Юрий Лубченков - Нахимов. Гений морских баталий Страница 15

Казалось бы, план Николая I должен был устроить всех. Англия будет удовлетворена новыми богатыми колониями, а Австрия и Франция не вмешаются в силу своих внутренних проблем, связанных с революциями 1848–1849 гг. Английские дипломаты искусно поддерживали иллюзию царя на возможность реализации его проекта. Они намекали, что вопрос о разделе Турции обсуждается и вот-вот будет решен в духе идей Николая I. На самом деле Великобритания «тянула время». Ее замыслы были совершенно иными.

Англия не собиралась «делить» Турцию. В недрах ее кабинета министров к началу 50-х гг. XIX в. окончательно созрели планы, в скором времени сформулированные министром иностранных дел лордом Г. Пальмерстоном: «Моя заветная цель в войне, начинающейся против России, такова: Аландские острова и Финляндию отдать Швеции; часть остзейских провинций России у Балтийского моря передать Пруссии; восстановить самостоятельное королевство Польское как барьер между Германией и Россией. Валахию, Молдавию и устье Дуная отдать Австрии… Крым, Черкессию и Грузию отторгнуть от России; Крым и Грузию отдать Турции, а Черкессию либо сделать независимой, либо передать под суверенитет султана».

Так что раздел англичанами планировался, — но иной державы — России. Имея под своим фактическим контролем всю Османскую империю, Англия не собиралась жертвовать целым ради нескольких, хоть и соблазнительных, кусков. Предложенные же царем Египет, Сирию и Крит Британия намеревалась в случае необходимости приобрести в будущем и так, без любезной помощи России.

Позже, когда в России стала известны замыслы английского премьера, там появились (напечатаны анонимно в газете «Северная пчела») очень популярные в свое время ироничные стишки:

Вот в воинственном азарте воевода ПальмерстонПоражает Русь на карте указательным перстом…

Досталось в этом бессмертном творении малоизвестного поэта В.П. Алферьева и союзникам англичан:

Вдохновлен его отвагой и француз за ним туда ж,Машет дядюшкиной шпагой и кричит: «Allons, courage!»Однако России очень скоро стало не до иронии…

Воинственные русофобские настроения, широко проповедуемые большинством политических деятелей, публицистами, прессой, охватили широкие слои английского общества. Одновременно всячески муссировались доводы о военной слабости России, о многократном военном превосходстве Великобритании. В Петербурге получали сведения об этих настроениях, но до поры до времени не придавали им большого значения. Царь полагал, что британское правительство не пойдет на поводу у общественного мнения. Но это была ошибка.

Ошиблись и с Францией — новому императору французов Наполеону III нужна была маленькая, победоносная война вдали от своих границ, которая бы подняла дух нации, отвлекши ее внимание от дел внутренних, и позволила бы приобрести любовь войска, как справедливо считал Наполеон III, главного гаранта его правления. Только война могла покончить с угрозой выступления загнанных в подполье противников государственного переворота 2 декабря 1852 г. («18 брюмера Луи Наполеона»), только она могла прочно укрепить власть новой династии в стране. Кроме того, новоиспеченному императору было важно взять реванш за поражение своего дяди Наполеона I в России в 1812 г. и тем самым значительно поднять свой престиж среди соотечественников и подданных. Новоиспеченный император также имел огромную поддержку со стороны проникнутого идеями русофобии и реванша общественного мнения своей страны.

Ради борьбы с Россией Наполеон III был готов временно подружиться хоть с кем. Например, с Англией, с которой, как искренне считал Николай I, Наполеон III, в память о Наполеоне I, никогда договориться не сможет. Но Франция, переступив в этом вопросе через себя, смогла. Расчет Наполеона III был прост: он должен победить в войне, победоносной для него война будет лишь в том случае, если его союзником будет Англия, а Англия хочет воевать только с Россией. Отсюда и неизбежность англо-французского союза. Правда, согласие это оказалось непрочным — уже в ходе войны стали припоминаться старые противоречия и недоразумения. Но дело было сделано — два главных государства в Европе образовали коалицию, заключив в 1853 г. секретный договор против России.

Австрия также не испытывала восторга, глядя на сильную Россию, доминирующую в европейской политике, особенно — на Балканах. Влияние России после Адрианопольского мирного договора 1829 г. в Молдавии и Валахии наносило весомый ущерб австрийской торговле, уменьшая восточный рынок сбыта ее товаров. Кроме того, если бы исполнились мечты Николая I о разделе Турции, российские земли и российская сфера влияния охватили бы Австро-Венгрию с востока, юго-востока, юга и севера, по сути дела, лишив ее политической самостоятельности и выбив из круга ведущих европейских держав.

Да и славянские народы Австрии — чехи, словаки, хорваты, русины, поляки — при подобном развитии событий (появлении новых независимых славянских государств) получили бы дополнительный стимул вспомнить о своих общих с Россией корнях и о своем праве на свободное существование. Что вело уже к распаду Австрийской империи. И Австрия также сделала свой выбор. Не вступив в войну, она будет постоянно висеть дамокловым мечом над русскими армиями. Соображения лее о «благодарности», которую должна была испытывать Австрия к России, как во все времена, оказались быстро отброшенными. Можно было возмущаться, как это делал Ф.И. Тютчев в одном из своих политических стихотворений:

И как не грянет отовсюдуОдин всеобщий клич тоски:Прочь, прочь австрийского Иуду…Прочь их с предательским лобзаньем,И весь апостольский их родБудь заклеймен одним прозваньем:Искариот, Искариот!

Однако благодарность — не свойство политики.

Были, разумеется, свои цели, заставлявшие желать войны с Россией, и у Османской империи. Она планировала возвратить потерянное в столкновениях с северным соседом в XVIII — начале XIX в. — Крым и остальное Северное Причерноморье, кавказское побережье, Грузию, установить свою власть над всем Кавказом, а там, чего не бывает, подумать и о Поволжье… Подобные настроения делали османов также весьма воинственными.

Таким образом, все внешнеполитические расчеты Николая I оказались полностью беспочвенными. Однако выяснилось это несколько позже. Европейские противники России действовали скрытно, подталкивая царя первым вступить в игру.

И Николай I решился одним ударом разрубить многовековой узел противоречий на Востоке и Западе, твердо поставив свою державу на первое место в Европейском и Азиатском доме.

Война, когда она желанна, начинается быстро и просто. Но даже при такой простоте нужен повод. Пусть даже почти несущественный. Таковой нашелся.

СПОР О «СВЯТЫХ МЕСТАХ»

В самом начале 50-х гг. XIX в. между православной и католической церквями возник спор о палестинских святынях, т.е. о том, какой из церквей принадлежит право владеть ключами от Вифлеемского храма, обладать иными христианскими святынями в Иерусалиме и его окрестностях, ремонтировать храмы. Поначалу спор проходил незаметно даже для турок: всем в Европе было не до того. Но вот во Франции появился новый император — Наполеон III, увидевший в этом религиозном споре хороший повод для международного конфликта. А где конфликт — там и война. Весьма нужная императору. Наполеон III выступил защитником католичества на Востоке. (Бонапарт, еще будучи президентом, делал заявления в пользу претензий католиков на первенство в «святых местах» с целью заручиться поддержкой со стороны католической церкви в борьбе за власть во Франции.)

Это сразу дало возможность туркам более четко выразить свою позицию в данном споре. Вслед за Францией и Портой свое слово сказала и Россия. Николай I тоже увидел в этом споре повод для начала решения Восточного вопроса. Кроме того, уступить в споре о святых местах Россия просто не имела возможности. Согласно всем договорам с Турцией конца XVIII — первой половины XIX в., она являлась покровительницей христиан — православных подданных султана. Капитуляция перед католиками означало признание перед всеми православными Балкан и Востока своей слабости, что подорвало бы влияние России на Востоке.

Французские посолы в Стамбуле Ш.-Ж. Лавалетт, а затем сменивший его де Лакур требовали от султана Абдул-Меджина предоставить преимущество католикам перед православными в Иерусалиме. При этом французы ссылались на факт завоевания «святых мест» крестоносцами, на франко-турецкий договор 1740 г. и т.д. Разумеется, русский посол В.П. Титов выступил с протестом. Он ссылался на Кючук-Кайнарджийский договор 1774 г., последующие договоры, а также на то, что храм Гроба Господня был восстановлен, после того как практически полностью сгорел во время пожара 1808 г., исключительно на средства России и православных христиан Востока.