Виктор Соколов - Мастерская Бога Страница 9

В ответ

С глухой тоской в груди

Один другому

Молвил вскоре:

«В штабах засели паникеры

Метлой железною пройди!»

Промчались в круговерти

Годы -

Тачанок смертная езда.

Над краем

Вытоптанным, голым

Взошла колючая звезда.

Когда ж

На власти делать ренту

Пришла пора –

Возник союз:

Кожевник Лазарь,

С ним Лаврентий

Да полтора мильона плюс

И местечковых,

И портовых,

Повылезших из всех кустов,

Узе

На «подвиги» готовых,

Для занимания постов.

... Ночь канула.

И людям внове,

Что им открылось

В свете дня -

«...те Берия и Каганович,

однако

дальняя родня...»

К сему,

Чтоб пальцем в этом разе

Никто показывать не смел,

Не злобился,

Подчас не сглазил,

Их круг подать себя умел.

Любое дело было впрок им,

И вот -

Обласканный судьбой,

Стал первым... Сталин,

Дабы смог он

Прикрыть их

Ширмою - собой.

О! Как его повсюду славят.

И режут, режут русский люд.

И на него

Вину навалят:

«Мол, злобен горец был

И лют».

Напишут книги Рыбаковы,

Шатровы пьесы сочинят.

Умишком «задним»

Бестолково

Суд над эпохой учинят.

Охают вольно и невольно,

Вниманьем плотным

Окружив...

А у него

Грехов довольно

Своих -

Не надо и чужих...

Да - подтверждаю:

Было...

Было...

И думы, и дела его.

Страдая, сердце не забыло

В угоду чью-то ничего.

Не рабство,

Коим нам

Грозили,

Не труд,

Что Некто «воспевал»,

Когда «чудесного грузина»

В генсеки рекомендовал.

Сам Ленин ждал

Судьбы иной,

... Но шло

В сподвижниках броженье.

Ильич обманутый, больной

Был в Горки

Сослан окруженьем.

И, принимая ныне жизнь,

И на чужой звезде

Распятый,

Ищу я в жизни угол пятый

И говорю себе –

Держись!..

Не прославляю.

Не свищу.

И не сужу судом поэта.

А мне сдается, -

В жизни этой,

Я только истину ищу.

Часть третья

Чугай

Зреть бюст на сопке чаял.

Он взор к ней часто

Обращал.

Чугай Лугавина ночами

В свои задумки посвящал.

На нары перед ним садился.

Шептал:

- ... нам надо изваять...

Тот за идею ухватился,

Похоже, впрямь была своя?...

Прикинул –

Делать два-три года.

А после...

После пересуд.

Ведь за такое и свободу

Ему на блюдце поднесут.

Да за нее, душой радея,

Вгрызайся в камни,

Бей... круши...

Усач до фени,

Но на деле

Подчас

Все средства хороши...

* * *

Под сопкой

Камень стыл голимый.

Там глины

Не найдешь с огнем...

Они

Нашли в распадке глину,

В барак сносили

День за днем.

Присев у печки на кокурки –

Нелегок труд был

И не прост –

Лепили грубые фигурки

По грудь…, по пояс…,

В полный рост.

Толпа сопела, глазом метя

В комки,

Желая взять и смять:

- Чаво разводють сырость

Эфти?

В игрульки хоца...

Так их мать...

Лутавин, опасаясь драки,

На время лепку прекращал...

Чугай на реплики барака

Внимания не обращал...

А по утру кайла с лопатой.

Терпенье адское и труд –

Они их превратят

В горбатых,

И в пыль

Здоровье перетрут.

А после долгая работа

На нарах тесных

Перед сном.

И вновь

Поделки шли без счета –

По грудь и в профиль

В основном.

И выбран был

Один из прорвы.

Один

Из красной массы всей.

В своем величии суровом.

В своей

Единственной красе.

И был он впрямь

Сродни простому.

И гениален потому.

И был в себе себя достоин.

И лишь покамест одному

Чугаю

Виден в глине этой.

К нему

По жизни шел Чугай.

С ним будут связаны

Полсвета:

Скала, дорога

И тайга.

И на скале,

Над краем поднят,

Вождь,

Жизнь отдав

Большой Страде,

Здесь будет звать

Народ на подвиг

И в ратном деле,

И в труде.

Девяносто первый (экскурс в будущее)

Да, были дни пахать и сеять.

Сегодня в избах молотьба

Идет по матушке – Расее...

О, жизнь!

О, страшная судьба!

Ты приоткрыла окон ставни

Капризом царственной руки.

И мы сегодня в прошлом,

Давнем

Живем наветам вопреки.

Не для того ль,

Чтоб им прельститься,

Жалея - вот не сберегли,

Чтоб

Перевертыши-партийцы

На нас теперь свалить могли

Свою бездарность, неуменье

И жадность наглую свою.

И ничего мы не имеем

В отцовско-дедовском краю.

Иной был пахарем,

Иные

Бросали в почву семена

И зла, и зависти.

И ныне

На нас лежит одна вина.

Платить

Одну должны мы плату

Возмездию - И я...

И он...

Один, - живущий на зарплату,

Другой, - укравший триллион.

Одной преступною веревкой

Повязаны мы с древних пор:

И я –

Его противник робкий.

И вор,

Вздымающий топор.

Так инородцы, теша жажду,

Закусывали удила.

И Сталин их казнил однажды

За их недобрые дела.

Но внуки осужденных

Живы -

У глупых умными слывут.

С фальшивым именем,

С фальшивым

Нутром -

Они средь нас живут.

И нас они считают

Быдлом -

Рабами в нашей же стране.

Такое есть,

Такое было

По нашей собственной вине.

Ещё Хрущев к словам был чуткий

(обвисли уши под лапшой)

Плясал под тайные их: дудки,

Хотя считал,

Что сам большой.

Он, раб душой.

Вождю старался

Угодным быть –

Елозил, льстил...

Зато на мертвом отыгрался,

За гениальность отомстил.

По принципу –

Пусть наших знают –

Задержку должен наверстать.

Так льва погибшего

Пинает

Осёл,

Дабы героем стать.

О Брежневе и речь не стоит

Вести –

Чурак был Чураком.

В Кремле,

Известно, - на постое,

Сидел под бабьим каблуком

Под каблуком

Мадамы Гольдберг...

Потом Андропов Ильича

Сменил

Но.... кагэбэшник-айсберг

Жил скромно.

Не рубил с плеча.

Шел в коммунизм

С другими в ногу...

Молился лишь на диамат...

Он шахматист,

Ходов на много

Глядел вперед - готовил мат,

Чтоб диссидентов

Через сито

Враз пропустить

И... обвинить,

..Загнать по тюрьмам

На отсидку,

И в шайки их объединить.

И в этом

Цель была прямая –

Втравить их

В нынешний разбой,

Руками нашими ломая

Наш Дом,

Где жили мы с тобой.

Он напоследок Горбача

Поднес нам хитро

И негрубо,

Когда предшественник

Дал дуба...

И Маркса - Ленина свеча

Погасла, зачадив квартиру

(терпи измену и... молчи).

Генсек же западному миру

Раздал

Отмычки и ключи.

А перед этим на мгновенье

Иуда президентом стал.

И вот

Цепи распались звенья.

И Судный час

Для нас настал.

Тогда за тайною завесой

В столице Северной страны

Увяло царство

Мелких бесов,

Родилось царство сатаны...

И это будет. А пока

Идет

Лишь девяносто первый.

Он нам испытывает нервы,

Разминкой пробует бока.

Предав отчизну в некий час,

Еще с экранов

Смотрит Горби...

За ним Борис

Довольно-гордый

Возник, упитанно лучась.

Он выплывает из глубин,

Предателя с дороги гонит.

Губами страшными Горгоны

Бросает слово в мир:

- Убий!..

Во имя западных идей.

И русских бьет

Коварно в спину.

Сам черемис наполовину,

Наполовину иудей...

... Он думает,

Легко в века

Бросает клич свой

С башни танка

И спекулянтам,

И путанкам...

Так некогда с броневика

Бросал в толпу бродяг слова

Картавый рыжий человечек.

От слов тех Больше полувека

У нас кружится голова...

О, век двадцатый –

Хитрый,

Злой -

Фарс жутковатый,

Подлость драмы,

Где вместо

Праздников с дарами

Дымятся угли под золой.

Глава, которой могло и не быть (продолжение)

Я помню дней своих исток –

Стремнины бурные и плесы.

В ночи вагонные колеса

Стучат в рассвет:

- Вла-ди-

вос-ток...

Я этот город покидал,

Не ставший

Ни родным, ни близким.

Героям ставя обелиски,

Он много в жизни повидал.

Он много в жизни пережил.

Внимал жаргонам

И наречьям.

Здесь мой отец

На Черной речке

Когда-то

В кавполку служил.

Конец двадцатых

Грозных лет,

Еще дрожащих от фугаса.

Огнем звезды,

Давно погасшей,

До нас дошел

Их жесткий свет.

Быть может, город потому

Меня манил

К далеким сопкам.

Он из лучей фонарных

Соткан,

Возник в тумане и в дыму.

И я к нему прижал уста.

Но я

Не стал в него влюбленным...