Автор неизвестен - Торикаэбая моногатари, или Путаница Страница 9

Он рассказал принцу, что, мол, один влиятельный человек прислал его племянника с такой просьбой.

Принц Ёсино слегка задумался. «Этот сановник купается в роскоши, и сердце его должно быть открыто только бабочкам и цветам, тому, что утонченно и изящно, так с чего бы, узнав обо мне, ему отправляться в далекие горы? Должно быть, это как раз человек, предназначенный мне судьбой. Очень хорошо, пусть приходит».

Принц Ёсино обрадовался и согласился принять Советника. Священнику это показалось немного странным, но он подумал, что у принца имелся свой расчет.

— Я думал, что дело может оказаться трудным. Было бы жаль, если бы тебе пришлось уйти ни с чем, но принц ответил, что согласен.

Племянник священника вернулся с радостной вестью и обо всем рассказал Советнику. Тот несказанно обрадовался, предчувствуя, что его мечты наконец-то сбываются:

— Будьте осмотрительны, ничего никому не говорите, держите язык за зубами, — предупредил Химэгими посланца.

«Если я вот так сразу, после первой же встречи, покину этот мир, принц может подумать, что мой поступок необдуман, и это ему не понравится, лучше я сначала повидаюсь с ним и обменяюсь клятвой учителя и ученика на все жизни вперед. Потом же вернусь домой», — размышлял Химэгими.

— Я видел очень неспокойный сон, и толкователь сказал: чтобы очиститься, мне следует провести дней семь-восемь в горном храме. Если людям станет известно, где я, мне не дадут покоя, обязательно кто-нибудь приедет, а я хочу сосредоточиться на молитве, — туманно объяснял Химэгими.

Раньше, когда ему случалось уезжать, и они с Ённокими были вынуждены расстаться на несколько дней, перед расставанием они так грустно и нежно беседовали друг с другом — было сразу видно, что их соединяет глубокое чувство. Но после того, как его одурачили и тот человек занял его место в сердце Ённокими, все стало не так. Ённокими было стыдно и горько, да к тому же и она с тоской осознала, насколько глубока ее связь с другим. Это было так жестоко, и она полагала, что муж тоже должен был думать точно так же. Химэгими же просто отстранился, не зная, есть ли у него причина сердиться на нее, и то, что он выглядел таким равнодушным, вызывало в ней ревность.

С Химэгими был только проводник — племянник священника, да еще четыре-пять близких людей, в том числе и дети кормилицы. Они отправились в путь тайно. Стояла девятая луна, несказанно красивый вид гор привел Химэгими в волнение. Вот он идет в какую-то даль… Тут ему стало уныло и одиноко. Он не знает, что с ним станется, что подумают отец и мать. Если его одолевают такие чувства, когда он знает, что уходит лишь ненадолго, то что же будет, когда он решится покинуть мир навсегда? Ему было стыдно.

Из глаз моихСтруятся слезы.Как странно…Ведь это не та дорога,Которой уйду от мира

С дороги провожатый был послан вперед, поэтому в доме принца Ёсино все было убрано, вычищено и приведено в порядок, все переоделись и ждали гостя. На закате принцу доложили, что Советник здесь. Химэгими поправил свои одежды и вошел. На нем были штаны из шелка с волнообразным узором и вышитыми колосьями осенних трав, нижние одежды, вытканные золотыми и серебряными нитями, с плеч спускалась красно-коричневая дорожная накидка. Казалось, он испускает сияние — так он был блистательно прекрасен. Даже если бы в эту минуту спустился с неба паланкин, приглашая усесться в него и отправиться в рай, всякому захотелось бы остаться на земле, чтобы налюбоваться Химэгими.

Могло же такое случиться! Чтобы в эру «конца закона» и всеобщего упадка родился такой человек! Принц обрадовался, внимательно разглядывая, как усаживается Химэгими. Сам принц тоже был очень красив: исхудавший от постов, белокожий, с чисто выбритой головой, благородно-поджарый. Он выглядел моложе и свежее, чем ожидал Химэгими.

Вскоре они стали разговаривать уже без стеснения, и принц Ёсино с удивлением отметил, что Советник обладает знаниями, редкими для этого мира, что он — человек выдающийся. И когда он только успел так выучиться! Поскольку сердцу принца было явлено, что этот человек предназначен судьбой служить поводырем его юным дочерям, пока те не повзрослеют, принц был очень любезен и откровенен, он рассказал, как он приехал в Китай, о своем великом несчастье, о двух необыкновенных дочерях, которых он не мог оставить, о том, как оказался заложником ужасных слухов и пленником мелочности этого бренного мира. Теперь же дочери стали его путами, и из-за них он не может скрыться далеко в горах. Принц не выглядел святым, но тому, кто видел этого благородно-печального и сосредоточенно-спокойного человека, было трудно сдержать слезы. Плакал и Химэгими:

— Неужели и вправду все это с вами случилось? Что до меня самого, я не таков, как другие… У меня будто бы нет причин чувствовать себя одиноким и обиженным, но на самом деле я с детства был странным, не как все, ни на кого не похожим. Теперь я твердо понял это и думаю, что мне не стоит жить в этом мире.

Когда Химэгими сказал так, принц понимающе вздохнул:

— Конечно, вы считаете, что бессильны что-то изменить, но все когда-нибудь разрешится. Причины настоящего кроются вовсе не в настоящем, это воздаяние за прегрешения, совершенные в прежних жизнях, во всяком случае вам следует так думать. Нет смысла вздыхать о том, как обстоят дела в нашем мире или же возлагать на кого-то вину — это вовсе не ведет к пониманию. Что бы то ни было — не следует ненавидеть этот мир. Я вижу, что в будущем благодаря вашему браку вы вознесетесь на недосягаемую высоту. Не стану распространяться о том, как это произойдет, естественным образом вы сами поймете, что я имею в виду. И не станем больше говорить о том, что написано на наших лицах, — сказал принц.

«Что можно увидеть на моем лице, да и как вдруг с моим телом я смогу занять какое-то высокое положение?» — подумал Химэгими и сказал:

— Вот что, о ваших дочерях… Не уверен, достаточно ли я надежен, но пока я остаюсь в этом мире, я позабочусь о них. Вы можете больше об этом не беспокоиться, — сказал он.

— С самого начала я не хотел, чтобы кто-то знал о моих дочерях. Но сама судьба послала мне вас. Пусть это и покажется странным, но я вам скажу: я не хотел для своих дочерей того, чего обычно желают родители, но пока они живут здесь со мной, я, несмотря на желание оставить этот мир, не смогу этого сделать. Здесь никто их не посещает, а как им прожить, если они не замужем? Не могу же я заставить их вечно оставаться здесь? Все мы в руках судьбы и сбудется ли мое желание уйти — неизвестно. Не думаю, что им удастся прожить так осмотрительно, чтобы избежать кривотолков. Я хочу покинуть этот мир, но меня огорчает, что я не знаю, когда это сможет осуществиться. Это так печально! — принц говорил и говорил, заливаясь слезами до самого рассвета.

В речах этого необыкновенного человека все, о чем он говорил, становилось ясным — пусть речь шла даже о Китае и Корее, не было ничего, в чем можно было бы усомниться. Химэгими ликовал — он будто бы проник в глубины ада и высоты рая. Это было счастье! Исчезло даже недовольство собственным телом. Он был очарован и печалился вместе с принцем. За время их беседы у Химэгими ни разу не возникло желания встать и уйти.

Когда принц показал ему книги, о которых никто в Японии и не слыхивал, Химэгими выказал такую глубину знаний и суждений, что принц решил, что и в Китае ему нет равных. Химэгими не уступал и самому принцу Ёсино. Принц радовался — перед ним находился редкостный человек.

Когда они выбрали темы для сочинения китайских стихов, Химэгими сложил так, что это превосходило сочиненное самими китайцами. Когда они взяли в руки кисти, почерк и манера письма Химэгими оказались непревзойденными. «Передо мной выдающийся человек! — с изумлением думал принц Ёсино. — Видно, он перевоплощение божества!» Все более утверждаясь в этой мысли, принц рассматривал Химэгими с нескрываемым интересом.

Несколько дней миновали незаметно. Принц Ёсино, очарованный безграничностью талантов своего гостя, стал даже пренебрегать молитвами. Химэгими слышал, что звуки семиструнного кото — необычайно прекрасны. И вот как-то лунной ночью принц взял инструмент в руки. Печальная и столь необычная музыка была чарующей.

Принц отложил кото в сторону. Химэгими в свою очередь взял его и стал наигрывать. Невероятно, но вдруг послышалась та же самая мелодия, что звучала только что!

— То, как прозвучали эти последние звуки… Мои дочери, о которых я так волнуюсь, я ведь учил этих бедняжек! Вы сыграли точь-в-точь, как они. Даже я, горный отшельник, привыкший к ветру в горах Ёсино, не смог бы лучше. Мне так приятно, что вы меня посетили, ни в коем случае не хочу, чтобы вы подумали, что я оказываю вам холодный прием, — сказав так, принц Ёсино прошел в комнату дочерей.