Неизвестно - Untitled.FR11.rtf5 Страница 9

Весь вечер размышлял над этими приметами. Не понимаю, как это может совме­щаться с принципом космических перелетов, установленным еще Циолковским?

Или же нужно согласиться с тем, что есть умершие, а есть улетевшие?

Может быть, в этом и скрыта разгадка противоречий нашей цивилизации?

Вернулась Полякова.

Вместе с ней приехал и Векшин.

Они выпили у Поляковой, а потом пошли в «Приватизационный комитет».

Я пришел туда, когда там уже шла драка.

Векшин, забившись под стол, кричал:

— Не бейте меня! Я депутат! Вы не имеете права!

Петр Созонтович, однако, не слушал его и пытался достать Векшина ногой под столом.

Я поинтересовался у Абрама Григорьевича, что здесь происходит.

— Молодой человек! — горестно воскликнул Лупилин. — Вы помните, я вам говорил, что, пока мы пьем, люди занимаются делом. И вот, пожалуйста! Пришел этот гражданин и говорит, что он уже приватизировал нашу квартиру и нам всем следует отсюда выехать.

— Фёдор! — скомандовал мне Петр Созонтович. — Прими на себя стол, чтобы я ногу не ушиб.

Я взялся за один край стола, а Петр Созонтович за другой, и мы передвинули в сторону это убежище Векшина.

Векшин, воспользовавшись тем, что руки Петра Созонтовича были заняты, вскочил на ноги и, оттолкнув Абрама Григорьевича, бросился к двери.

Однако Федорчуков оказался проворнее.

Успел схватить Векшина за шиворот.

— Эт-то куда, а? Нет, ты постой, поговори с избирателями!

И коротко ударил Векшина кулаком в живот.

Векшин согнулся пополам.

Последний раз я видел, как избивали Векшина санитары в стационаре. Но они тогда совершали скучную, хотя и необходимую лечебную процедуру, а Петр Созонтович вкладывал в удары всю свою раскрепощенную перестройкой душу. Лицо его раскраснелось, он входил в раж не сумбурно, как в уличной драке, а не­торопливо и основательно.

— Ну ладно. — сказал он, когда Векшин снова заполз под стол. — Отдохни маленько. Я тоже пиджак сниму, а то взмок весь.

Засучивая рукава, он так нежно смотрел на Векшина, что тот не выдержал.

— Это не я! — закричал он из-под стола. — Это она! Полякова!

— Что Полякова? — заинтересованно спросил Петр Созонтович.

— Это она меня подговорила приватизировать вашу квартиру!

— Т-так. — сказал Петр Созонтович и внимательно посмотрел на Полякову.

— Он врет! — закричала Полякова слишком громко и торопливо, чтобы ее вос­клицание могло быть правдой.

— Я вру? — закричал Векшин. — А кто Выжигайлу охмурял, чтобы он денег дал? А в мэрии ты сказала, что здесь еще люди живут?!

— Трус! — заорала в ответ Полякова. — Слизняк!

Не хочу далее описывать эту тягостную сцену, из которой со всей очевиднос­тью явствовало, что Полякова не теряла времени в этом году.

Получив ссуду от господина Выжигайло, она через Векшина заплатила взятку в мэрии, и там оформили на ее имя приватизированную квартиру. Взамен Поля­кова должна была, нарушив долг супружества, выйти замуж за Векшина, а Выжи- гайле сдать в аренду пять комнат сроком на сорок лет под офис и склад.

Допрос, из которого всё выяснилось, длился долго, но Векшина больше не били, и он, вытер с лица кровь, приосанился и вновь приобрел, хотя и побитый, но все-таки депутатский вид.

— Сейчас уже поздно что-либо менять. — сказал он. — Вам, мужики, при­дется подыскать другое жилье.

И снова Петр Созонтович так посмотрел на него, что я уже испугался, состоит­ся ли наш совместный полет на Юпитер.

Однако Петр Созонтович сдержался.

Он накинул на плечи пиджак и объявил, что последние события вынуждают его, как главу администрации, ввести во вверенной квартире чрезвычайное поло­жение.

Векшина и Полякову он арестовывает.

— Не имеете права! — взволнованно закричал Векшин, и нос его вспотел от испуга. — Я депутат, я — лицо неприкосновенное !

Испугавшись, что Петр Созонтович вновь начнет избивать его, я решил раз­рядить обстановку и сказал, что, как человек, защищавший демократию на бар­рикадах в августе минувшего года, считаю возможным нарушение депутатского иммунитета в особых случаях.

— Вопрос в том, — сказал я, — является ли этот случай особым?

— Разумеется, случай особый! — вскричал Абрам Григорьевич Лупилин. — Чего вы говорите, молодой человек?! Какой же это еще случай, если по воле этой парочки мне негде будет жить?!

Петр Созонтович беспристрастно слушал наш разговор, а потом взял Векшина за шиворот.

— Пошли, — сказал он. — С этой стервой мы и без тебя разберемся. А таких депутатов, как ты, я, когда председателем исполкома работал, не только во мно­жественном числе, но и разных падежах видел.

И он вывел Векшина в коридор.

Однако пока он запирал чулан, Полякова воспользовалась ситуацией и усколь­знула в свою комнату, где и закрылась.

И напрасно Петр Созонтович уговаривал ее отдаться в руки властям добро­вольно, а иначе хуже будет.

Полякова дерзко отвечала ему:

— Очень надо тебе отдаваться, ты и денег таких не держал в руках, за которые я отдамся тебе!

Видя, что подобные высказывания Поляковой подрывают его авторитет, Петр Созонтович отступился.

Отдав мне указание нести охрану камеры Поляковой, он удалился в «Привати­зационный комитет», чтобы провести там заседание с Абрамом Григорьевичем.

— Смотрите в оба, молодой человек! — скрываясь за дверью комитета, ска­зал Лупилин.

— Ладно! — сказал я. — Посмотрю.

И тут же услышал голос Поляковой:

— Это ты, Феденька, охраняешь меня?

— Вообще-то, я. — подумав, ответил я.

— Хочешь зайти ко мне? — спросила Полякова. — Я открою тебе.

И я услышал, как она отодвигает щеколду.

— Нет! — ответил я. — Я не имею права открывать дверь. Идет заседание ко­митета, оно и решит вашу, Екатерина Ивановна, судьбу.

— Но мне скучно тут одной без тебя, Феденька! — жалобно проговорила По­лякова. — А потом ты что, позабыл разве, что я твоя жена? Ты собираешься ис­полнять свои супружеские обязанности?

— Не сейчас! — сказал я. — Всему свое время. Время исполнять супружеские обязанности и время сидеть в тюрьме.

— Но я хочу сейчас! Как ты не понимаешь этого?!

— А ты, Полякова, тоже не понимаешь и никогда не хотела понять, что если бы философия Духа стала бы философией не только Знания, но и Дела, тогда через разумное познание мы смогли бы управлять физиологическими процессами.

— Ты жуткий дурак, Федька! — сказала Полякова.

— Если и дурак, то не я, а Н.Ф. Федоров. — ответил я. — Это он открыл, что внутреннее сближение начинается в мысли.

— Это тот Н.Ф. Федоров, который из восьмой квартиры?

Я не стал отвечать на этот вопрос, потому что никогда не надо отвечать, когда над тобою насмехаются. Полякова прекрасно знала, что я говорю о Н.Ф. Федоро­ве не из восьмой квартиры, а о Н.Ф. Федорове из секретной комнаты, в которой инопланетяне оставляют мне гуманитарную помощь.

Полякова, видимо, тоже поняла, что была не права, и с присущим ей тактом поспешила сменить тему разговора.

— Как ты думаешь, Феденька, — жалобно спросила она. — Что эти звери сде­лают со мной? Будут пытать? Заморят голодом?

Я ответил, что не знаю, но Полякова может ничего не бояться. Все равно скоро мы улетим с нею на Юпитер.

— Куда? — спросила Полякова.

— На Юпитер... — ответил я и неожиданно осознал, что название этой плане­ты совершенно ясно и четко возникло в моем сознании.

Это могло значить только одно — поступил приказ из галактического центра.

И, как всегда, когда я получал такие приказы, стало чуть зябко, но не от страха, а, как это бывает даже и с опытными пилотами, от особой сосредоточенности. Ведь прежде чем взлететь, нужно до малейших деталей продумать весь марш­рут — потом будет уже поздно.

Захваченный этой зябкой сосредоточенностью, я отвлекся и не услышал того, что говорила из-за двери Полякова. Сознание включилось, только когда она при­нялась трясти дверь.

— Федька! — кричала она. — Сволочь безмозглая! Я же в туалет хочу!

Делать было нечего, и я вынужден был вытащить ножку стула из дверной

ручки.

Дверь распахнулась. Полякова стояла на пороге в шубке.

— Спасибо, Феденька! — сказала она и, чмокнув меня в щеку, направилась не в туалет, а к входной двери.

Я попытался ее задержать.

— Полякова! — сказал я. — Ты ведь жена мне, Полякова! Иди, Полякова, в туалет и дожидайся решения комитета! Я говорю тебе это как муж!

— А этого ты не хочешь? — спросила Полякова, и я увидел прямо перед своим носом торчащий из кукиша покрытый перламутровым лаком ноготок большого пальчика Поляковой.

Что я мог сказать еще?

— Ты в кино? — спросил я.

— Да! На ночной сеанс, Федя. — ответила Полякова.

Ну, что ж.

Пусть сходит в кино.

Кто знает, когда нам придется вылететь, может быть, это ее последнее кино...

Вечером звонил Ш-С.

Он сказал, что свои способности нечистой силы люди обычно начинают ощу­щать в четырнадцать лет.