Admin - i abe4dc52fd6b0e67 Страница 9

   От удивления он открыл глаза. И удивился вдвойне: вся передняя часть, от крыла до крыла, оказалась прозрачной (как странно: вдали танк казался железным...). Внутри были двое: механик-водитель на левом сиденье и, "в позе Гагарина", кто-то на правом. "Гагарин" лежал ниже окон, и, судя по бликам, смотрел на экран. Небольшой рычажок в его пальцах сместился, и башня крутнулась. Орудия плюнули дымом, но - тихо! Ни грохота залпа, ни звона от гильз. Только звук, будто кто-то подставил под воздух пропеллер: короткое "тфр".

   Наводчик отдал санитарке водителя: им повезло, что снаряд промахнулся. Механик-водитель был ранен: удар, оторвавший катки, вырывая их "с корнем", оставил торчать из-под полика кромки железа. Но в принципе всё обошлось.

   И наводчик рванулся к машине, в каком-то бойцовском запале решившись стрелять из подбитого танка... Из борта, вскрывая его как консервы, посыпались искры: короткий удар просадил оба борта навылет!

   Солдат наблюдал, созерцал в невозможном паническом трансе, как шёл неприятель: продуманный танец немыслимой логики, жуть красоты запредельной синхронности. Видимый хаос невиданной пользы.

   За пультом сидел математик. Сейчас, наблюдая за битвой, он понял механика: он не считал вероятности разных событий, он видел весь бой как систему! И это - механик был прав - было кайфом. Он видел трансляцию с разных машин и с заранее спрятанных камер, радар, тепловизор... он чувствовал, что сейчас будет, и знал: это "чувство" от знания!

   Вот неприятель утратил желание мыслить...

  -- Пронзаем на слове "Венера", - сказал математик.

   В эфире, кончено, полнейший бардак: "We're heading for Venus", - гремит "Европа", "Махнём на Венеру", - поёт астроном, и на самом конце слова "Venus" взвывают моторы... но самое тихое слово бывает услышано. Это - обычный "дурдом" библиотечного холла.

   Солдат не стрелял. Раз за разом машины противника были на мушке, но выстрела не было: толку палить по броне...

   Неприятель вдруг вышел из боя: сорвался и бросился в тыл наступающим. Все одновременно! Перед солдатами было куда наступать, но...

   Но солдат опустился на землю и, глядя под ноги, сидел, заряжая винтовку. Толкнули. Солдат испугался, подумав, что это был танк, а потом побежал, атакуя, "откуда пришёл". "Ещё один такой день - и я на "Канатчиковой даче""...

   Противник крушил их обоз. Его танки вползали на велотележки, колёса машин втаптывали в землю мешки с провиантом, солдаты противника споро грузили патроны... Увидев бегущих, они издевательски, "с бедра", "веером" выпустили по "рожку", и, запрыгнув в машину, поехали.

   Рядом заговорил пулемёт.

  -- Сади, не жалей патроны!..

   Солдат повалился на землю, прижался к винтовке плечом. Выстрел... мимо: дыхание сбило винтовку. Солдат передёрнул затвор и пальнул на задержке дыхания... и - не попал: в момент когда щёлкнул курок, в глазах потемнело. Оружие дёрнулось, и он судорожно, хрипло вдохнул.

   Сержант авангарда всё понял: угроза "котла", выходить нужно в сторону тыла.

  -- Отходим! - скомандовал - Быстро! Быстрее же! В плен захотели?

  -- А нам, блин, привычно: у вас в плену мы уже были!

  -- Кто такой умный? - сержант оглянулся на голос.

   По взглядам ребят и винтовок он понял, что зря любопытствует.

   Над головами по "тенту" прошлась пулемётная очередь. Снова лишь чуть поцарапав: внутри этот "тент" был мощнейшим листом композита. Ребята сидели в глубоких "ковшах" пристегнувшись; в ногах были ящики, взятые ими в обозе. Под полом неистово выла турбина, почти вхолостую срывая колёса в занос. Водитель закладывал новый вираж, пулемётным огнём торопя отступающих.

   Вдруг перед носом возникла фигура: Непримиримый, они же Индейцы. Он, встав на колено, прицелился в область водителя. В непробиваемый триплекс! Он был слишком близко. Он, видимо, знал, что машина его не объедет. Надеялся прыгнуть под брюхо?

   Водитель рванул рукоятку поддува. Турбина отчётливо всхлипнула, джигер подпрыгнул. Ребята, дождавшись удара подвески о грунт, распахнули "багажные" дверцы. Ведь зрелище этого стоило: Непримиримый сидел и как чокнутый пялился в небо. Водитель, уже не таясь, дал стандартный поддув; КВП, расширяя дугу, чуть бочком полетел на исходную.

  -- На, раздраконивай ленту...

   Сержант отдышался.

  -- Обоймы пополнить. Патроны беречь.

   Офицер в лазарете. Теперь, по Уставу, командует старший по званию: он, оружейник. Он знает, что надо добраться до склада: патроны уже на исходе, продуктов солдаты и так несут максимум на день. Он сверился с картой: до склада...

   Индейцы возникли как лешие. "Нет того склада", сказали Индейцы.

   Дневник офицера: "Подсумки пустеют: склады уничтожены. Мы экономим патроны, хотя неприятель стреляет без умолку. Хочется есть. Сухари на складах оставляют, но - только одни сухари. И немного. Мы делимся. Поровну. Патронами и сухарями."

   Геолог закончил стрельбу. Прикрывая историка, чуть задержался, по-прежнему глядя в прицел, как солдаты беспомощно ждут нападения.

   Здесь дело сделано. Пользуясь ночью, он тихо отполз за опушку и впрыгнул в машину. Неслышно поехали: мощный мотор был запущен как пневматический (вместо негромкого рыка - лишь шелест реактора Вальтера). Ожил экран: обновился рисунок ИК, получаемый "с воздуха". Через минуту мотор загудел, трёхколёска ("бобслей" на трёх "дутиках") мощно ускорилась.

   Он отключил тепловизор на шлеме, связался с механиком.

  -- Есть что-нибудь для меня?

  -- Информация по нашему "Ковпаку": пехотный капитан.

  -- У них в сухопутных всего два капитана.

  -- Второго, пожалуй, отсеем: он реагирует на позывной.

  -- Так. Я за ним послежу: если после войны его недостаточно обласкают, значит он принят в "секретное Политбюро". Ergo sum.

   На полученной карте отряд был по курсу. Машина свернула: ребята не взятые в армию, девочки - это не цель. Цель атаки (для них ещё три на сегодня) - склады и солдаты. Убить ожиданием боя и страхом потратить патроны. Заставить не спать, вынуждать на манёвр.

   Офицер потерял счёт времени. Явно не день и не два он с ватагой надёжных ребят (что когда-то звалась батальоном, две роты) пытался хоть что-нибудь сделать. Как только они, прибежав на останки недавнего склада, валились в голодной усталости, рация вновь оживала: мол, видели пару противников. Снова бегом, в цепь, прочёсывать - с остервенением, яростно, злобно, с единым желанием мести.

  -- А может, "влудить" по заводу?

   Механик погладил ракету: завод "производит" патроны, и встань он - поставок не будет.

  -- И даже не думай, - ответ математика, - Пусть покорячут в три смены. Полезно.

   Дневник офицера: "Патронов почти не осталось. В обоймах винтовок по паре, а пулемёт... пулемёт был оставлен: обуза.

   В деревне единственный житель, девчушка (всего - пять домов: все три парня воюют (один - с Капитаном), одна из девчонок - сестра милосердия), вышла навстречу. Врага здесь не видели. Как и еды: по расходу должны подвозить на двоих, но...

   Поделились мы с ней сухарями, и в кои-то веки (действительно, будто бы годы прошли!) натопили в оставшихся избах, и спали в тепле. Поутру... то, что было на завтрак, любой кто не голоден мог бы назвать только "щи из травы". Но с каким наслаждением ели мы это, и только хозяйка пугалась, когда чугунок с лёгким звоном отбрасывал пули..."

   В землянке, едва освещённой единственной лампой, с утра уже был Командир. Над столом, над разложенной картой, склонились штабисты; сидел шифровальщик с блокнотом. На стенке висел телефон, а в углу, в "пирамиде", стоял пулемёт.

   На часах поздний вечер, но штаб интенсивно работал: противник не ждал. Командир продолжал диктовать приказания, выглядел бодрым, однако усталость уже подступила. Казалось, что свет в глазах медленно-медленно гаснет... или не показалось?! Он может спокойно смотреть на спираль!

  -- Что со светом, электрик?

   В ответ дверь слегка приоткрылась, и что-то влетело.

  -- Граната! Ложись!!!

   Ослепительно яркая вспышка, и... жуткий грохочущий визг. Прилетевшее резало уши - до боли, реальной физической боли!

   Сквозь яркие пятна в глазах он заметил, как кто-то орудует. Взяв пулемёт, он рванул рукоять и нажал на гашетку. Секунду оружие билось в руках, в абсолютном безмолвии сыпля куда-то в сияние, и - темнота. Темнота посреди угасающей боли.

   Начкар шёл проверить посты. Не услышав положенный окрик, он щёлкнул затвором, и тихо позвал: "Часовой!". Часовой не ответил. От штаба послышался крик: говорящий, не слыша себя, говорил, тем не менее, ровно. Не так как в бою.

   "Он контужен?!" Начкар побежал. Поднырнув под масксеть, он едва не упал, зацепив часового. Солдатик лежал, и начкар испугался: забыв обо всём, он упал на колени и принялся щупать, в надежде и страхе готовясь почувствовать кровь. Вместо этого в пальцы лёг шприц - оперённый, как те, в зоопарке, для хищников...

   Спал тот солдат. Не по собственной воле, но спал.