Марга Минко - Стеклянный мост Страница 31

Они переглянулись, хорошо понимая, что и с кем случилось, и точно заклиная друг друга, что это не может быть правдой; выговорить это имя обеим не хватало духу.

— У меня все утро было предчувствие. — Бин схватила Рену за плечо, та резко вырвалась.

— Где сейчас Абелс? — спросила она горничную.

— На кухне, — ответила Герри. Она все еще стояла на пороге.

— Он уже на улице, — сказала Хейманс. — И гости приехали.

Абелс не мог этому поверить. Он забеспокоился, услышав сирену, а когда ее вой оборвался прямо перед домом, не смог усидеть на месте и бросился в холл.

Сквозь стеклянную дверь он увидел четырех мужчин на фоне красного автомобиля. Трое направлялись к двери. Он проскользнул мимо них наружу. Четвертый — низенький, полный, с жидкими седыми волосами — остался на пороге и смотрел через улицу на происходящее. Затем он резко повернулся, и Абелс оказался прямо против него, нос к носу. Лицо этого человека отдаленно напомнило ему кого-то.

В день похорон все еще подмораживало, было градусов восемь, но ветер улегся, и небо сияло монотонной голубизной.

Абелс приехал на кладбище автобусом и сейчас стоял у ограды. За высоким дорожным полотном он видел полосу недавно посаженных молодых березок, далеко отстоящих одна от другой; резкий солнечный свет еще больше подчеркивал их обособленность друг от друга. Когда мальчик и девочка, вместе с ним выходившие из автобуса, принялись бегать между деревьями, ему показалось, что березки встали теснее.

На пологой обочине мягко притормозил автомобиль. Он услышал хруст ледка под колесами. Водитель, мужчина за пятьдесят в темном пальто и старомодной черной шляпе, вышел из машины в сопровождении молодого человека и юной девушки. Они подошли к ограде, встали рядом и кивнули ему как знакомому. Он кивнул в ответ.

Его предчувствие беды подтвердил тогда одетый в черную кожу мотоциклист, очевидно заметивший, как Абелс выходил из дома престарелых. "Старушка в колодец упала! — крикнул он. — Только что вытащили". Когда он протиснулся сквозь толпу к месту, куда ее положили, один из водопроводчиков спросил его, не знакома ли ему потерпевшая. Пожарники завернули ее в парусину, оставив открытым только изменившееся до неузнаваемости лицо. Что ему врезалось в память, так это выражение ужаса, застывшее на губах, из уголка которых сочилась ржаво-красная водичка, и редкие, прилипшие к черепу волосы. В ту минуту она еще была жива. Пошел снег, легкие хлопья падали ей на лицо. Веки ее трепетали. Когда ее понесли к санитарной машине, он увидел на снегу сумочку. И подобрал ее. Она была тяжелой от воды, кожа лопнула.

Заговоривший с ним водопроводчик крюком надвинул крышку на колодец. Он выглядел здоровяком, но держался растерянно, беспомощно, говорил отрывисто. "Вон там мой напарник, — сказал он. — Ожоги второй степени. Так врачи сказали. И ни одна стерва руку ему не протянула. Никто не стал помогать, когда он пытался вытащить старушку из колодца. Хоть подыхай, никто не шевельнется, черт побери". Он топнул по крышке. Санитар вел человека с опухшим, искаженным болью лицом; руки он держал неестественно поднятыми, точно не мог ими больше двигать. Следом шла женщина в яркой меховой шубке.

Вернувшись обратно, Абелс увидел, что Де Флондер и его гости садятся в машину. Осмотр не состоялся, это было очевидно. И опять его взгляд зацепил лицо человека с жидкими седыми волосами. Теперь он уже точно знал, кто это.

В холле, куда сбежался весь персонал, его ждали ван Стратен и Хейманс. Он стряхнул с себя снег, передал сумочку Фриды директрисе и начал рассказывать.

"Никто не понимает, зачем она пошла самой опасной дорогой".

"Я же ее предупреждала".

"Ее невозможно было удержать", — сказала Хейманс.

"Надо, надо было мне кого-нибудь с ней послать". Ван Стратен так сжала переплетенные пальцы, что костяшки побелели. Сумка ударила ей по юбке, оставив влажное пятно.

"Я думал подвезти ее на машине", — сказал Абелс.

"Нечего было и пытаться. Она всегда все хотела делать сама. Но ведь до сих пор обходилось?" Хейманс прижимала руки к щекам, покрытым красными пятнами.

"Мне, как всегда, нужно было проследить за ней. И почему я не дождалась, пока она перейдет улицу, когда меня позвали?"

"Не упрекайте себя, Рена. Я тоже ей говорила: идите и поскорей возвращайтесь".

"Ах, это правда, что Фрида упала в колодец?" За ними вдруг возникла женщина в ярко-зеленом платье, она стояла, наклонив по-птичьи голову. Ван Стратен мягко подтолкнула ее в сторону двух санитарок, взявших ее под руки.

Вместе с Хейманс и еще двумя-тремя сотрудницами Абелс прошел за директрисой в ее кабинет. Она расстелила на столе газету и высыпала содержимое сумочки. Они молча смотрели на мокрые, изуродованные вещи, среди которых бросались в глаза серебряный портсигар и серебряная рамка от большой фотографии. Портсигар Рена отложила в сторону.

Стекло в рамке разбилось, фотография покоробилась от горячей воды, испачкалась, в нескольких местах была продырявлена осколками стекла. Но он узнал того, кто на ней изображен.

"Она вроде бы не курила?" — спросил кто-то из присутствующих.

"А зачем она положила в сумочку большую фотографию в рамке?"

"Вот такая она была, — сказала Хейманс. — Верно, Абелс?"

"Да, у нее были свои странности, — ответил он. — Привычка считать, например. Она очень любила вычислять". Наверное, потому, что не могла найти ответ, подумал он про себя.

"Что нам со всем этим делать?" Директриса осматривала кожаный футляр, разбухший от сырости. Фотокарточки слиплись в комок. Она взяла в руки бумажник, стряхнула воду.

"Можно просушить", — сказала Хейманс.

"А остальное?" Ван Стратен колебалась. Куда девалась ее самоуверенность, подумал Абелс. Казалось, она ждет поддержки. Кончиком пальца она потерла фотопортрет в рамке; эмульсия сошла, оставив серое пятно.

Окружающие кивнули. Она положила сумочку вместе с другими вещами и завернула в газету. "Абелс, убери это все, пожалуйста".

Когда он спускался с промокшим свертком в подвал, где стояли контейнеры для мусора, у него было ощущение, что он совершает некий церемониал, хотя он не знал еще, что будет делать. Долгие минуты стоял он, держа перед собою сверток — стершиеся образы тех, кого успел полюбить за короткое время быстро утраченной юности, которую так часто вспоминал благодаря ей, Фриде.

Оглядывая подвал, он заметил в углу новую, блестящую урну для праха. Он подошел к ней, положил на дно урны сверток и осторожно, почти торжественно, закрыл крышку.

Абелс увидел, как из-за поворота шоссе показались полицейские на мотоциклах. Вместе с муниципальной делегацией они провожали в последний путь Фриду Борхстейн. Солнце играло золотыми бликами на белых шлемах и белых куртках, пока весь эскорт не остановился у ворот кладбища, перед которыми лежали продолговатые тени от череды березок. Стоя у своих мотоциклов, полицейские отсалютовали похоронной процессии, медленно въехавшей по наклонному съезду в ворота.

Абелс пристроился в хвосте группы, следовавшей за катафалком по усыпанной гравием дорожке между могилами — однообразными позеленевшими камнями, торчащими из мерзлого снега. Обводя взглядом вершины сосен, окаймляющих кладбище, он вспомнил вчерашний разговор. Сначала он хотел выбросить этот случай из головы. Но лицо человека, которого он встретил в дверях дома, стояло перед глазами. После долгих колебаний он пошел к директрисе узнать, как зовут чиновника из провинциальной службы попечения о престарелых. Он надеялся, что это ошибка. Но ошибки не было. Разговор по телефону шел трудно, человек на другом конце провода никак не хотел уступать, но в конце концов они договорились. Встреча была назначена в кафе на Гувернёрсплейн.

Он уже был там: сидел за столиком в глубине зала, наклонив бледное, слегка одутловатое лицо. Только после того, как принесли кофе и он долго и аккуратно помешивал его ложечкой, Хейн Кесселс начал говорить:

— Рано или поздно это должно было случиться. Но вот то, что повод дала именно она… назовем это волей Его Величества Случая. Если бы Ритмейер не слег с гриппом… ведь он должен был ехать от провинциального управления со шведами. Меня попросили его заменить. Не обижайтесь, что по телефону я так упирался — после всего, что было, такой конец. Я должен был отвезти ее в Швейцарию.

— Она мне все рассказала.

— Все? Она не знала, как обстояло дело, она не могла знать, почему все рухнуло. Я и сам не знаю. В тот период Сопротивление действовало еще неорганизованно, кое-как. Взять хотя бы нашу группу: мы рвались делать что-нибудь, но опыта у нас не было. Мы добывали фальшивые документы, находили адреса, где можно укрывать людей от преследования, с пустого места начинали. Один раз я услыхал от кого-то, что их группа тайно переправляет людей в Швейцарию. Я сразу подумал о Борхстейне: он мне импонировал, я знал его через отца. Но вам это известно…