Солдаты без формы - Пеше Джованни Страница 3

Однако я остаюсь без непосредственной связи с компартией: мне не удается получить точных сведений о том, что происходит в других районах страны. Ходят слухи, которым трудно поверить. Говорят о тысячах партизан, действующих в горах Пьемонта, Венето, Ломбардии. Эти сведения, цифры кажутся весьма значительными по сравнению с результатами, которые удалось достигнуть нам. Мы понимаем, что действуем пока без плана. Нами руководит только желание бороться, и мы чувствуем, что это крайне необходимо. Поэтому я решаю поехать в Алессандрию, поговорить там с товарищем Камера, по кличке Освальдо, руководителем местной партийной организации, и получить от него указания. Поезд, в котором я еду, переполнен; в самых дальних углах молча сидят молодые парни, в которых я угадываю солдат, переодетых в штатское; на их лицах написано только одно-единственное желание: как можно скорее попасть домой.

По прибытии в Алессандрию сразу же нахожу Камера. Он говорит мне, что задачи, поставленные руководящими товарищами, таковы: 1) установить контакт с коммунистами нашей зоны и начать вербовку молодежи для участия в партизанской борьбе; 2) немедленно организовать комитеты национального освобождения, налаживая связи с антифашистскими элементами в других партиях, а также с теми беспартийными, которые хотят бороться против немцев и фашистов.

В провинции Аккуи уже работало несколько ячеек Итальянской коммунистической партии.

Кроме того, в самом городе Аккуи имелось некоторое количество старых коммунистов из бывшей группы Бордиги, которые в течение двадцатилетней фашистской диктатуры хотя и не примкнули к фашизму, однако держались в стороне от антифашистской борьбы и поэтому жили спокойно. Они не поняли, что в течение этих двадцати лет занимали капитулянтскую позицию, позицию косвенной поддержки фашистской диктатуры. Более того, они были убеждены, что являются героями антифашистской борьбы хотя бы уже потому, что не поддерживали политику Муссолини. Поэтому им было непонятно, как мог какой-то молодой человек, которого они даже не знали, прийти к ним преподавать урок антифашизма и, более того, учить их организации борьбы. С другой стороны, они даже не чувствовали необходимости вести борьбу, тем более такую, о которой говорил я. Они не понимали, что организовать партизанское движение означало создать армию, способную разгромить фашизм.

Несмотря на все это, я не падаю духом. Через несколько дней мне становится известно, что кое-кто из других партий пытается установить связи с нашей партией. Сразу же устанавливаю с ними контакт, и мы проводим первое собрание в кабинете дирекции кинотеатра «Гарибальди», принадлежащего адвокату Дзербини.

Мы знакомимся друг с другом. Представляясь, каждый называет свое настоящее имя. Они еще не знают правил конспирации. Почти все — адвокаты, врачи — лица свободных профессий. Собрание начинается. Говорим о бегстве короля, о Бадольо, о необходимости подготовиться к приходу англичан и т. п. Но никто не говорит об истинной цели собрания — что надо предпринять немедленно, чтобы успешно бороться против нацистов и фашистов. Все обходят молчанием то, что должно быть главным предметом обсуждения.

Собираюсь с духом и прошу слова. Мною овладевает такое чувство, словно я по своему положению ниже остальных присутствующих, я их стесняюсь. Мой юный возраст, слабое знание итальянского языка[9] приводят меня еще в большее смущение. Мне не удается выступить так, как бы хотелось, мне почти стыдно, что я, молодой человек, должен говорить им, людям в зрелом возрасте, о том, что нужно делать, как следует бороться. У меня идет кругом голова от их долгих речей, неизменно заканчивающихся утверждением, что невозможно вести неравную борьбу. Я сознаю, что должен заставить их ясно понять свои слова, должен суметь встряхнуть их и увлечь за собой. Необходимо убедить их в том, что мы должны немедленно перейти в наступление против врага.

К сожалению, как я уже сказал, мне трудно говорить по-итальянски. Я учился во Франции, а в Италии живу всего четыре года. Я изучал итальянский язык в ссылке, но не говорю на нем вполне свободно: я не нахожу подходящих слов, а главное — мне не удается выражать свои мысли с таким тактом и столь дипломатично, как это умеют они. Надо охарактеризовать создавшееся положение так, каково оно на самом деле, и в то же время я не должен задеть их чувства, которые они считают чувствами истинных антифашистов.

И я решаюсь: ставлю вопрос, — сам того не желая, — может быть, несколько грубо, но зато ясно выражаю свою позицию антифашиста и коммуниста. Я говорю им, что нам следует начать борьбу немедленно, нужно помочь уже созданным отрядам, необходимо сейчас же перейти к действиям, что в ряды партизан должно вступить как можно больше молодежи.

Я кончил говорить. Несколько секунд длилось напряженное молчание. Потом всех словно прорвало.

По мнению большинства, я изложил совершенно невыполнимые планы. Мне заявили, что я не знаю обстановки, еще слишком молод, и коммунистическая партия должна была прислать более зрелого и уравновешенного представителя, обладающего большим опытом («Каким опытом?» — спрашивал я себя, выслушивая все эти филиппики).

Наконец достигаем договоренности, приходим к результату: все согласны с тем, что необходимо организовать в Аккуи Комитет национального освобождения.

Эта политика выжидания, эти страхи должны были быть в последующем постепенно изжиты. Должна была одержать верх точка зрения, которой всегда придерживался рабочий класс (класс, которому предстояло после предательства со стороны старых правящих кругов и их крушения объединить все национальные силы, чтобы организовать и повести борьбу за освобождение), а именно точка зрения, согласно которой борьбу нужно продолжать до победного конца, эта борьба против захватчиков должна быть массовой, и вести ее следует без передышки, без компромиссов, пока она не перерастет в освободительное народное восстание.

Сразу же после совещания я устанавливаю связь с группой партизан, действующих в горах между Лигурией и провинцией Аккуи.

Ими командовал коммунист Вальтер Филлак, впоследствии повешенный немцами в Куорнье в феврале 1945 года[10].

Вместе с юношами из Аккуи и из соседних сел мы начинаем организовывать несколько отрядов, чтобы проводить операции в нашем районе.

Полиция, хорошо знающая мое антифашистское прошлое, уже ищет меня. Она снова напала на мой след, потерянный ею 25 июля 1943 года, когда я покинул остров Вентотене.

Товарищ Джузеппе, связной между Турином и нашим районом, зная, что полиция идет за мной по пятам, подсказывает возможность использовать меня в самом Турине. Проходит еще несколько дней, и вот подтверждение: я должен приготовиться к отъезду. Решаю выехать через день после получения приказа. Ночью в узком переулке, где стоит дом приютившей меня тетки, раздаются размеренные шаги патруля. В темноте движутся тени вооруженных людей как раз перед нашим домом. Вот они останавливаются и вдруг начинают настойчиво стучать в дверь той комнаты, в которой я обычно сплю и которая выходит прямо на улицу.

Однако вот уже несколько ночей, как я, словно движимый каким-то предчувствием, перешел в находящуюся на втором этаже комнату тетки. Тетка, дрожа от страха, открывает дверь, и полицейские направляют на нее дула автоматов. «Мы ищем Джованни Пеше, вашего племянника; мы знаем, что он здесь, в вашем доме; где он спрятался?» Бедная женщина отвечает, что, кроме нее, в доме никто не живет, что она знать не знает, где ее племянник, что уже давно не видела его. Но полицейские шарят по всем углам.

Я беру на изготовку автомат и жду. Через некоторое время воцаряется тишина. Видно, осведомитель, приведший фашистов к моему дому, не был в курсе всех подробностей: он не знал о моем втором укрытии. И фашисты, устав искать, удаляются.

Вслед за ними ухожу и я. Выпрыгиваю в окно, выходящее на улицу с другой стороны дома, и иду на вокзал, где меня прячут товарищи железнодорожники. Жду до утра и затем сажусь на первый идущий в Турин поезд. По дороге думаю о минувшей опасности. Мне не терпится: считаю минуты, оставшиеся до прибытия в Турин. Там меня ждет товарищ. Направляемся с ним на улицу Брунетта, в дом, который станет для меня тайным убежищем в течение многих месяцев.