присматриваться ко всему происходящему, и полагаться только на свои глаза, ведь русской речи я совсем не понимала! Каменев оказался в центре бесконечных споров, при этом все говорили одновременно и очень громко. Сначала я подумала, что они обсуждают какие-то важные государственные дела, а оказалось, что вопрос стоял о том, где мы все будем ужинать. Наконец, решили, что мы пойдём к кому-то из товарищей, и его жена накормит нас ужином. Поэтому мы вышли на улицу и пошли пешком по вымощенной камнем мостовой. На улицах было много народу. Люди двигались словно тени, их лица становились различимыми, только когда попадали в полоску света около входных дверей. Мы шли парами. Рядом со мной шагал Александр Каменев, хороший и внимательный мальчик, но он умел говорить только по-русски.

Мы добрались до отеля (Отель! Это заведение очень напоминало дешёвую гостиницу). Нас провели в номер, где мы нашли гостеприимный приём. Радушная хозяйка, жена товарища, говорила со мной на приличном французском.

На столе уже стоял самовар. Мы выпили душистого чаю с лимоном и с копчёной осетриной, положенной на большие куски белого хлеба, намазанного маслом. Каменев и два товарища настолько оказались увлечёнными беседой, что ничего не попробовали. Один товарищ что-то говорил, Каменев делал пометки в блокноте, а наш хозяин, маленький нервозный мужчина, скатывал хлебные катышки.

Хозяйка наседала на меня с расспросами: «Что вас заставило покинуть Лондон?». И далее: «Как долго вы добирались от Стокгольма до Ревеля? О, дорогая, вы прибыли с опозданием на полтора дня! Вы не в курсе местных событий. Позвольте мне вам кое-что рассказать… Действительно ли господина Каменева chasse (попросили) из Англии? Правда, что Красин тоже скоро вернётся?.. Какие у вас прекрасные волосы, мадмуазель! Это ваш естественный цвет? И вы не делаете завивку?.. Это верно, что в Англии голод? Я слышала, что у вас исчезли сахар и масло. Здесь тоже начнётся голод, когда ваши рабочие объявят забастовку… Вы привезли с собой плащ от дождя? А зонтик? А других туфель у вас нет, на толстой подошве? Вы ведь слышали, что в России ничего нельзя достать. У вас есть галоши? Это замечательно! А мыло вы привезли? Вы знаете, вам постирают бельё, если у вас окажется для этого мыло…».