Агнес Раватн - Птичий суд Страница 18

Я сидела на краешке стула, побледнев от сочувствия и удивления.

– Потом мужчины принесли еще несколько стульев. Их в два ряда поставили прямо передо мной. Стул посередине был намного больше других. Со всех сторон из леса вышли мужчины и женщины. На всех были длинные черные мантии и птичьи маски. На лицах у них птичьи маски. Их было двенадцать, птицы всех видов. Ворон, сорока, чайка, синица и малиновка. Я увидел лебедя. Канюка. У одной женщины маска была на всей голове, это была голова кряквы. Невероятное зрелище – немыслимо красивая, переливающаяся зеленым голова на этом одетом в черное женском теле – я не мог оторвать от нее глаз.

Я засмеялась, но он удивленно посмотрел на меня.

– Вы просто шутите, да?

– Нет!

Я непонимающе уставилась на него.

– Я понял, что это суд и будет слушание моего дела. Двенадцать присяжных сидели молча и смотрели на меня из-под своих птичьих масок. Мои охранники стояли за мной в линию, я повернулся и увидел, что они сняли лыжные маски. У одного из них была голова палтуса, слепая с одной стороны и с двумя глазами с другой. У другого – голова жабы. Еще мышиная голова. А у последнего – гадюки. Я ощутил сильную пульсацию в ушах, но когда выступила судья, я сделал все возможное, чтобы заглянуть ей в глаза, удержать ее взгляд. На ней была маска орла. Она попросила меня встать. Зачитала мое имя и сказала, что я обвиняюсь за страшное преступление, назвав его странным словом. Я не знал этого слова, но понял, что оно означает. Она спросила, признаю ли я себя виновным. Я покачал головой. «Мы тебя видели», – закричал один из присяжных. Я обвел их взглядом и увидел, что это говорила чайка, я знал, что это была она. Я снова помотал головой. Присяжные придвинулись друг к другу и стали шепотом совещаться. Я стоял с прямой спиной. После этого все произошло быстро: судья в орлиной маске зачитала приговор, заранее подготовленный и записанный, мне не дали оправдаться. Она приговорила меня к смертной казни. «Такие преступления делают из тебя негодяя». Как только она это произнесла, я опять бросил взгляд на утку, она отвернула лицо. И тогда я узнал ее: это была Нур.

Я неподвижно сидела, слушая его рассказ.

– И тут вы меня разбудили.

– Так это был сон? Господи, Сигурд! Вы сказали, что это не сон!

– Что?

– Вы говорили об этом так, будто это произошло на самом деле!

– Это мне и приснилось сегодня, – сказал он удивленно.

– Я сидела и слушала так, будто это произошло на самом деле, будто вас забрали и привезли в лес, это был просто ужас.

Он засмеялся.

– Но это был просто яркий сон.

Я покачала головой. Намочив и отжав тряпку, протерла стол перед ним. Он был в своих мыслях, с пустым взглядом в пространство, не замечая меня. Потер рукой бороду. К счастью, его волосы заметно отросли всего за ночь. Черным покрывалом. Когда я включила кран, он вышел из задумчивости, отодвинул стул и поблагодарил за еду.

Оставшись одна, в гостиной я набрала словарей и пошла к себе в комнату. Я слышала это слово раньше, но не нашла его ни в одном словаре. Проверила различные написания. Наконец нашла единственное похожее по написанию, означающее преступление настолько серьезное, что за него не существует наказания. Слово было взято из законника Магнуса Лагабете[22], вот где я его видела. Преступник был опальным и его мог убить кто угодно. Это то же самое, что подлое убийство-осквернение, прочла я. Подлость в ее самой жуткой форме. У человека отнимали честь. Почему Багге это приснилось? Не то чтобы я была знакома с внутренней хрупкой логикой снов и всем подобным, мне могло бы присниться, что я военнопленный, находящийся рядом с палачом круглыми сутками. Но точность того, что он рассказывал, так хронологически последовательно и живо… Не просто как обычный сон, когда все кажется красивым и ярким, пока ты спишь, но как только просыпаешься, остаются лишь мутные фрагменты. Жена снилась ему, пока он спал у меня на полу. С переливающейся зеленью утиной головой. Небо, полное вины.

Я внимательно проследила, чтобы купить сразу все, так чтобы не нужно было ездить в магазин еще раз на этой неделе. Наконец я поставила корзину на прилавок. «Прошу тебя, молчи сегодня», – подумала я, отвращение сидело в каждом нерве. Она ничего не сказала, и я тоже молчала, пока она пробивала мои покупки. Красная пупырчатая кожа под дряблым подбородком. Когда я отдала ей деньги, она немного замешкалась.

– Да, ужасно, то, что произошло с его женой.

– Что?

Я посмотрела прямо на нее, чтобы показать, что я сильная – нужно было дать ей понять, что она не может просто так бросать мне слова в лицо, чтобы я забирала их с собой домой, как дура.

– Не то чтобы этого можно было избежать…

– К сожалению, я не понимаю, о чем вы…

– Вы, наверное, не были на похоронах? Было много дел в «саду»?

Она улыбнулась, отдавая мне сдачу.

Я вышла, ничего не ответив. Бросила покупки в корзину изо всех сил, так, что яйца разбились. Я должна рассказать об этом Багге, он должен все узнать. Ни одного дома по соседству – и она каким-то образом узнала, что я работаю в саду. Глупей всего было то, что кто-то мог увидеть мои безуспешные попытки заняться садом. Он в черном костюме, чисто выбрит. Неужели так и было? Я не могла позволить продавщице контролировать меня больше, чем он это уже делал. Если бы я думала о ней как просто о продавщице, не как о личности, а как о части враждебной группы, тогда было бы проще ее убить, подумала я. Но у нее уже было лицо и голос. Если бы я с ней немного подружилась, я бы смогла много узнать про него. Это очевидно. Может ли быть правдой, что его жена мертва? «Не то чтобы этого можно было избежать…»

Ужин был готов, но он не вышел из комнаты. Я несколько раз постучала в дверь. Его не было. Я надела сандалии и вышла в сад. Нашла его на краю пристани: он стоял с удочкой в руках в тонкой рубашке.

– Вот вы где. Ужин готов.

Он повернулся.

– Ах, вот черт, я совсем забыл про время.

– Что-нибудь поймали?

– Ничего.

Он пошел за мной вверх по ступенькам.

– А вы не будете есть? – спросил он, когда я поставила перед ним тарелку.

– Вы обычно едите один.

– Серьезно?

– Господи, ну конечно, вы всегда так делаете. Я ем после вас.

– Почему так?

– Потому что вы сами так сказали! Когда вы уходите к себе, ем я.

Он пораженно посмотрел на меня, словно не поверил. Я хотела спросить, не сошел ли он с ума, но не осмелилась, на случай, если это и правда так.

– Но разве еда не остывает?

Я кивнула на плиту.

– Для этого я пользуюсь фольгой.

– А вы не хотите поесть вместе со мной, разве так не будет проще?

– А вы этого хотите?

– Конечно, Аллис.

Я накрыла себе напротив него. Вот так, пришло мне в голову, она была права, я начинала «въедаться» в него. Она всегда оказывалась права.

Это был первый раз, когда мы ужинали вместе, во всяком случае, в доме. Мы ели рыбу и сосиски на улице, но сейчас была формальная ситуация, обычай, ужин за столом. Мужчина, сидящий напротив меня, размышляла я, разве он в горе? Да, конечно, так и есть, он шокирован. Замешательство и плохая память – все как по-писаному. Могло ли это быть правдой, она долго болела? Он почти не выходил из дома, пока я жила тут, с апреля он ездил в город, наверное, всего четыре раза.

– Очень вкусно. Что это?

– Это сайда.

– Из магазина?

Я кивнула.

Мы продолжили есть молча. Не стуча вилкой, я изо всех сил старалась дать ему понять, что я все еще здесь, если он забыл. Он медленно ел рыбу, нанизывая ее на маленькую вилку своей большой рукой, запивая глотками воды. Черные волосы лоснились, подбородок в жиру, короткая борода – он не брился с тех пор, как вернулся домой. Я не представляла, как спросить у него обо всем, наверное, лучше сделать это после ужина. Еда в его тарелке уменьшалась, но я так и не придумала, как задать вопрос.

Наконец он встал.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Я должна была сказать. Сделала глубокий вдох.

– Сигурд…

Он повернулся.

– Да?

– Будете кофе?

– Да, спасибо. Через полчаса?

– Хорошо, через полчаса.

Я выдохнула про себя. Подумала, что можно позвонить в справочную, что должен быть тот или иной государственный орган, где могут сказать, что человек умер. Нет, я не могла этого сделать. Газеты, сообщения о смерти. Если похороны были в пятницу, объявление могли напечатать в понедельник или во вторник. Нет, прервала я себя снова, мне нельзя в это вмешиваться.

Когда мы сели за стол, взяв себе по чашке кофе, я все же решилась и сказала вслух то, что думаю.

– Продавщица в магазине, – начала я. Мой голос казался мне чужим.

– Что-что?

– Вы хорошо ее знаете?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Знаю ли я хорошо продавщицу? Нет, отнюдь.

– Ну ладно.

– А что такое?

Как мне передать это? Я постаралась вспомнить ее точные слова. Перевела дыхание.

– В последнее время она стала говорить мне странные вещи.