Владимир Бабула - Пульс бесконечности Страница 5

Я собрался было возразить, что честный человек не крадет, но побоялся обострять положение.

— Мир нельзя спасти никакими таинственными лучами, — сказал я внешне спокойно. — Человечество уже пробудилось ото сна. Я искренне верю, что последняя мировая война была действительпо последней. Для войны сейчас нет времени. Первый советский спутник Земли, чьи сигналы вы поймали и передали мне но телефону, устремил взоры человечества вверх, в космос. Оставьте в покое мозг человека, это опасно и не нужно. Мозг — чувствительный орган. Это вам не ваш электронный Ферда, с которым, переключая контакты, вы можете делать что вам вздумается. Пегас некоторое время молчал. Я уже по наивности начал надеяться, что мои горячие слова на него подействовали. Но он разрушил эти надежды, как карточный домик.

— Все красивые слова, редактор! Вы недооцениваете опасности войны. Нам не понять друг друга. Вы литератор, а я хладнокровный ученый. Я знаю, что делаю. Не могу же я допустить, чтобы голем, которого вызвала к жизни наука и техника, раздавил население этой планеты. А голем уже шагает, сокрушая все на своем пути. Я иду рядом с ним и только ожидаю удобного момента, чтобы превратить его снова в мертвую глину.

— Я не совсем понимаю вас. При чем тут голем?

Пегас сощурился, точно ему в глаза попал дым от сигареты.

— И вы еще называете себя автором фантастических рассказов? Это же яснее ясного. Я не имею в виду голема из средневековых поверий: глиняного великана, сотворенного силой колдовства и вышедшего из повиновения человеку. Голем наших дней — это современная техника, или, точнее, атомная техника. Она ускользнула из рук человека и сокрушает теперь своего изобретателя.

— Этот голем с таким же успехом может служить мирным целям, его не надо уничтожать! — отпарировал я.

Пегас вместо ответа вынул из жилетного кармана старомодные часы-луковицу.

— Вижу, нам не договориться. Ваше время истекло, час уже прошел.

— А вы не боитесь меня отпускать? Во всяком случае, я не чувствую никаких обязательств в смысле сохранения вашей тайны.

— Я не знаю, что такое страх: при выполнении столь великой задачи он мне только мешал бы, — холодно ответил Пегас. Он резко обернулся и протянул руку к рычагу на одном из пультов.

В глаза ударил ослепительный свет. Я потерял сознание.

4. ЗАКОЛДОВАННЫЙ ГОРОД

Мы самые несчастные из всех потерпевших кораблекрушение, какие только рождались на нашей планете. Что за роскошная была жизнь у Робинзона Крузо по сравнению с нами! Над его головой щебетали птицы, берега острова омывало чарующее, вечно изменчивое море… Сейчас самая страшная земная буря показалась бы мне слаще музыки.

Потерпевшие кораблекрушение в межзвездном океане, затерянные в бесконечном леденящем космосе!..

Неделю назад заболел Манго, мужественный, пытливый Манго. Он вычислил скорость нашего полета и пришел к фантастической цифре: в десять раз быстрее скорости света. Я не поверил собственным глазам. Несколько раз проконтролировал электронно-вычислительный аппарат, но ошибка была исключена.

— Сошел с ума, я просто сошел с ума! — твердил Манго, сообщив нам результаты вычислений. — Такая скорость вообще невозможна…

Мы стали успокаивать нашего бедного Манго, но все оказалось напрасным.

Теперь Манго лежит на койке и бредит, словно в лихорадке. Его крики прерывают нить моих воспоминаний, я не могу сосредоточиться. Не знаю, стоит ли вообще продолжать… Но как же тогда найти ту трагическую ошибку?..

Манго уснул.

Я пользуюсь минутой тишины и возвращаюсь мыслями на Землю, к Пегасу, в его подземную лабораторию. Как же все случилось? Пегас лишил меня сознания. Вспоминаю, что было потом…

Я медленно приходил в себя.

Где я? Почему лежу навзничь па сыром бетоне? Почему здесь так темно? Или я ослеп? Бетон подо мной невыносимо холодный, должно быть, это дорога, а там, где-то в полях, щебечут птицы и гремит целый оркестр кузнечиков.

Я ощупываю свое тело. Голова тяжелая, как камень.

— Эй, есть тут кто? — выговорил я с трудом.

Но это же не мой голос!.. И откуда такое глухое эхо? Проклятые кузнечики, хоть бы на минуту умолкли…

Пытаюсь встать. Но дело идет туго. С усилием подтягиваю ноги. Угодил каблуком в какую-то коробку. Из нее вырвался кружок света.

Значит, я вижу!

Голова безуспешно отдает приказ рукам овладеть загадочным источником света. Вот он, рядом и все же недоступен.

Я крепко сжимаю коробку в ладони. Свет слепит, но я не отрываю взгляда,

Я неуклюже поворачиваю перед собой конус света. Глаза долго привыкают к призрачной картине, вызванной чарами коробки.

Стол и несколько экранов…

Где ж я видел этот стол?

Ах, да, вот оно что! У Пегаса.

Я в подземной норе Пегаса. Точно катушка магнитофона, плавно разматываются воспоминания. Вот у этого стола я стоял, когда Пегас лишил меня чувств при помощи электрической искры. Неужели он хотел меня убить, чтобы я не выдал его тайну? Или просто бросил в подземелье, чтобы уморить голодом и жаждой? А может быть, он меня будет милостиво кормить, точно Далибора в заточении? Меня пронизал страх. Уж лучше бы убил…

Наверное, Эва ждет. Хорошо, если она догадается поднять тревогу, обратиться за помощью к работникам национальной безопасности. Тогда Пегасу пришлось бы открыть свои карты…

Не знаю, сколько времени я просидел в оцепенении на полу. Наконец ко мне вернулись силы. Я начал осмотр своей тюрьмы.

Дверь в подземный коридор, как и следовало ожидать, была заперта. Я ползал вдоль стены до тех пор, пока не наткнулся на вторую дверь, которую вначале не заметил. Она была скрыта за высокой панелью с множеством рубильников и реле.

Превосходно, дело идет на лад! Очевидно, Пегас забыл про эту дверь.

За дверью стоял почти непрозрачный синий туман. Источника света я не нашел. Мне показалось, что все пространство заполнено мельчайшими частицами фосфоресцирующей пыли. Светящаяся коробка помогла мне определить, что я попал в небольшое помещение, устроенное точно так же, как и лаборатория.

Итак, я просто перешел из одной тюрьмы и другую. Моя отяжелевшая голова не хотела этого понять. Я снова выбрал дорогу вдоль стены, обходя с опаской все незнакомые конструкции, панельки и пульты. Я боялся буквально каждого контакта, каждого пучка проволочки, Черт его знает, где таится новая ловушка!

В углу затхлой камеры я неожиданно наткнулся на стеклянную поверхность. Лучом светящейся коробки я осторожно ощупал новое препятствие. И вдруг сердце у меня сжалось от ужаса. В свете батарейки я увидел за стеклом Пегаса. Он лежал лицом вверх на чем-то вроде операционного стола. Руки его были сложены на груди. Казалось, он размышляет о чем-то, закрыв глаза.

Меня охватила ярость. Она вернула мне силу. Я в бешенстве забарабанил по стеклянной стене:

— Вставайте, доктор Пегас, сейчас не время отдыхать! Я здесь, я еще жив! Жив, вы слышите?

Мертвенно-бледное лицо даже не дрогнуло.

Под ногами звякнул стальной стержень. Он попался мне как раз кстати. Без раздумья одним ударом я разбил стеклянную стену.

Я наклонился над лицом Пегаса. На лице застыла та самая высокомерная усмешка, которая неизгладимо врезалась в мою память. С минуту я колебался. Надо его разбудить: без его помощи мне не выбраться отсюда. Я схватил Пегаса за руку и почувствовал, что она похожа на гипсовый слепок. Приложив ухо к груди Пегаса, я прислушался, но не услышал ни малейшего шороха.

Я снова стал пристально изучать его лицо. Сомнений не оставалось: передо мной лежал настоящий Пегас. И он был мертв.

Потрясенный, я опустился прямо на осколки стекла к его ногам. Кто убил Пегаса? Не стала ли моя слепая ярость причиной его смерти?

«Может быть, он еще не умер и его можно спасти?» — успокаивал я себя. Осмотрев внимательно помещение, я позади одного прибора обнаружил дыру в стене, которая, как мне показалось, была пробита совсем недавно.

Кто же ее пробил? На размышления не было времени. Я пролез через отверстие в коридор Дитценхофера. Сомнений не было: воздух насыщен запахом прели, тикают хронометром капли воды, перламутр сырости блестит на стенах…

За поворотом я вдруг наткнулся на груду камней и кирпича. В потолке зияла вторая дыра. Кто-то спустил веревочную лестницу, конец которой висел в полутора метрах над грудой развалин. Я раза два дернул лестницу, проверяя ее прочность, и быстро полез вверх.

И вот наконец я в маленьком коридоре обычного старопражского подвала. Путь к свободе найден… Лестница вывела меня наверх, в прихожую дома «У двух горлиц». Я постучал в первую попавшуюся дверь и, не услышав ответа, бросился на второй этаж. После того, как и там мне никто не ответил, я решил войти в третью дверь без стука. К моему удивлению, она оказалась открытой, а квартира пустой. Соседняя тоже.