Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии Страница 15

Так как отъезд генерал-губернатора в С.-Петербург был уже назначен 9-го апреля 1868 года, то об этом уведомили Худояр-хана, причем было добавлено, что остающейся за старшего, генерал Дандевиль, получил соответственные приказания, т. е. «жить в дружбе с друзьями, держать в страхе врагов России и защищать ее подданных». Вместе с тем, хану было поставлено на вид, что до нас доходили слухи о вооружениях Кокана и каких-то союзах против России; сказано было, впрочем, что ничему этому мы не верим и потому внимания на слухи не обращаем, так как война против России служит только к возвышению нашему, а ружья никого не спасут от нас.

Быстро изменившиеся отношения к Бухаре заставили отложить поездку в Петербург, о чем и дано знать хану.

8-го мая, через неделю после занятия нами Самарканда, прибыл в отряд коканский посланник, Мирза-Хаким, поздравить генерал-губернатора с победой и вручить письмо, в котором хан опровергал слухи о его воинственных замыслах, а свои — будто-бы вооружения — объяснял простым исправлением, запущенного в прежнее время и пришедшего в негодность оружия. Мирза-Хаким уверял даже, что в Коканде были принесены всенародные молитвы по случаю того, что хан удержался в стороне от разразившейся над Бухарою бури! После зерабулакского боя посол был отпущен; но по возвращении генерал-губернатора в Ташкент, явился снова для поздравления с успехами нашего оружия. Надобно заметить, что весь коканский народ относился к нам при начале войны весьма враждебно и требовал вмешательства в нашу распрю с бухарцами, основываясь на том, что Самарканд — «лицо земли», священный город мусульманства, не может быть взят неверными, а если взят, то это признак конца мира.

Коканский хан и его посланник держали себя, все это время, с таким тактом, что генерал-губернатор решился ходатайствовать о допущении коканского посольства к Высочайшему двору. Мирза-Хаким удостоился счастия быть принятым Его Величеством 2-го ноября 1862 г.

Почтительное письмо Худояр-хана к Государю Императору служит лучшим доказательством верности теперешней политической программы нашей, приведшей его к сознанию, что без нашей поддержки он существовать не может. Так хан писал: «теперь обнаруживается ясно, что под высокой защитой Вашего Величества мы можем спокойно, без всякого опасения, заботиться как о пользах населения нашего края, так точно и об исполнении Ваших желаний, установлением торговых сношений государства Вашего с коканским ханством». Торговый трактат с Коканом удостоился Высочайшего утверждения в 6 день ноября 1868 года.

По возвращении посла в Кокан и вручении хану бриллиантовых знаков ордена Св. Станислава 1-й степени, генерал-губернатор получил от хана, 31-го июля 1868 г., благодарственное письмо, в котором хан высказывал свое удовольствие по поводу получения «ордена звезды», как он называл пожалованный ему орден, и прибавил, что об этой милости Белого Царя он велел объявить во всех концах ханства, «чтобы друзья радовались, а враги скучали».

В начале декабря 1869 г., хан принес генерал-губернатору жалобу на эмира, будто тот, подчинив своей власти отложившихся беков (гиссарского, кулябского и других), напал и на подчиненного Кокану каратегинского бека, Шир-Али, который вынужден был бежать в Кокан. На запрос, сделанный по этому поводу эмиру, было получено от него, в оправдание, письмо Шир-Али, доказывавшее участие последнего в возникшем междуусобии и выдававшем сношения его с мятежными беками. Худояр-хан объявил письмо подложным и в доказательство прислал, для сличения, подлинное письмо Шир-Али. Печать, действительно, оказалась как-бы поддельною, {19} и потому генерал-губернатор предложил эмиру возвратить Каратегин законному владетелю. В это время Шир-Али снова вступил с войсками в Каратегин, но был разбит соединенными силами кулябского и гиссарского беков и взят в плен. Желая предупредить всякое столкновение между Бухарою и Коканом, так-как успех одного, мог компрометировать наше покровительство другому — генерал-губернатор предложил Худояр-хану возвратить Каратегин прежнему его владетелю, Музаффар-шаху, содержавшемуся пленником в Коканде, а эмира просил дать за то свободу Шир-Али бию. Эта комбинация была принята обеими сторонами и немедленно приведена в исполнение, доставив нам несколько нравственных выгод: она разделила границу между двумя ханствами почти самостоятельным владением и, следовательно, до некоторой степени затруднила путь для непосредственных сношений или столкновений между Коканом и Бухарой, этими всегдашними соперниками за преобладание в Средней Азии; во вторых — освобождение нами Шир-Али бия, заклятого врага нашего, хваставшего сорока, полученными им в делах с нами, ранами и щеголявшего ненавистью к русским, а потому стоявшего во главе враждебной нам партии в Коканде, примирило его с нами и, таким образом, поколебало в большинстве коканцев упорное против нас предубеждение. Наконец, роль примирителя и вершителя дел своих соседей, выполненная генералом фон-Кауфманом, способствовала еще большему усилению нашего авторитета.

Результатом трехлетних наших дипломатических сношений было то, что Сеид-Худояр-хан отказался от всякой мысли враждовать с нами иди прекословить нам. Имея в Ташкенте постоянного поверенного Мирзу-Хакима-Датху (теперь уже Парваначи), хан извещает генерал-губернатора о всяком, самом незначительном обстоятельстве и в то-же время немедленно исполняет каждое его желание. Даже о семейных своих делах, хан считал необходимым уведомлять генерал-губернатора. О смерти своей матери он сообщал в следующих выражениях: «по желанию и предопредлению Бога, моя мать — мой священный Кааб, в субботу в 18 день рамазана, вспомнив, что всем равно придется умирать — вкусила шербет из чаши смерти и в определенный свыше день переселилась из этого ложного мира в будущий надежный мир».

Когда при возвращении уратюбинского отряда, (осматривавшего летом 1870 года, пути в долину Зеравшана через хребет Кашгар-Даван), было сделано нападение аувагинскими горцами, подведомыми Кокану — хан принял энергичные меры для наказания виновных и прислал в пользу раненых и семейств убитых (ранено было 19 чел. убито 4) — 5000 р. сер. На долю тяжело раненых (их 4) пришлось по 300 р., легко раненым выдано по 50 р., семейства убитых получили по 600 р. — остаток передан в распоряжение походных церквей.

Самым крупным эпизодом наших сношений была выдача бежавших в Кокан шахрисябзских беков: Джура-бия и Баба-бия.

В этом случае Худояр-хан, ради сохранения с нами дружбы, в которой он видит свою силу и свое будущее, не остановился ни пред законами гостеприимства, ни пред ропотом и неудовольствием своих приближенных и народа.

Дабы выразить коканскому хану признательность за неизменное дружеское поведение его и готовность действовать согласно с видами нашего правительства, генерал-губернатор послал к Худояр-хану камер-юнкера Двора Его Величества, статского советника Струве, которому поручил, сверх того, переговорить с ханом еще и касательно:

1) учреждения должности постоянного агента нашего в Коканде,

2) разъяснения причин, препятствующих возвращению в Каратегин прежнего владетеля его Музаффар-шаха,

3) определению границы ханства,

4) удовлетворения за нападение аувагинских горных киргизов на наших казаков,

и 5) разъяснения спорных дел наших купцов с коканскими.

По всем этим вопросам получены были вполне удовлетворительные ответы.

Худояр-хан видит в назначении к нему агента нашего нравственную для себя поддержку и, в видах собственных интересов, просил прислать «доброжелательного, надежного и справедливого человека; не только для пользы одних русских торговцев, но для пользы и выгоды всех торговцев и жителей». Вопрос об агенте уже не первый раз подымала сама русская администрация, но как только хан заявит свое согласие — так дело и откладывается в сторону. — То-же самое случилось и на этот раз, а между тем мы могли бы извлечь из этого обстоятельства не малую пользу.

Относительно границы он согласился на все, предъявленные ему желания, прося только скорейшего проведения пограничной черты в натуре. Спорные дела наших купцов с коканскими и все претензии их были разобраны и удовлетворены в присутствии г. Струве. По поводу удовлетворения за нападение на казаков отряда подполк. Деннета возникло было сначала некоторое противодействие со стороны враждебной нам партии, но потом дело уладилось при посредстве Мирзы-Хакима и хан выслал требуемую сумму (5000 р.). Радушный прием, сделанный нашему посланнику, приглашение посетить все важнейшие города ханства (Струве имел в виду определить их астрономическое положение), откровенный и дружественный характер переговоров — все это внушило нам еще большее доверие к политическому такту Худояр-хана, прекрасно понявшего ту роль, которая ему нами предназначена. Дальнейшие отношения наши к Кокану как бы теряют с этих пор характер внешних и походят скорее на домашния. Доверю, какое питает коканское правительство к нашей политической программе, проникает мало по малу и в сознание масс. Народ уже начинает понимать, что только при мирных отношениях к России и русским он может сохранить настоящее свое положение, созданное для него политическим тактом Худояр-хана. Лучшим доказательством прочности этого, сознания в хан и его народе служат празднества, устроенные в ханстве по случаю объявленного хану Высочайшего одобрения за верность его дружественным отношениям к России и за выдачу шахрисябзских беков. На торжественном обеде, данном в Кокане, собрано было множество народа — хан спешил поделиться царским благоволением со своими подданными «на радость друзьям и на страх врагам».