Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии Страница 27

Кульджинский султан вел себя так, что у нас признано было за лучшее, до принятия каких-либо решительных против него мер, действовать на границе так, как бы султанской власти вовсе не существовало.

В интересах России более всего было-бы желательно восстановление, в раздираемых анархиею провинциях, законной власти Китая. Манчжурское правительство, хотя и слабо, но все же правительство. Оно всегда стремилось сохранить дружеские к нам отношения, всегда заботилось об охранении границы, которая по растянутости своей не могла быть одинаково действительно охраняема нами самими, оно же, кончало всегда тем, что уступало нам в спорных вопросах.

Если наше невмешательство требовалось вначале восстания в Китае, то впоследствии, когда бессилие китайского правительства перед инсуррекцией сделалось очевидно, мы, в видах собственного интереса, должны бы были помочь Китаю, иначе анархия и беспорядки еще долго будут раздирать соседния нам провинции, в явный ущерб нашей торговле, нашему спокойствию и, наконец, нашему политическому влиянию.

Переговоры, веденные в начале 1870 г. директором азиатского департамента тайным советником Стреуховым с китайскими посланниками: гг. Бюрлинганом, Чжи и Суном, не дали ничего определительного относительно усмирения западных областей, но этих послов не только не пугала мысль о возможности нашего вмешательства в дела этих областей, но они как бы желали этого.

Плодородная долина р. Или, с своим прекрасным климатом, могла бы без нашего вмешательства достаться или дунганам, или Якуб-беку, который легко проникнет сюда по завоевании Урумци.

Ни дунгане, ни кашгарцы, как более сильные и более предприимчивые чем таранчи, не могут быть терпимы нами вблизи наших границ, которые, в противном случае, сделаются театром постоянных волнений и грабежей. Если и при таранчах, на расстоянии 250 верст между Алатау и Тянь-Шанем, мы вынуждены были держать на границе три отряда (борохудзирский, чунджинский и тяньшанский), которые все таки не в состоянии были уберечь страну от нашествия грабителей, то, с занятием Кульджи более предприимчивым народом, наше положение конечно еще более бы ухудшилось. В августе 1870 г. шайка наших и кульджинских киргизов напала, на проезжавшего по почтовому тракту в Копальском уезде, майора Здоренко. Разбойники ограбили его, нанеся при этом 15 ран. В тот же день эта шайка разграбила станцию и угнала лошадей.

18 сентября сделано нападение на отряд казаков, высланный на розыски партии, захватившей незадолго перед тем двух наших солдат. Когда у нас сделались известны имена разбойников, напавших на Здоренко, то к султану Абиль-Огля было написано (23 ноября) письмо с требованием выдачи этих людей и ограбленного имущества. Султан велел арестовать разбойников, запросил Колпаковского о приметах почтовых лошадей, обещал продолжать розыски, но относительно выдачи нам задержанных разбойников — умолчал. Это обстоятельство дало нам повод командировать в Кульджу, для производства следствия на месте, начальника судебного отделения семиреч. областного правления, г. Чистопольского, а для дипломатических переговоров — капитана генерального штаба барона Каульбарса. Посольство это не имело успеха: султан не исполнил ни одного из предъявленных требований и даже сам настаивал, чтобы мы убрали тянь-шаньский отряд, стоявший на р. Уртень Музарт, грозя в противном случае употребить силу. Развязка близилась... В конце декабря откочевали в Кульджу киргизы рода кызай, ограбившие по дороге несколько аулов. Вследствие этого, весной 1871 года, решено было сделать поиск в пределы кульджинского ханства, к озеру Сайрам-Нор. В апреле 1871 года бывший меркинский волостной управитель — прапорщик Тазабек так же бежал в Кульджу с 1.000 кибиток, после безуспешных нападений на высланный против него отряд. Султану предъявлено было требование о выдачей Тазабека в семидневный срок к 3 мая. В этот день все наши пограничные отряды (чунджинский, борохудзирский и кетменский) произвели рекогносцировки приграничного пространства и были встречены таранчинскими войсками. Окончив рекогносцировку, отряды возвратились на свои места. Это обратное движение принято было таранчами за отступление, в виду неудачи. Таранчи сами перевалили через хребет на нашу сторону и напали 14 мая на кетменский отряд... Перчатка была брошена... Ряд стычек в период сосредоточения наших войск и затем несколько больших сражений (под Алим-ту — 16 июня, под Чин-ча-го-дзи 18 июня и под Суйдуном 19 июня) быстро привели войну к блистательному окончанию: 21 числа султан сдался военнопленным, а 22 — войска наши вступили в столицу!

Вслед затем к генералу Колпаковскому стали отовсюду стекаться депутации от киргизов, от жителей дунганских сел и наконец от торгоутов потомков тех калмыков, что бежали с Волги в 1770 году. Теснимые дунганами и подпавшие под власть Якуб-бека, поставившего над ними правителем Аджи-ходжу, — торгоуты взбунтовались против последнего, освободили захваченных им заложников своих (ханшу-правительницу, двух ее сыновей и главных родоправителей), бросили свои пашни по р. Юлдузу и откочевали к горам Аму, далеко к востоку от Турфана, а затем явились в нам. Им отведены места по р. Текесу.

В конце октября 1871 г. в Ташкенте получена была телеграмма от нашего чрезвычайного посланника при пекинском дворе о выезде из Улясутая китайского дзянь-дзюня Жуна для переговоров относительно передачи кульджинской провинции китайцам. С нашей стороны вопрос этот предполагалось поставить так:

1) объяснить дзянь-дзюню нынешнее состояние илийской провинции и то, что сделано нами к сохранению ее для китайцев;

2) заявить ему, что провинция эта может быть передана не иначе, как по прибытии китайских войск;

3) узнать от него: какие меры думает принять манчжурское правительство для управления провинциею?

4) не заводить и речи о вознаграждении за военные издержки;

5) не касаться вопроса о проведении более удобной для нас границы с Китаем.

Для переговоров с нашей стороны прислан был, состоящий при министерстве внутренних дел, полковник Богуславский, но как китайский уполномоченный не мог поручиться за сохранение спокойствия в провинции, а вместо регулярных войск рассчитывал на поддержку нескольких тысяч, оставшихся в живых солонов и сибо; то переговоры скоро были прекращены.

Из 102,910 душ населения, большинство (65,685 душ) исповедуют мусульманство, остальные — язычники.

Ненависть между всеми племенами страшная. Сдерживать их может только сила. Оставить Кульджу по прежнему во власти мусульман было конечно неудобно. Китайская власть для нас также пока не весьма желательна по ее бессилию; поддерживать же китайского губернатора нашими войсками, значило бы нести на себе всю тягость военного занятия страны, не пользуясь за то никакими выгодами.

По всему этому и решено сохранить Кульджу под нашею властью до тех пор, пока китайское правительство будет действительно в состоянии управиться с положением дел и прислать сюда достаточно сильное войско.

Задача нашей администрации сводится поэтому к охранению внутреннего спокойствия и к сохранению между племенами такого равновесия и правоотношения, какие только могут быть желательны китайскому правительству, дабы, в противном случае, не создать таких условий, которые бы впоследствии могли не нравиться китайцам и подвергнуться уничтожению. Словом, наша администрация задала себе целию действовать консервативно и, так сказать, в китайском духе.

Дзянь-дзюнь Жун поселился в Чугучаке и понемногу приобретает значение в глазах подвластных нам жителей кульджинского района, которым внушается разными путями, что русские не оставят за собой Кульджи, а возвратят ее Китаю. Туземцы не знают теперь в какую сторону тянуть, не знают кто будет их господином завтра и потому, на всякий случай, исполняют разные требования китайских чиновников. Так недавно они поставили несколько сот четвертей хлеба китайским войскам и, кажется, намерены выслать требуемых от них рабочих для распашки земель в чугучакском районе.

Слухи о возвращении китайцев приобретают значение неотразимого факта, в особенности в виду того, что Урумци и Манас, доведенные голодом до последней крайности, готовы сдаться на капитуляцию и только крайне тягостные условия, предписанные им Жуном, удерживают их пока от окончательного шага. Жун объявил уже, что вслед за тем он пойдет к Турфану и Кашгару.

В виду такого пробуждения китайцев от долгого сна, наше положение в Кульдже делается весьма двусмысленным, а всякая двусмысленность вредит достоинству великой державы. Поэтому в близком будущем нашему правительству предстоит решить окончательно вопрос о том: кому владеть Кульджею?

Нам кажется, однакоже, что пока китайцы не утвердятся окончательно и бесповоротно в Кашгаре — до тех пор мы не должны покидать своей позиции на Или, откуда мы только и можем сдержать предприимчивость Якуб-бека и его друзей англичан.