Федор Синицын - Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика Страница 2

Германские нацисты находили и другие «основания» для захвата территории СССР. Во-первых, это демографический фактор — снижение рождаемости в Германии и высокая рождаемость в СССР, которая якобы могла угрожать Германии{20}. Во-вторых, нацистские идеологи муссировали «необходимость» противостоять стремлению России «к безграничному расширению»{21}, которое после 1917 г. было усугубилось «большевистской угрозой»{22}. Нацисты также выдумали для себя необходимость бороться и с более далекой — «восточной», «азиатской» угрозой, создав германский плацдарм на захваченной территории России. А. Розенберг уверял, что «деморализованная и надолго обессиленная» большевиками Россия (здесь видно противоречие с уверениями о «большевистской угрозе». — Ф.С.) сама не сможет сдержать некий «надвигающийся многомиллионный поток желтых»{23}.

Так как завоевание СССР являлось главной целью нацистской политики, идеологи НСДАП изучали национальную политику и национальные отношения в Советском Союзе. В середине 1920-х гг. некоторые из них решили, что СССР движется в сторону «национализма». Й. Геббельс считал, что «большевистский интернационализм Москвы» на самом деле является «панславизмом» и приписывал такую ориентацию политики В.И. Ленину, который смог «постичь русский народ в его глубине, в его страстях, в его национальных инстинктах». И.В. Сталин получил аналогичную оценку, так как он «сместил центр тяжести с идеи интернационализма на национально-русскую идею» и стал «русским, а не интернациональным революционером». Борьбу с оппозицией в СССР представители «левого крыла» нацистов (Э. Ревентлов, Г. и О. Штрассеры, И. Геббельс и др.) истолковывали как «борьбу против евреев». О. Штрассер дошел до утверждения, что истинной целью И.В. Сталина было «окончить революцию и ликвидировать коммунизм»{24}. Э. Кох — впоследствии будущий рейхскомиссар Украины и известный славянофоб (он называл украинцев «белыми неграми») — опубликовал работу «Реконструкция Востока», в которой выступал за экономическое сотрудничество с СССР и сближал свои воззрения с «национал-большевизмом»{25}. Реабилитацию казачества в СССР, происшедшую в 1936 г., германские дипломаты трактовали как «ослабление большевистских позиций»{26}. Репрессии в отношении руководителей национальных регионов в СССР в 1937 г. Г. Лейббрандт оценил как проявление борьбы с национальным сепаратизмом{27}.

В конце 1930-х гг. нацистские деятели отметили перемены в политике Советского Союза, связанные с усилением национально-патриотического фактора. К. Хаусхофер писал, что «под личиной Советского Союза» выступает «русский империализм», а «в одежду Советов задрапировано… панславистское и царистское мышление»{28}. 10 мая 1939 г. советник германского посольства в Москве Г. Хильгер в докладе Гитлеру о возможностях урегулирования отношений с СССР подробно рассказал о «новом патриотизме советского общества» и подчеркнул, что «революционное Советское государство Ленина перешло на позиции прагматической и реальной политики Сталина»{29}. В июле 1939 г. во время встречи с советскими дипломатами заведующий Восточноевропейской референтурой Политико-экономического отдела МИД Германии Ю. Шнурре заявил, что руководство Германии отметило и восприняло «национализацию» политики СССР, обосновав это следующими фактами: «Слияние большевизма с национальной историей России, выражающееся в прославлении великих русских людей и подвигов… изменили интернациональный характер большевизма… особенно с тех пор, как Сталин отложил на неопределенный срок мировую революцию»{30}. Новый, «национальный» курс советской политики отмечал и сам Гитлер. В послании к Б. Муссолини в марте 1940 г. он подтвердил, что «советский режим развивается от интернационального большевизма к русскому национализму»{31}.

Тем не менее, несмотря на констатацию «национализации» советской политики и отказа СССР от «Мировой революции», нацисты не изменили своих планов по захвату Советского Союза. Это говорит о том, что борьба с «еврейским большевизмом» и «интернациональным коммунизмом», о которой твердила германская пропаганда, была лишь ширмой для оправдания сугубо захватнических планов в отношении СССР.

Разработкой решения судьбы народов Советского Союза нацисты занимались в течение многих лет, в том числе изучая внутреннее положение в СССР. Внешнеполитическое управление НСДАП во главе с А. Розенбергом занималось исследованием государственной системы и политики Советского Союза{32}, СД собирала материалы о деятельности азербайджанских, грузинских, северокавказских и туркестанских националистических организаций{33}, в Кенигсберге работал «Институт исследований Востока», целью деятельности которого было «постигнуть во всего его проявлениях… русского человека и его духовный склад». Нацисты подчеркивали, что работа этого института «обеспечивает столь важную для будущего хозяйственную и культурно-политическую работу на Востоке к выгоде всего немецкого народа»{34}.

Общепринятой среди германских нацистов идеологией была русофобия. Хотя в Германии не всегда и не везде воспринимали Россию и русских отрицательно{35} и даже не все теоретики нацизма были настроены жестко антирусски (в том числе кумир Гитлера Х.С. Чемберлен, который причислял славян к «арийцам»{36}, и К. Хаусхофер, который ратовал за германо-российско-японский союз{37}), гораздо шире в Германии был распространен шовинистический подход к русским как к «чуждой» нации. Даже в период относительно нормальных отношений между СССР и Германией (до 1933 г.) в германском обществе культивировался образ русских как врага{38}, «азиатского народа», а России — как «чужой страны»{39}.

Таких воззрений придерживался и Гитлер, чье представление о России имело корни в антироссийской политике Австро-Венгрии{40}. Гитлер считал, что русские (как, впрочем, и другие народы России) — это «более низкая раса», чем немцы. Гитлер был уверен в том, что «не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству», а «всем этим Россия обязана была германским элементам», в течение столетий живя «за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения»{41}. Эти идеи «фюрер» почерпнул от А. Розенберга{42} и некоторых других немцев — выходцев из России{43}. Идеи о «германском ядре» России проявились, например, и в утверждениях писателя и публициста К. фон Кюгельгена о том, что «ученый мир… России состоял в значительной части из немцев»{44}.

А. Розенберг и его соратники, кроме утверждений о «государственной неспособности» русского народа, строили свою русофобскую теорию на тезисе о генетической «ущербности» русского народа. Как «специалист по России», он основывал это мнение на разборе произведений русской классики. В частности, «свойства русского характера», описанные Ф.М. Достоевским, А. Розенберг характеризовал как «нечто нездоровое, больное, чуждое, что перечеркивает постоянно все стремление к возвышенному», «знак уродства души», «признаки испорченной крови». «Ущербность» русского народа А. Розенберг приписывал его мифическому кровосмешению с «азиатами»{45}. Г. Лейббрандт вторил ему, утверждая, что «нордически определенный характер» русского народа был изменен и угашен «монголо-азиатскими инстинктами»{46}.

Приход к власти в России большевиков был для нацистов еще одним «подтверждением» этого тезиса. По мнению А. Розенберга, победа большевизма стала возможной именно благодаря «ущербности» и «отсталости» русского народа, когда после истребления «германского ядра»{47} в России начался «расовый хаос», в рамках которого «восточные народы боролись против традиционных форм германизированного государства»{48}. Поэтому Советская Россия рассматривалась как враг «нордической расы» и европейской культуры{49}. Такое мнение разделяли нацисты других стран. В частности, норвежская партия «Национальное единение» под руководством небезызвестного В. Квислинга выдвигала программу образования некоего «нордического союза», ориентированного на войну с СССР{50}.

То, что русский народ «позволил» установить над собой «еврейско-большевистскую власть», с точки зрения Гитлера, стало еще одним «основанием» для будущего захвата СССР: «Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось ее государственное существование… Это гигантское восточное государство неизбежно обречено на гибель… Конец еврейского господства в России будет также концом России как государства»{51}. Таким образом, по мнению нацистов, русский народ был якобы сам «виноват» в том, что Германия получила «право» его завоевать.

Итог формирования политики по отношению к русскому народу подвел А. Розенберг в речи, произнесенной в узком кругу нацистской верхушки 20 июня 1941 г.: расчленение России, радикальное сужение русской этнической территории, депортация русских на Крайний Север и в Сибирь. Он лицемерно отметил, что Германия «не является врагом русского народа», однако намерена русских «повернуть лицом снова на восток», вытеснив их из Европы: «Сибирские пространства огромны и в центральной части плодородны… Даже если русских оттеснят от тех пространств, которые не принадлежат им, для них останется большее пространство, чем у любого европейского народа». А. Розенберг провозгласил также, что «не является божеской справедливостью, когда… русские бессовестно угнетали все народности», чем лицемерно оправдывал ликвидацию Российского государства: «Наша борьба за новое расчленение имеет целью право на самоопределение народов»{52}. Настрою на борьбу с Россией в планировавшейся нацистскими идеологами войне способствовал русофобский настрой германского генералитета. Так, B. Кейтель, выступая в конце ноября 1940 г. перед высшим командным составом вермахта, объявил, что русские «слишком отсталы и некультурны»{53}.