Художник зыбкого мира - Исигуро Кадзуо Страница 8

– Итиро, что ты делаешь? Мы ни в какое кино не пойдем, если ты намерен и дальше так безобразничать. Немедленно прекрати!

Мой внук тут же вскочил на ноги и завопил:

– Хай ю, Сильвер!

– Итиро, сядь. Ты еще не закончил рисунок.

– Где тетя Норико?

– Она разговаривает с твоей мамой. А ты еще не закончил рисунок. Итиро!

Но мой внук уже скакал прочь из комнаты и во все горло вопил:

– Я – одинокий рейнджер! Хай ю, Сильвер!

Не помню точно, что после этого сделал я сам. Скорее всего, я еще несколько минут посидел в «музыкальной» комнате, глядя на рисунок Итиро и ни о чем конкретном не думая. Со мной в последнее время такое довольно часто бывает. Вскоре, впрочем, я встал и пошел посмотреть, куда разбрелись члены моей семьи.

Сэцуко я нашел на веранде; она сидела в одиночестве и смотрела в сад. Солнце светило еще довольно ярко, но уже сильно похолодало, и Сэцуко, заметив меня, передвинула один из футонов на солнечное пятно, приглашая меня присесть.

– А мы свежий чай заварили, – сказала она. – Хочешь чая, папа?

– С удовольствием, – сказал я, и она налила мне чая, а я тем временем тоже оглядел наш сад.

Несмотря на ущерб, нанесенный войной, он отлично восстановился, и в нем по-прежнему можно узнать тот сад, который около сорока лет назад посадил сам Акира Сугимура. В дальнем его конце, ближе к ограде, я заметил Норико и Итиро, рассматривавших что-то в зарослях бамбука. Этот бамбук, как и почти все прочие растения, Сугимура в свое время уже взрослыми перенес в свой сад из разных других мест. Говорят, что он часто ходил по городу, заглядывая за садовые ограды, и предлагал внушительные суммы тем, у кого замечал куст или дерево, которые хотел бы пересадить к себе. Если это правда, то растения он подбирал с редкостным умением и вкусом, достигнув в итоге поистине восхитительной гармонии, которую по мере сил стараюсь поддерживать и я. Все растения в саду кажутся выросшими здесь самым естественным образом; ощущается лишь самый легкий намек на его искусственное происхождение.

– Норико всегда так хорошо ладит с детьми, – заметила Сэцуко, поглядывая на сестру и сына. – Итиро в нее прямо-таки влюбился.

– Итиро – отличный парень, – сказал я. – Совсем не такой робкий, как многие дети в его возрасте.

– Надеюсь, он не причиняет тебе особого беспокойства? Он иногда бывает таким упрямым! Прошу тебя, брани его, не колеблясь, если он станет тебя раздражать.

– Он ничуть меня не раздражает. Мы отлично ладим. Например, мы с ним только что занимались рисованием.

– Правда? Я уверена, что ему очень понравилось.

– А еще он разыграл для меня пьесу собственного сочинения, – прибавил я. – У него на редкость выразительная мимика.

– О да! Он часто и подолгу так играет.

– А он что же, свой собственный язык придумал? Я все прислушивался, да так ни слова и не понял.

Дочь засмеялась, смущенно прикрыв рот рукой.

– Он, наверное, в ковбоев играл. Когда он играет в ковбоев, то всегда пытается говорить «по-английски».

– По-английски? Невероятно! Так вот, значит, что это за язык!

– Мы однажды водили его в кино на американский фильм про ковбоев. И с тех пор он этих ковбоев просто обожает. Пришлось даже купить ему ковбойскую шляпу с широкими полями. Он убежден, что те смешные звуки, которые он издает, это и есть настоящий ковбойский клич. Странновато звучит, наверно.

– Вот оно в чем дело! – со смехом воскликнул я. – Мой внук, оказывается, – ковбой!

Листва в саду чуть покачивалась от слабого ветерка. Норико, сидя на корточках возле старого каменного садового фонаря, показывала Итиро на что-то пальцем.

– И все-таки, – вздохнул я, – еще несколько лет назад Итиро ни за что бы не повели смотреть ковбойский фильм!

Сэцуко, не оборачиваясь и по-прежнему глядя в сад, сказала:

– Суйти считает, что пусть он лучше увлекается ковбоями, чем идеализирует таких людей, как Миямото Мусаси [3]. Пусть лучше американским героям подражает.

– Вот как? Значит, Суйти считает, что это лучше?

На Итиро, похоже, ни каменный фонарь, ни то, на что указывала ему Норико, не произвели должного впечатления; с веранды было видно, что он яростно тянет тетку за руку. Сэцуко смущенно рассмеялась.

– Вот наглец! Вечно всех куда-то тащит… Что за манера!

– Между прочим, – сказал я, – мы с Итиро решили завтра сходить в кино.

– В самом деле? – В голосе Сэцуко явственно звучала неуверенность.

– В самом деле, – подтвердил я. – Его, похоже, страшно заинтересовал этот доисторический ящер. Не беспокойся, я прочитал анонс в газете. Фильм вполне подходит для мальчика его возраста.

– Да, конечно.

– Вообще-то, я подумал, что хорошо бы нам всем вместе в кино сходить. Устроить, так сказать, семейный поход.

Сэцуко нервно кашлянула и тихо сказала:

– Это было бы замечательно, но, по-моему, у Норико на завтра другие планы.

– Да? И какие же?

– Кажется, она хотела, чтобы мы все пошли в парк оленей смотреть. Но это, наверное, можно сделать и в другой раз.

– Я понятия не имел, что у Норико вообще имеются какие-то планы на завтра. Она определенно ни о чем таком меня не спрашивала. Кроме того, я уже пообещал Итиро, что завтра мы пойдем в кино, и он наверняка на это настроился.

– Ну конечно! – сказала Сэцуко. – Я уверена, он просто счастлив будет пойти в кино.

По садовой дорожке к нам двигалась Норико, ее вел Итиро, тянувший тетку за руку. Я, конечно, мог бы сразу спросить у Норико насчет завтрашнего дня, однако они с Итиро на веранде не остались, а прошли в дом вымыть руки. Так что вопрос этот я сумел задать лишь вечером, после ужина.

В течение дня наша столовая – место довольно мрачное, поскольку солнце редко туда заглядывает, но с наступлением темноты, когда зажжена лампа с абажуром, низко висящая над столом, в столовой становится очень уютно. Поужинав, мы еще какое-то время молча сидели вокруг стола, читая газеты и журналы, а потом я спросил у Итиро:

– Ну что, ты сказал тете насчет завтрашнего дня?

Мой внук с трудом оторвался от книжки и непонимающе посмотрел на меня.

– Так мы возьмем с собой женщин или нет? – продолжал я. – Помнишь, о чем мы с тобой говорили? Что им это, возможно, покажется слишком страшным.

На этот раз Итиро все понял и просиял.

– Да, боюсь, тете Норико будет страшновато, – сказал он. – Ты хочешь с нами пойти, тетя Норико?

– Куда пойти, Итиро-сан? – спросила Норико.

– На тот фильм о чудовище.

– Я подумал, что нам хорошо бы завтра сходить в кино всем вместе, – пояснил я. – Устроить, так сказать, семейный поход.

– Завтра? – Норико посмотрела на меня, потом на Итиро. – Дело в том, папа, что мы никак не можем завтра пойти в кино, верно, Итиро? Мы ведь идем в олений парк, ты помнишь?

– Олений парк может подождать, – сказал я. – Мальчику не терпится посмотреть этот фильм.

– Чепуха, – заявила Норико. – Мы уже обо всем договорились. На обратном пути мы собирались зайти к госпоже Ватанабэ. Она так хотела Итиро повидать, и мы давно с ней условились. Да и в парк мы давно уже договорились пойти, верно, Итиро?

– Со стороны папы было так мило пригласить нас в кино, – вмешалась Сэцуко. – Но, насколько я понимаю, госпожа Ватанабэ ждет нас. Может, все-таки отложить поход в кино на послезавтра?

– Но Итиро так хотелось посмотреть этот фильм! – запротестовал я. – Я правильно говорю, Итиро? Какие все-таки женщины зануды!

Но Итиро на меня не смотрел, делая вид, что с увлечением читает свою книгу.

– Ты бы сказал им сам, этим женщинам! – посоветовал я ему.

Но мой внук продолжал пялиться в книгу.

– Итиро!

Вдруг, бросив книгу на стол, он вскочил и опрометью выбежал из столовой. Я усмехнулся.

– Ну вот, – сказал я Норико. – Теперь мальчик из-за тебя расстроился. Нечего было все портить!

– Но, папа! Это же просто смешно! Мы давным-давно договорились с госпожой Ватанабэ. Кроме того, по-моему, Итиро совершенно не нужно смотреть этот фильм. Да он ему и не понравится, я думаю. Верно, Сэцуко?