Я не боюсь - Амманити Никколо Страница 19

– Кто?

– Медвежата-полоскуны.

– Хватит с этими полоскунами! Папа сказал, что их не существует. Хочешь пить?

– Да.

Я открыл сумку и достал бутылку:

– На.

– Залезай. – Он поднял покрывало.

Я сморщился:

– К тебе?

Жутко пахло. Но так я мог убедиться, что уши у него ещё на месте. Он потрогал меня рукой:

– Сколько тебе лет? – Его пальцы прошлись по моему носу, губам, глазам.

Я был парализован.

– Девять. А тебе?

– Девять.

– Когда ты родился?

– Двенадцатого сентября. А ты?

– Двадцатого ноября.

– Как тебя зовут?

– Микеле. Микеле Амитрано. Ты в какой класс ходишь?

– В четвёртый. А ты?

– В четвёртый.

– Одинаково.

– Одинаково.

– Я хочу пить.

Я протянул ему бутылку.

Он попил:

– Вкусная. Хочешь?

Я тоже немного выпил.

– Можно, я подниму немного покрывало?

Я задыхался от вони и духоты.

– Только немного.

Я поднял тряпку настолько, чтобы вдохнуть свежего воздуха и лучше разглядеть его лицо.

Оно было черным. От грязи. Светлые волосы, испачканные землёй, напоминали твёрдую сухую корку. Спёкшаяся кровь склеила ему веки. Губы были чёрными и потрескавшимися. Ноздри забиты соплями и струпьями.

– Давай я тебе вымою лицо, – сказал я.

Он вытянул шею, поднял голову, и улыбка появилась на его измученном лице. И стали видны чёрные зубы.

Я снял с себя майку, намочил в воде и начал обмывать ему лицо.

Там, где я проводил, появлялась белая кожа, такая светлая, что казалась прозрачной, как мясо вареной курицы. Сначала на лбу, затем на щеках.

Когда я мыл ему глаза, он сказал:

– Тихо, мне больно.

– Я тихо.

Мне не удавалось размочить корку. Она была твёрдой и толстой. Я знал, что такое бывает у собак. Когда её срываешь, они начинают видеть. Я продолжал смачивать, пока корка не отвалилась. Веки открылись и мгновенно смежились, видимо, свет больно ранил ему глаза.

– А-а-а-а! – закричал он и сунул голову под тряпку, словно страус.

Я захлопал в ладоши.

– Ты видел? Ты видел? Ты не слепой! Никакой ты не слепой!

– Я не могу держать их открытыми.

– Это потому, что ты всё время был в темноте. Но ты видишь, правда?

– Да! Ты маленький.

– Я не маленький. Мне уже девять.

– У тебя чёрные волосы.

– Правильно.

Было уже поздно. Мне нужно было возвращаться домой.

– Мне надо бежать. Я завтра приду.

По-прежнему с головой под покрывалом, он спросил:

– Обещаешь?

– Обещаю.

Когда старик вошёл в мою комнату, я как раз собирался избавляться от монстров.

С малых лет мне снились разные чудовища. И даже сегодня мне, взрослому, порой случается видеть их во сне, но я разучился от них избавляться.

А они всегда ждали, когда я начну засыпать, чтобы явиться меня пугать.

До тех пор, пока одной ночью я не придумал систему, как избавляться от страшных снов.

Я нашёл место, куда можно было загнать и закрыть этих ужасных страшилищ и спать спокойно.

Я расслаблялся и поджидал, когда веки становились тяжёлыми, и точно в этот момент я представлял себе, как они все вместе поднимаются по какой-то лестнице. Как во время процессии в честь Мадонны Лучиньяно.

Я видел ведьму Бистрегу, горбатую и ссохшуюся; волка-оборотня на четырёх лапах, с огромными белыми клыкам, в разодранной шкуре; Чёрного человека, чья тень извивалась, словно змея среди камней; Лазаря-трупоеда в облаке из мошек и других насекомых; гиганта людоеда, с маленькими глазками и большим зобом, в огромных башмаках и с мешком за плечами, полным украденных детей; цыган, похожих на лисиц с куриными ногами; человека-рыбу, который жил на самом дне моря и возил на спине свою мать; детишек спрутов с щупальцами вместо ног и рук…

Все они поднимались по лестнице. К какому-то мне незнакомому месту. Они были ужасны. И никто не останавливался посмотреть на них.

Потом внезапно появлялся автобус, весь позолоченный. С колокольчиками и цветными фонариками. На его крыше был мегафон, который объявлял: «Дамы и господа, входите в автобус желаний! Садитесь в этот чудесный автобус, который абсолютно бесплатно отвезёт вас в цирк! Сегодня бесплатно до самого цирка! Входите! Входите!»

Страшилища, счастливые от такой нежданной возможности, входили в автобус… И в этот момент я представлял себе, что мой живот открывается и все они спокойно входят в него.

Эти дураки думали, что здесь цирк. Я быстро закрывал живот и старался скорее уснуть, положив на него руки, чтобы они не вошли в мои сны.

И вот только-только я заманил их в ловушку, как вошёл старик, я отвлёкся, убрал руки с живота, и они сбежали. Я закрыл глаза и притворился спящим.

Старик производил много шума. Долго рылся в чемодане. Кашлял. Вздыхал.

Я закрыл лицо согнутой рукой и из-под локтя наблюдал за его действиями.

Луч света на мгновение осветил комнату. Старик уселся на кровать Марии. Худой, сгорбившийся и тёмный. Закурил. Я видел его нос, похожий на клюв, и покрасневшие глаза. Я чувствовал запах дыма и одеколона. Иногда он качал головой и фыркал, словно злясь на кого-то.

Потом он начал раздеваться. Снял сапоги, носки, брюки, рубашку. Остался в трусах. У него была дряблая, обвисшая на костях, словно пришитая вверху, кожа. Он выбросил сигарету в окно. Окурок исчез в ночи, как горящий уголёк. Он распустил волосы и стал похож на постаревшего больного Тарзана. И растянулся на кровати.

Я больше не мог видеть его, но чувствовал рядом. В полуметре от моих ног. Если бы он протянул руку, мог бы схватить меня за лодыжку. Я свернулся ёжиком.

Он прокашлялся.

– Сдохнуть можно от жары в этой комнате. Как ты можешь так спать?

Я затаил дыхание.

– Я же знаю, что ты не спишь.

Я не реагировал.

– Ну и хитрец же ты… Я тебе не нравлюсь, а?

Да, ты мне не нравишься! Так мне хотелось ответить. Но я не мог. Я ведь спал. И даже если б и не спал, у меня не хватило бы смелости сказать такое.

– Вот и моим сыновьям я тоже не нравился. – Он поднял с пола бутылку, которую мама поставила для него, и сделал пару глотков. – Тёплая, словно моча, – пожаловался он. – У меня их двое. Один жив, но как если б умер. Другой – умер, но словно жив. Того, что жив, зовут Джулиано. Он намного старше тебя. Он больше не живёт в Италии. Уехал. В Индию… Пять лет назад. Живёт в общине. Ему забили башку всякими глупостями. Обрился наголо. Одевается в оранжевые тряпки и верит, что он истинный индус. Верит, что живёт много раз. Жрёт наркоту, как собака, и сдохнет, как собака, там. Я не собираюсь ехать туда и вытаскивать его из этой…

У него случился приступ кашля. Сухого. Рвущего лёгкие. Еле отдышавшись, он продолжил:

– А Франческо умер пять лет назад. В октябре ему было бы тридцать два. Вот он был хорошим парнем. Я его очень любил. – Старик закурил. – Как-то раз он познакомился с одной… Я её увидел, и она мне сразу не понравилась. Говорила, что она тренер по гимнастике. Шлюха… Худющая блондинка, наполовину славянка. Славяне хуже всех. Она его спеленала, словно конфету. Она была бедна, как церковная мышь, когда познакомилась с Франческо, и вцепилась в него, потому что Франческо был славным парнем, щедрым, с которым всем хотелось дружить. Не знаю, что уж она там придумала, чтобы охмурить его. Мне потом рассказывали, что эта шлюха вместе с каким-то магом занималась махинациями. И этот кусок дерьма выставил ему счёт. Эта парочка его извела. Лишила сил. Выпила из него все соки. Он был сильным парнем, а превратился в скелет, едва ноги переставлял. А потом как-то пришёл и сказал, что женится. Что я мог ему возразить… Я пытался объяснить, что она его погубит, но в конце концов это его жизнь. Они поженились. И поехали на машине в свадебное путешествие. Были в Позитано, Амальфи, на побережье. Прошло два дня, а он не звонит. Ничего страшного, сказал я себе, свадебное путешествие. Позвонит ещё. И кто позвонил? Полицейский из Сорренто. Сказал, чтобы я срочно туда приехал. Я спросил зачем. Он отказался сказать мне это по телефону. Должен приехать, если хочу узнать, что случилось. Сказал только, что речь идёт о моём сыне. А как я мог туда поехать? Я не мог. Если бы они узнали, кто я, тут бы мне и крышка. Меня искали повсюду, поскольку я был заочно осуждён. Они меня заманивали. Я тогда связался с одним знакомым, чтобы он им позвонил. И он рассказал мне, что мой сын погиб. То есть как погиб? И он мне говорит, что это самоубийство, что он бросился с обрыва. Что упал с высоты двести метров прямо на камни. Мой сын? Франческо покончил с собой? Точно, они хотели взять меня за задницу. А я не мог туда поехать. И тогда я послал эту сучку, его мамашу, посмотреть, что там случилось.