Военное искусство греков, римлян, македонцев - Фрэнк Эзра Эдкок Страница 17

политики Рима было не заключать мира не одержав сначала победы. Однако республика часто, и, пожалуй, даже слишком часто, удовлетворялась таким миром, который не позволял ей в полной мере воспользоваться плодами этой победы или добиться решительного ослабления неприятеля. Рим становился безжалостным лишь в том случае, если сам боялся и ненавидел врага, как было в случае с Ганнибалом. Известная строка из Вергилия – рагсеге subjectis et debellare superbos, «ниспроверженных щадить и усмирять горделивых», – достаточно точно отражает отношение римлян к войне. Теперь перейдем от общих положений к рассмотрению римской стратегии и внешней политики после Второй Пунической Войны.

Какие же уроки извлек Рим в отношении политики и стратегии из Второй Пунической войны? Я полагаю, что они научились не полагаться слепо на превосходство Рима в военной силе. В Испании и Северной Италии вести войну иначе, чем она шла, было невозможно, однако, воюя против Филиппа V, римляне вынуждены были прибегнуть к помощи Этолийского союза, что сократило собственно римские потери в людях, и впоследствии Рим не раз действовал подобным же образом. Римляне поняли, что необходимо зорко следить за соседями, чтобы не допустить при случае образования враждебной им коалиции, подобной той, что пытался собрать Карфаген. Находясь под впечатлением от дипломатических успехов Карфагена, римляне слишком уж легко поверили в то, что Македония и Сирийское царство Селевкидов заключили союз против них, из-за чего главным образом и разгорелась впоследствии Вторая Македонская война. Хотя была, разумеется, и иная причина, заключавшаяся в опасениях Рима по поводу возрождения морской мощи Македонии.

Первые десятилетия II века до н. э. принесли в Рим богатый опыт эллинистической дипломатии, поскольку теперь греческие государства стремились получить от римлян помощь или хотя бы заручиться поддержкой в тех или иных вопросах. Такое положение со временем привело римский сенат к убеждению, что раз многие проблемы могут быть решены дипломатическим способом за счет только лишь авторитета и влияния Римского государства, то дорогостоящие и рискованные военные операции должны отойти на второй план и рассматриваться лишь как крайнее средство. Со времени Александра государства в международных отношениях все больше опирались на правовые нормы, дипломатия все чаще служила заменой войне. С другой стороны, когда сенат все же пришел к заключению, что царь Македонии Персей представляет угрозу для Рима, именно дипломатия методично готовила новую войну.

Мы видим, как в одних случаях дипломатия служила заменой войне, в других же, наоборот, подготавливала для нее почву. Подобное произошло в отношении Родоса, хотя римская политика в морских вопросах всегда была довольно близорукой. Как уже отмечалось в прошлых лекциях, Рим старался избавить себя от необходимости постоянно содержать крупный военный флот, и, хотя ослабление Родоса привело к возвышению и передаче части его прежних функций Делосу, что дало определенные выгоды итальянским купцам [65] , в целом Рим совершил стратегическую ошибку, позволив другой державе контролировать воды Леванта. В следующем столетии стало ясно, насколько недальновидно было это решение, тем более что интересы Родоса всегда практически полностью совпадали с интересами самого Рима.

В Испании Рим, пожалуй, совершил ошибку, отказавшись от политики согласия и примирения, проводившейся старшим Гракхом [66] . Испанские войны, разумеется, не представляли прямой угрозы безопасности Риму и Италии, но они постепенно истощали людские и экономические ресурсы, и в конечном счете именно они в значительной степени подорвали верность италийских союзников Риму. Разрушение Карфагена можно назвать военным преступлением, разрушение Коринфа хотя и помогло сломить боевой дух греков, но заронило и зерна ненависти к римлянам, что стало очевидно во время войн с Митридатом, разрушение Нумансии послужило уроком всем, кто еще сопротивлялся власти Рима в Испании. Однако, будь римская политика хоть немного мудрее, возможно, Серторий спустя два поколения не нашел бы такой поддержки в Испании. Осады Карфагена и Нумансии в равной степени продемонстрировали упорство и военную находчивость римлян, кампания, завершившаяся падением Коринфа, может служить блестящим примером того, как следует использовать ошибки в стратегии, допущенные неприятелем [67] . Однако все же нельзя сказать, что эти прецеденты показывают действительно продуманное сочетание военных и дипломатических мер.

Отказ сената предоставить права римского гражданства италийским союзникам привело Рим к новому кризису – Союзнической войне 91–88 годов до н. э. Марий, понимая, что италики весьма важны для поддержания римской военной мощи, поскольку поставляли значительные контингенты солдат, избрал осторожную оборонительную стратегию, чем навлек на себя неудовольствие сената. Ход войны во многих подробностях напоминал Самнитские войны прошлого, однако опасность со стороны Митридата и остатки политического благоразумия вынудили пойти на соглашение, пусть даже во многом неполное и вынужденное, которое вернуло в руки Рима все силы Итальянского полуострова. Но даже и при таких обстоятельствах раскол в римском обществе все равно вылился в открытое противостояние враждующих фракций, вынудившее Суллу как можно скорее заканчивать войну с Митридатом, при этом не упуская из виду положения дел в Италии. Рим стал все больше и больше полагаться на отдельных полководцев, притом что координирующая роль сената в римской стратегии сильно уменьшилась, если не исчезла совсем. Римские легионы нового образца стали более профессиональны и однородны и, без сомнения, были сильнее, чем армии прошлых времен, что во многом позволяло сглаживать последствия политических ошибок. Помпей собрал огромный флот для действия против пиратов, а его успехи на востоке позволили наконец Риму установить надежный контроль над берегами Средиземного моря. В этом случае, возможно в последний раз в истории республики, политика и стратегия шли рука об руку. Главной – и, по существу, единственной – неудачей Помпея стала попытка выработать условия сосуществования Рима с Парфянским царством. Красс впоследствии также пытался по-своему решить этот вопрос, но потерпел страшное поражение, оставив будущим поколениям задачу восстановления пошатнувшегося авторитета Римского государства.

Рим, кажется, и не планировал завоевывать Северную Испанию или продвигаться дальше в Альпы, чтобы полностью подчинить их своему влиянию. Сложно сказать, дало ли реальную пользу Риму завоевание Цезарем Галлии, но, во всяком случае, во время Галльской кампании ему удалось подготовить лучшую армию из всех, что когда-либо видел Рим, которая к тому же находилась в руках лучшего из римских полководцев. Рассмотрение хода гражданской войны, на который в значительной мере оказал влияние фактор личности военачальников, мы оставим для следующей лекции, посвященной собственно полководческому искусству.

Подведем итоги. Я постарался дать обзор взаимодействия между внешней политикой и военной стратегией Рима. Полагаю, следует признать, что на протяжении большей части своей истории Рим