Слушай Луну - Морпурго Майкл Страница 4

Хныканье вновь сменилось кашлем. Призраки так не кашляют. На острове кто-то был, какой-то ребенок. Этот ребенок плакал, поскуливал и вдобавок еще и заходился кашлем. Дитя просило о помощи – не могли же Джим с Альфи просто так его бросить! Отец и сын принялись поспешно сматывать лески, причем Альфи обнаружил, что на трех его крючках болтаются три крупные рыбины. А он ничего даже не почувствовал! Впрочем, сейчас ему было не до рыбы. Джим поднял якорь, и Альфи что было мочи налег на весла. Расстояние, отделявшее их от берега, они преодолели в несколько сильных гребков. Под днищем зашуршал песок. Они выскочили на мелководье и вытянули лодку на берег.

Стоя у края воды, они вновь прислушались. Почему-то оба вдруг сообразили, что переговариваются шепотом. Слышался лишь негромкий шелест волн, да покрикивали кулики-сороки, которые носились над самой водой, время от времени задевая крылом волну.

– Я ничего не слышу, а ты? – подал голос Джим. – И не вижу тоже.

Он уже начинал задаваться вопросом, не примерещилось ли ему все это, не подводит ли его слух. Но на самом-то деле – и Джим готов был это признать – ему просто не хотелось идти дальше. Больше всего ему сейчас хотелось столкнуть лодку обратно в воду и вернуться домой. Но Альфи уже бежал по пляжу к дюнам. Джим собрался было окликнуть мальчика, но и кричать не хотелось тоже. Отпустить сына в одиночку он не мог. Джим стащил куртку и накрыл ею улов на дне лодки, чтобы не приметили прожорливые чайки, а потом неохотно последовал за Альфи через дюны, в направлении чумного барака.

Альфи остановился на вершине дюны, глядя на чумной барак. Он поеживался, и дело было не только в пронизывающем ветре. Чайки, сотни чаек, молчаливых часовых острова, смотрели на него отовсюду: с камней, со стен чумного барака, с верхушки трубы, с небес в вышине. Чуть погодя рядом остановился запыхавшийся Джим.

– Есть кто живой? – позвал Альфи.

Ответа не последовало.

– Кто здесь?

И вновь тишина.

Пара чаек спикировали на них с высоты с пронзительными криками и вновь умчались прочь, хлопая крыльями, сначала одна, затем другая. Остальные продолжали мрачно взирать на них. Предупреждение было недвусмысленным. Вам здесь не рады. Убирайтесь с нашего острова.

– Тут никого нет, Альфи, – прошептал Джим. – Поехали домой.

– Но мы слышали чей-то голос, – возразил Альфи. – Я точно знаю, что слышали.

На этот раз нервы сдали у Джима, и он крикнул. Чутье твердило ему: возвращайся обратно, садись в лодку и греби отсюда подобру-поздорову. Но в то же время надо убедить себя, что никакого ребенка на острове нет, что Альфи не прав, что с самого начала им все почудилось. И они завопили хором, эхом повторяя крик друг друга.

В ответ где-то совсем рядом отчетливо раздалось то же самое поскуливание, но только какое-то приглушенное, сдавленное. Теперь-то уж сомневаться не приходилось. Это был голос ребенка – ребенка, перепуганного до смерти, и доносился он из чумного барака.

Первой мыслью Джима было, что это, должно быть, кто-то из местных ребятишек. Видно, малец отправился рыбачить и попал в переплет – потерял весло, к примеру, или упал за борт. В конце концов, не так давно он собственноручно вытащил из воды парнишку, который в одиночку отправился на лодке через пролив Треско. Бедолага споткнулся и полетел за борт, там его подхватило течением и унесло в море. А этого вынесло на берег Сент-Хеленс – никакого другого объяснения Джим придумать не мог. Но если бы на каком-то из островов пропал ребенок, он наверняка об этом бы слышал. Тревогу подняли бы на всем архипелаге. Все вышли бы в море на поиски. Нет, тут было что-то непонятное.

Альфи уже шагал вперед по тропинке, ведущей к чумному бараку, не переставая негромко приговаривать, обращаясь к тому, кто скрывался там, внутри, так мягко и убедительно, как только мог:

– Эй! Это всего лишь я, Альфи. Альфи Уиткрофт. Со мной тут мой отец. У тебя все в порядке, да?

Ответа не последовало. Оба они остановились на пороге, не очень понимая, что говорить и как быть дальше.

– Мы с Брайера, – подхватил Джим. – Ты же нас знаешь, да? Я отец Альфи. Что ты там делаешь? Из лодки выпал, да? Это проще простого. Проще простого. Ты небось задрог до смерти. Мы сейчас живенько тебя вытащим, отвезем домой, дадим горячего чаю с лепешкой, нальем горячую ванну. Согреешься в два счета, а?

Альфи опасливо переступил через порог чумного барака, и поскуливание прекратилось. Внутри не оказалось ни одной живой души, ничего, кроме папоротников и кустов ежевики. В дальнем конце здания, под дымоходом, виднелся очаг, укрытый сухим папоротником, толстым ковром папоротника, как будто кто-то пытался соорудить себе из него постель.

Внезапно какая-то птица выпорхнула из ниши в стене, хлопая крыльями, и сердце у Альфи едва не выскочило из груди. Он двинулся сквозь густые заросли, которые давным-давно завладели этими развалинами. Колючки цеплялись за его штаны и рубаху. Джим по-прежнему топтался у входа.

– Тут никого нет, Альфи, – прошептал он. – Ты же сам видишь.

Но Альфи ткнул пальцем куда-то в угол очага и замахал отцу рукой, чтобы не шумел.

– Не бойся, только не бойся, – произнес он вслух, ступая мягко и очень медленно. – Мы тебя мигом вытащим отсюда и привезем домой. У нас тут лодка. Мы тебя не обидим, честное слово. Все хорошо, правда. Выходи оттуда.

В зарослях папоротника мелькнуло лицо, бледное как смерть. Это в самом деле был ребенок – девочка, с запавшими щеками и слипшимися в сосульки темными волосами длиной по плечи. Она сидела, вжавшись в угол, и смотрела на Альфи огромными от ужаса глазами, сунув в рот кулак, чтобы не кричать. На плечи ее было накинуто серое одеяло. Лицо у нее было заплаканное, а саму ее колотила крупная дрожь.

Альфи присел на корточки, не приближаясь к очагу ни на шаг, – не хотел напугать девочку. Он ее видел впервые. Если бы она была с островов, он точно бы ее знал – он знал всех детей на Силли, они все друг друга знали, и не важно, кто на каком острове жил.

– Эй, – позвал он. – У тебя ведь наверняка есть имя, правда? – Она шарахнулась от него, тяжело задышала и снова закашлялась, не прекращая дрожать под своим одеялом. – Я Альфи. Меня нечего бояться, девочка. – Теперь ее взгляд был устремлен на Джима, она по-прежнему тяжело дышала. – Это отец. Он тебя не обидит, и я тоже. Ты же, поди, голодная, да? Долго ты здесь пробыла? Кашляешь ты просто ужасно. Откуда же ты тогда? И как сюда попала, девочка? – Она ничего не отвечала, лишь сидела, сжавшись в комочек, парализованная страхом, и взгляд ее метался от Джима к Альфи и обратно. Альфи медленно протянул руку и коснулся ее одеяла. – Да оно у тебя насквозь мокрое, – произнес он.

Ее босые ноги были все в грязи и песке, а платье, насколько он мог его разглядеть, представляло собой сплошные лохмотья. У ее ног валялись пустые ракушки и битая яичная скорлупа. Яйца были чаячьи.

– У нас сегодня дома на ужин будет макрель, – продолжал Альфи. – Мама прекрасно ее готовит, жарит в яйце и в овсянке, а к чаю у нас сегодня хлебный пудинг. Тебе понравится. У нас на берегу лодка. Поехали с нами? – Он сделал крохотный шажок в ее сторону, протягивая ей руку. – Ты можешь идти, девочка?

Девочка вскочила, как вспугнутый олененок, и, метнувшись прочь мимо него, поковыляла сквозь папоротник к двери. Видимо, она обо что-то споткнулась, потому что внезапно исчезла в зеленых зарослях. Джим сразу ее нашел – она лежала ничком без сознания. Из рассеченного лба хлестала кровь. Он склонился над девочкой. Все ноги у нее были в порезах и царапинах. Одна лодыжка опухла и побагровела. Девочка не дышала. Подоспевший Альфи опустился на колени рядом с ней.

– Она умерла, отец? – выдохнул он. – Она умерла?

Джим попытался нащупать пульс у нее на шее. Пульса не было. Чувствуя, как в груди поднимается паника, он вспомнил, как Альфи давно, еще маленьким, упал и как он бегом бежал домой с Альфи на руках и думал, что тот убился насмерть. Ему вспомнилось, как хладнокровно действовала тогда Мэри, как она немедленно взяла ситуацию в свои руки, уложила Альфи на кухонный стол, приложила ухо к его губам и почувствовала, что он дышит. Теперь он поступил точно так же: приложил ухо к губам девочки, ощутил тепло ее дыхания и понял, что жизнь еще не покинула ее тело окончательно. Надо поскорее везти ее домой. А там уж Мэри разберется, что с ней делать.