Я не боюсь - Амманити Никколо Страница 28

Комнату заполнила темнота. Я слышал, как он дышал и производил губами странные звуки. Неожиданно он сказал:

– Ты понятия не имеешь, как там живётся. Жизнь не стоит ни гроша. Все тебе прислуживают. Ни хрена не делаешь целыми днями. Совсем не так, как в этом говенном местечке. Пора с ним завязывать.

– А где эта Бразилия? – спросил я.

– Далеко. Очень далеко. Спокойной ночи и золотых снов.

– Спокойной ночи.

И все остановилось.

Фея погрузила Акуа Траверсе в сон. Дни следовали один за другим, жаркие, похожие друг на друга и бесконечные.

Взрослые не выходили из дома, даже когда наступал вечер. Раньше после ужина они выносили на улицу столы и играли в карты. Сейчас сидели по домам. Феличе куда-то исчез. Папа целыми днями валялся в постели и разговаривал только со стариком. Мама готовила. Сальваторе закрылся в своём доме.

Я катался на новом велосипеде. Все хотели покататься на нём. Череп наловчился проезжать все наше местечко на одном колесе. Я же не мог и двух метров.

Я почти всё время был предоставлен сам себе. Я доезжал до пересохшего источника, катился по пыльным тропинкам среди полей, которые уводили меня далеко-далеко, туда, где была голая земля, огороженная проржавевшей колючей проволокой. Ещё дальше в жарком мареве дрожали очертания комбайнов, ползающих по полям.

Иногда редкий грузовик, гружённый мешками с зерном, проезжал через местечко, оставляя за собой шлейф чёрного дыма.

Когда я ехал через селение, мне казалось, что все смотрят на меня. Вон из-за занавески шпионит за мной мать Барбары, Череп тычет пальцем в мою сторону и что-то говорит Ремо, рядом Барбара, которая странно мне улыбается. И это чувство не покидало меня, даже когда я оставался один, сидя на ветке дерева или несясь мимо полей. Даже когда, кроме скошенных колосьев и знойного неба, не было ничего кругом, мне казалось, что тысячи глаз наблюдают за мной.

Не поеду я туда, не беспокойтесь. Я же поклялся.

Но всякий раз холм возникал прямо по моему курсу, и он ждал меня.

Я начал ездить по дороге, ведущей к ферме Меликетти. И с каждым днём, не отдавая себе в том отчёта, прибавлял по нескольку метров.

Филиппо забыл обо мне. Я это чувствовал.

Я попытался мысленно позвать его.

Филиппо! Филиппо, слышишь меня?

Я не могу приехать. Не могу.

Он не думал обо мне.

Может быть, он умер. Может, его уже больше нет на этом свете.

После обеда я завалился в постель почитать. Свет едва проникал сквозь плотные занавески в раскалённую комнату. И я задремал с комиксом в руках.

Мне снилось, что уже ночь, но я все хорошо вижу. В темноте передвигаются холмы. Медленно-медленно, словно черепахи. Затем все они одновременно открывают глаза, красные дыры среди колосьев, и начинают медленно-медленно подниматься, уверенные, что их никто не видит, и становятся гигантами, с плотью из земли, покрытыми шкурой из колосьев. И они наваливаются на меня и хоронят под собой.

Я проснулся в луже пота, встал и поплёлся к холодильнику попить. А в глазах стояли холмы-гиганты.

Я вышел из дома и сел на Бульдозера.

Я был в самом начале тропинки, которая вела к заброшенному дому.

Холм был в её конце. Мрачный, колышущийся в тёплом мареве. Мне показалось, что я разглядел пару глаз среди колосьев, под самой вершиной, но это были просто пятна в складках рельефа. Солнце заходило, и воздух остывал. Тень от холма медленно наплывала на долину.

Я должен был подняться на него.

Голос папы удерживал меня. «Слушай внимательно. Если ты вернёшься, они его убьют. Они поклялись».

Кто? Кто в этом поклялся? Кто его убьёт?

Старик? Нет. Он – нет. Он недостаточно силён.

Они, земляные гиганты. Властелины холмов. Сейчас они залегли в полях и стали невидимыми, но ночью они проснутся и сделают своё страшное дело. И, если я сейчас пойду к Филиппо, пусть даже сейчас день, они перекатятся океанскими волнами по полям до самой ямы и засыплют её землёй, похоронив его в ней.

Вернись назад, Микеле. Вернись назад, сказал мне голосок моей сестры.

Я развернул велосипед и стрелой полетел сквозь колосья, между колдобин, крутя педали словно обезумевший, надеясь проскочить по спинам этих проклятых монстров.

Я спрятался за большим камнем у высохшего русла. Пот лил с меня ручьём. Мухи не оставляли меня в покое. Череп запятнал всех. Остался я один. И дело моё было безнадёжным. Мне нужно было вскочить и стремглав, не останавливаясь ни на мгновение, пересечь стерню, добежать до дерева и крикнуть: «Логово, выпусти всех!»

Но там, почти у самого дерева, ждал Череп, насторожённый, словно ищейка, и если бы он меня заметил, то наверняка успел бы догнать и, ударив четырежды по плечу, вывести из игры.

В общем, нужно было бежать, и все, – что случится, то случится, не сидеть же здесь до утра.

Я уже собрался вскочить, как чья-то тень накрыла меня.

Череп!

Нет. Это был Сальваторе.

– Подвинься, а то он меня увидит. Он рядом.

Вопреки желанию у меня вырвалось:

– Где остальные?

– Он запятнал всех. Остались только я и ты. Это было первый раз, как мы заговорили после того случая с Феличе.

Череп меня спросил, почему мы поссорились.

«Мы не ссорились. Просто Сальваторе перестал мне нравиться», – ответил я.

Череп дружески похлопал меня по плечу.

– Ну и правильно. Он хреновый парень.

Сальваторе вытер пот со лба.

– Кто побежит распятнывать?

– Давай ты.

– Почему я?

– Ты быстрее бегаешь.

– Я быстрее бегаю, когда бежать долго, но до дерева ты домчишься быстрее меня.

Я молчал.

– У меня идея, – продолжил он. – Выскакиваем вместе, сразу оба. Когда побежит Череп к нам, я замедлю бег, а ты лети к дереву. Так мы заставим его проиграть. Что скажешь?

– Идея хорошая. Только в этом случае выиграю я, но ты-то проиграешь.

– Наплевать. Иначе нам не оставить его в дураках.

Я засмеялся.

Он посмотрел мне в глаза и протянул мне руку:

– Мир?

– Ладно. – Я пожал его руку.

– Знаешь, Дестани больше не будет преподавать в нашем классе. С этого года придёт другая училка.

– Кто тебе это сказал?

– Тётя разговаривала с директором. Говорит, что новая – красивая. Может, будет не такой занудой, как Дестани.

Я вырвал пучок травы.

– А мне всё равно.

– Почему?

– Потому что мы уедем из Акуа Траверсе.

Сальваторе с удивлением уставился на меня:

– И куда вы уедете?

– На Север.

– Куда на Север?

– В Павию.

– А где эта Павия?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Но мы будем жить в большом доме, на последнем этаже. И папа купит себе 131-й «мирафиори». И я там буду ходить в школу.

Сальваторе поднял камень и начал перекидывать его из ладони в ладонь.

– И больше не вернёшься?

– Нет.

– И не увидишь новую училку?

Я смотрел в землю.

– Нет.

Он вздохнул:

– Очень жаль… – И посмотрел на меня.

– Готов?

– Готов.

– Тогда бежим. И не останавливайся, что бы ни случилось. На счёт «три».

– Раз, два, три! – И мы сорвались с места.

– Вон они! Вон они! – заорал Ремо, сидящий на ветке дерева.

Но Череп уже не смог бы ничего сделать: мы оказались быстрее. Мы подскочили к дереву вместе и в голос завопили:

– Логово, отпусти всех!

6

Мы проснулись, когда всё вокруг было залито серым. Парило, было сыро, и лишь иногда порывы ветерка вклинивались в духоту. Ночью огромные неровные облака сгруппировались на горизонте и начали надвигаться на Акуа Траверсе.

Мы зачарованно наблюдали за ними. Мы уже забыли, что с неба может литься вода.

Мы сидели в амбаре. Я развалился на мешке с зерном, подложив под голову руки и разглядывая ос, сооружавших своё гнездо. Остальные сидели кружком у плуга. Сальваторе забрался в железное кресло трактора, положив ноги на штурвал.

Мне нравились осы. Ремо раз десять выкуривал их из дома, но эти упрямицы всё время возвращались и снова строили жильё на том же месте, в углу между виноградной лозой и водосточной трубой. Они перемешивали солому и дерево и лепили гнездо, которое казалось картонным.