Наталья Калинина - П.И.Чайковский Страница 13

Чайковский медленно бредет полем, алеющим дикими маками. Вдали звонят монастырские колокола, щебечут над головой птахи, стрекочут в сочных зарослях майских трав кузнечики. Музыка живой бесхитростной жизни — непостижимая, удивительная, достойная вечного восхищения. Человек испокон веку наслаждается ею, вдохновляется на создание своей, которой поверяет все без исключения чувства.

Все-таки, что же такое музыка?

Чайковский останавливается посреди узкой полевой тропки, приложив к глазам ладонь, внимательно всматривается в бездонную высь неба.

Наверное, это прежде всего самый искренний, самый естественный способ общения человека с человеком, тот трепетный настрой души, когда все воспринимается с полуслова, полувзгляда…

Подобные отношения установились у них с Надеждой Филаретовной, потому что она, как никто другой, сумела постичь суть его музыки, а через нее и его душу. Когда-то ему казалось, что Дезире Арто, Желанная, тоже сумела проникнуть в самую глубь души. Он был тогда молод, доверчив, полон несбыточных желаний. Теперь ему нужно одно — свобода, свобода и еще раз свобода.

Кажется, Надежда Филаретовна не собирается ее стеснять. Кому-то наверняка их отношения могут показаться ненормальными: он пользуется материальной поддержкой любящей его женщины, берет без зазрения совести у нее деньги, большие деньги, а она лишь благодарит его за это. Впрочем, в их отношениях он и сам еще многого не понимает. Ясно одно — он должен, он просто обязан не разочаровать в себе эту женщину, возлагающую на его композиторский талант такие огромные надежды.

Чайковский сидел в прохладной полутемной гостиной просторного дома в Вербовке, имении Давыдовых, испытывая ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения после удачно завершенного труда. Казалось бы — пустячок, детские пьесы для начинающих пианистов, а сколько светлых минут радости принесла работа над ними. Он никогда не думал, что так увлечется, так ярко и отчетливо сумеет представить свое давно минувшее детство. Племянники и племянницы, дети Саши и Льва Давыдовых, наверно, очень обрадуются, особенно младшие, — для начинающих музыкантов нет почти ничего в мировой фортепьянной литературе. Однако ж не будем предвосхищать события.

Сейчас в доме тихий час. Минут через пятнадцать — двадцать раздастся хлопанье дверей, топот детских ног, журчащий смех и веселые голоса. Как он подчас завидует детям, живущим в особом мире волшебных грез и упований.

…В гостиной раздвинули шторы, кто-то из старших детей поставил на пианино большой благоуханный букет полевых цветов. Саша, сама похожая на девочку в светлом муслиновом платьице с большим алым георгином на груди вместо брошки, рассадила младших на диване, успев шепнуть каждому на ухо ласковое словечко. Сашенька так похожа на матушку — и голосом, и манерами, и характером. Слушая пьесы, Саша, как и он, наверняка вспомнит их незабываемое детство.

…Петя открывает глаза и по привычке шепчет молитву, которой научила добрая Фанни: "Господи, сделай так, чтобы матушка с батюшкой, сестра и братья, а еще тетушки, няня и все-все остальные были живы, здоровы, счастливы". За окном искрится под утренним солнцем воздушный, точно взбитые сливки, снег. Вот пробежала следом за Халитом дворовая собачонка Жучка, чуть не утонув в наметенном возле забора сугробе. А вот ворона уселась на укутанную снегом ветку березы, смахнув целое облако блестящей под солнцем снежной пыли.

Однако же пора вставать, тем более что Николай с Ипполитом уже наверняка на ногах — Петя слышит их счастливые голоса, топот, смех. Ну, конечно, затеяли игру в лошадки, пока нет Фанни. Ах, как же весело скакать по мягкому пушистому ковру, похожему на весенний лужок!

Но вот в коридоре послышались знакомые шаги — конечно же, это матушка. Как всегда нарядная, пахнущая пармской фиалкой, с доброй улыбкой на милом задумчивом лице. Нет, она не станет бранить за шалости, она обязательно поцелует: кого в макушку, кого в лоб.

Она попросит их поскорей умыться и одеться, чтобы не расстраивать "милую Фанни".

После завтрака можно снова поиграть, теперь уже в деревянных солдатиков. Ишь как маршируют на параде — весь народ дивится, русской армией гордится. У девочек свои заботы: куклы в кружевных накидках и шелковых панталонах. Почему-то они вечно болеют, даже умирают. Вон у Сашеньки глаза заплаканы — оказывается, Мари долго болела и умерла. Та самая черноглазая, темноволосая Мари, которую ей подарила под рождество тетушка Настасья Васильевна. Грустно, когда близкие умирают, Каролина и та печальная ходит…

Но вот в гостиной хлопнула крышка рояля, полился чудный нежный вальс. Матушке так идет сидеть за фортепьянами. Она улыбается им, просит разделить веселье. Действительно, хорошо: солнечные зайчики вольготно разгуливают по всему дому, гудят и пышат жаром растопленные Халитом печи, пахнет сосновыми поленьями, мочеными яблоками. Мурлычет довольно в кресле кошка Мурыска, вылизывая своих уже больших озорных котят.

После обеда Фанни зовет гулять на пруд. День чудесный, хоть и морозный. Небо такое ярко-голубое, что глазам больно долго на него смотреть. Скрипит под ногами снег, летят мимо по накатанной дороге розвальни. Румяный, подпоясанный кушаком кучер кланяется Фанни, улыбается детям. Хорошо, удивительно хорошо жить на свете!

Весной и вовсе приволье: можно скинуть башмаки и пробежаться босиком по траве (если, конечно, Фанни не видит). Заскочить на кухню, где так славно, так ладно поют девушки. Часто к ним в гости заходит конюх Антип с гармошкой. Красиво играет, да еще чубом трясет, да еще орехами угощает. Все умеет — и "Камаринскую", и польки, и даже заморские песни. Правда, Фанни их по-другому поет — грустнее. А этот Антип такой весельчак: ему бы все девушек развлекать, как говорит Каролина. Она еще утром обещала рассказать сказку про Бабу Ягу. Каролина так смешно выговаривает это слово: "Ига". От этого сказка не страшная, а смешная выходит. Баба Яга — это ведьма, которая живет в темном лесу, так говорит Каролина. И летает вовсе не в деревянной ступе, а на метле. Ведьмы бывают даже красивые, сказал Халит и почему-то посмотрел на Каролину, а та покраснела и сердито перекрестилась.

Но вот в сумерки один-одинешенек идет он в сад под раскидистую яблоню, только-только выбрасывающую темно-розовые пупырышки бутонов. На бледном безоблачном небе проклевывается тонкий месяц, а на пруду гомонят лягушки, пахнет дымом от разложенного за конюшней костра. Кажется, попал в волшебный мир, кажется, сейчас выйдет тебе навстречу прекрасная царевна с длинными, до пят, пшеничными волосами, а ты превратишься во взрослого, сильного, храброго, красивого юношу и унесетесь вдвоем далеко-далеко в волшебную страну, где сбываются все на свете мечты…

А утро начнется с чудесной прогулки по весеннему полю, с песни жаворонка в бездонном поднебесье. Тихо, светло и умиротворенно поет церковный хор, строги и сосредоточенны лица матушки, старших братьев, тетушки Настасьи Васильевны. А он все не может забыть тот грустный мотив, который наигрывал слепой шарманщик возле ворот. Господи, сделай так, чтобы все на свете люди были сыты, веселы, добры, счастливы…

Петр Ильич не замечает своих слез. Сашенька достает из-за рукава платья кружевной платочек, одним быстрым движением вытирает глаза себе и брату.

— Спасибо, Петечка. Ах, как же ты все помнишь, — тихо говорит она. И, помолчав, добавляет: — Если б матушка слыхала…

Дети смеялись и прыгали от радости, заставляя дядю Петю играть еще и еще. Пока не приспело время ужинать. Веселой гурьбой ввалились в столовую, расселись по местам, шумно радуясь крупной малине со сливками, слоеным булочкам, пышным горячим творожникам со сметаной.

— А где же Боб? — спросил Петр Ильич, не видя за столом шестилетнего Володю. — Он сидел почти что у меня в ногах и, кажется, даже не шевельнулся ни разу. Не заболел ли?

Вдруг из гостиной послышалась сперва робкая и неуверенная, а потом все более звучная мелодия "Старинной французской песенки".

Петр Ильич неслышно, на цыпочках, прошел в гостиную и долго смотрел на любимого племянника, который, высунув от старания язык и широко растопырив маленькие ладошки, силился сыграть по памяти только что слышанную музыку.

"Запомнил, запомнил ведь, — умилился Чайковский. — Выходит, не зря писал — понравилось детям".

Он поднял Боба высоко над головой, закружил в воздухе. Весь вечер дядя и племянник были неразлучны.

Свой "Детский альбом" для фортепьяно Петр Ильич Чайковский посвятил Володе Давыдову.

"Героиня Франции. Тебя любят, тебя не забывают, героиня, столь красивая. Ты спасла Францию!.."

Петр Ильич вспомнил сейчас эти нескладные, написанные по-французски фразы, вспомнил пылкую влюбленность семилетнего мальчика в Жанну д’Арк, о которой стремился узнать все-все. Вспомнил и улыбнулся. Да, он мечтал о ней в жаркий летний полдень, убежав в луга и с наслаждением вдыхая густой запах горячих от зноя трав, прислушиваясь к лопотанию ручья и щебету птиц. Мечтал о том, как вырвет ее из рук палачей, как спрячет в лесной хижине, где их будут стеречь от злых католических монахов дикие звери.