Найти Элизабет - Хили Эмма

Эмма Хили

Найти Элизабет

Emma Healey

ELIZABETH IS MISSING

Copyright © Emma Healey 2014

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency LLC

© Бушуев А.В., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Пролог

– Мод! Неужели я тебе настолько надоела, что ты решила от меня спрятаться?

Женщина зовет меня из теплой, освещенной столовой. Парок от моего дыхания вырывается в ту сторону, откуда доносится ее голос. Мое дыхание влажное и призрачное, но я ничего не отвечаю. Тонкий слой снега на земле отражает свет, отбрасывая его ей на лицо. Женщина прищурилась, стараясь что-то разглядеть в темноте. Хотя я знаю, каким-то образом знаю, что она не слишком хорошо видит даже при дневном свете.

– Заходи! – зовет она. – Я уже замерзла. Обещаю тебе, что больше не скажу ни слова о лягушках, улитках и посуде из майолики.

– Никто мне не надоел, – отвечаю я. До меня вдруг с опозданием доходит, что она шутит. – Я вернусь через минуту. Просто кое-что ищу.

В моей руке – то, что я только что нашла. Моя находка вся заляпана грязью. Маленькая вещица, ее легко было не заметить. Сломанная крышка от старой пудреницы. Серебро с нее стерлось. Голубая эмалевая поверхность давно перестала быть зеркально гладкой, покрылась царапинами и потускнела. Заплесневевшее зеркальце подобно окну в исчезнувший мир. Оно похоже на иллюминатор, из которого открывается вид на океан. Находка заставляет меня поежиться от воспоминаний.

– Что ты там потеряла? – Женщина шагает вперед и, дрожа от холода, выходит во внутренний дворик. – Могу я тебе чем-то помочь? Может, я и не увижу то, что тебе нужно, но вдруг я случайно наткнусь на твою пропажу, если она не слишком хорошо спрятана.

Я улыбаюсь, но остаюсь стоять на прежнем месте посреди травы. На гребнях отпечатков подошв, напоминая крошечного окаменевшего динозавра, собрался снег. Я крепко сжимаю в руке крышку пудреницы, чувствуя, как грязь, подсыхая, стягивает мне кожу. Я потеряла эту вещицу почти семьдесят лет назад. И теперь земля, раскисшая вместе с подтаявшим снегом, исторгла из себя эту реликвию – прямо мне в руку. Но откуда именно? Этого я так и не смогла выяснить. Где эта штука находилась, прежде чем стала чем-то вроде хрящика в долгой трапезе земли?

На дальних границах моего сознания раздается какой-то древний звук, напоминающий тявканье лисы.

– Элизабет, – спрашиваю я, – ты когда-нибудь выращивала кабачки?

Глава 1

– Вы слышали, что тут поблизости ограбили старую женщину? – спрашивает Карла, перебрасывая через плечо черные длинные волосы, собранные в конский хвост. – В Уэйсмуте, если быть точным, но такое могло произойти где угодно. Вы должны понимать, как важно проявлять осторожность. Когда ее нашли, у нее была жутко изуродована половина лица.

Последняя фраза произносится приглушенным голосом, но со слухом у меня проблем нет. Мне не хочется, чтобы Карла рассказывала подобные вещи. Они надолго оставляют у меня тягостное чувство – даже после того, как я забываю сами истории. Я вздрагиваю и выглядываю в окно, силясь вспомнить, в каком направлении находится Уэйсмут. За окном пролетает какая-то птичка.

– Яиц мне хватит?

– Даже более чем, так что вам не нужно сегодня выходить за покупками.

Карла берет папку-скоросшиватель, кивает мне и не сводит с меня глаз до тех пор, пока я не киваю в ответ. У меня возникает ощущение, будто я нахожусь в школе. Лишь мгновение назад в моей голове была какая-то история, но я тут же потеряла ее главную нить. Давным-давно… с чего же все началось? Давным-давно, в чаще темного леса, жила старая женщина по имени Мод. Я не знаю, что было дальше. Что-то связанное с ожиданием дочери, которая должна была прийти ее проведать. Как жаль, что я не живу в красивом маленьком домике в темном лесу, а могу лишь об этом мечтать. О том, что моя бабушка принесет мне еду в корзинке…

Внутри дома раздается громкий стук. Это заставляет меня окинуть взглядом всю гостиную. Я вижу животное, которое надевают на себя, когда выходят на улицу, но сейчас оно лежит на подлокотнике дивана. Это животное Карлы. Она никогда не вешает его, опасаясь забыть. Я не могу удержаться, чтобы не посмотреть в его сторону. Жду, когда оно пошевелится и прошмыгнет в угол или же сожрет меня и займет мое место. И тогда Кэти непременно удивится его большим глазам и огромным зубам.

– А эти банки с консервированными персиками! – кричит Карла из кухни.

Карла – социальный работник. «Социальные работники», так их называют. Если родственники вами не занимаются, то они платят за уход за вами, поручая эту заботу другим людям. Кому-нибудь из Стадленда.

– Вам пора прекратить делать ненужные покупки, – снова доносится до меня ее голос. Я слышу, как она стучит банками, ставя их на стол. – У вас тут еды хватит на целую армию, – добавляет Карла.

На целую армию, это же надо! Еды никогда не будет хватать на целую армию. Б ольшая ее часть вечно куда-то исчезает, и даже после того, как я покупаю продукты, их невозможно нигде отыскать. Я не знаю, кто их съедает. Не знает этого и моя дочь.

– Хватит с вас этих банок, мэм, – заявляет Карла, при первой же возможности заглядывая в мой кухонный шкаф, и добавляет под нос: – Не иначе как она кого-то подкармливает.

Вместе с ней из дома исчезает половина продуктов, и после этого она удивляется, почему мне снова нужно идти в магазин за покупками. Да и в любом случае у меня остается не так уж много радостей в жизни.

– У меня остается не так уж много радостей в жизни, – говорю я, приподнимаясь на стуле, чтобы мой голос был лучше слышен в кухне.

Обрывки блестящей фольги от шоколада засунуты за бока кресла и лежат на подушках. Я щелчком смахиваю их оттуда. Сейчас утро. Я знаю это потому, что лучи солнца уже легли на птичью кормушку в саду. Они ложатся туда по утрам и падают на сосну вечером. Мне придется прожить целый день, прежде чем солнечные лучи коснутся сосны.

В гостиную входит Карла и подбирает фольгу, лежащую у моих ног.

– Я не знала, что вы здесь, дорогая, – говорю я.

– Послушайте, я приготовила вам поесть, – отвечает она и щелкает резиновыми перчатками. – Тарелку я поставила в холодильник и прилепила к ней записку. Сейчас без двадцати десять, так что попытайтесь ничего не брать в рот до двенадцати, договорились?

Карла говорит так, будто я проглатываю все сразу, как только за ней закрывается дверь.

– А яйца? Их мне хватит? – спрашиваю я, неожиданно ощутив голод.

– Даже более чем, – отвечает Карла и бросает на стол папку-скоросшиватель. – Я ухожу. Хелен придет позже. Понятно? До свидания.

Входная дверь захлопывается, и я слышу, как Карла запирает ее за собой. Запирает меня в доме. Я наблюдаю в окно, как она идет по дорожке. На ней пальто с капюшоном. Капюшон оторочен мехом. Жительница Стадленда в волчьей шкуре.

В детстве я радовалась, когда оставалась дома одна. Я могла есть то, что лежало в кладовой, наряжаться в любимую одежду, заводить граммофон и лежать на полу. Теперь же я с удовольствием оставалась бы в доме вместе с кем-нибудь. Свет включен, и кухня, когда я вхожу в нее, кажется пустой театральной сценой. Мне нужно переставить по-своему чашки в шкафу и проверить, что Карла приготовила мне на обед. Я отчасти жду, что кто-то придет, – например, мама с покупками. Или отец, причем в руках у него будет сверток с рыбой и картошкой. Жду, когда они скажут что-то высокопарное, как в старой театральной пьесе. Отец обычно говорил: «Твоя сестра ушла от нас», и я ожидала барабанную дробь или высокий звук трубы. Мама подхватывала: «И никогда не вернется», и мы смотрим друг на друга, ожидая благодарных взглядов зрителей.

Я достаю из холодильника тарелку, гадая, что же для меня приготовила Карла. К тарелке прилеплена записка. «Ланч для Мод. Съесть после 12 часов дня». Снимаю пищевую пленку. Это сэндвич с сыром и помидором.