Валентин Варенников - Парад Победы Страница 39

Вообще для меня месяц август — знаковый. Жизнь почти ежегодно в августе выдавала какой-нибудь «сюрприз» с положительным или отрицательным знаком. Вот только некоторые крупные события.

В августе 1929 года погибла моя матушка, через год появилась мачеха… В августе 1936 года отца арестовали, но затем выпустили. 5 августа 1941-го принял присягу, пошел защищать Отечество. В августе 1943 года случайно остался жив на Северном Донце. 11 августа 1944-го тяжело ранен на Висле… В августе 1950 года — первая личная встреча с Брежневым. Ровно через год в августе меня зачислили в Академию имени Фрунзе… В августе 1956-го принял стрелковый полк в Мурманске, а спустя два года, т. е. в августе 1958 года — отдельный пулеметно-артиллерийский полк на полуострове Рыбачьем… В августе 1960-го, командуя на «Спутнике» (под Печенгой) 61-м мотострелковым полком, встретился и провел весь день наедине с генералом армии Н. И. Крыловым (тогда — командующим Ленинградским военным округом, позже главкомом РВСН, Маршалом Советского Союза)… В августе 1964-го Главная инспекция Вооруженных Сил СССР проверяла 54-ю мотострелковую дивизию, которой я в то время командовал. Дивизия была отмечена в числе шести лучших дивизий Сухопутных войск Вооруженных Сил СССР [203] в приказе министра обороны. В августе 1965-го был зачислен в Академию Генерального штаба. В августе 1967-го принял 26-й армейский корпус в Архангельске… А в августе 1969-го уже командовал Третьей ударной армией в Группе советских войск в Германии… В августе 1971-го назначен первым заместителем главнокомандующего Группой советских войск в Германии… Август 1973-го — принял Прикарпатский военный округ. Тогда же проводил совместные учения войск Болгарии, Венгрии и СССР в границах округа… В августе 1975-го меня «исключали» из КПСС, но не исключили. Август 1979-го — должность первого заместителя начальника Генерального штаба… В августе 1989-го, будучи главкомом Сухопутных войск Вооруженных Сил СССР, вместе с другими офицерами поставил вопрос о проведении Главного военного совета Вооруженных Сил (состоялся 18 октября 1989-го)… В августе 1991-го — поддержал ГКЧП, был арестован, а в августе 1994-го судом оправдан… В августе 1995-го — активный участник кампании по выборам в Государственную Думу…

Читатель может подтвердить, что август для меня — действительно необычный месяц.

Мучительно тяжело осуществлялся тогда прорыв обороны противника. Порой было непонятно — кто наступает, а кто обороняется. Контратаки следовали одна за другой, а управление подразделениями было крайне сложным из-за отсутствия командира и заместителя командира полка (они погибли). Тем более что штаб полка во время массированных бомбежек приотстал и влиять капитально на обстановку не мог.

Единственное, что нас выручало, так это твердое управление. И не только в полку, но внутри каждого батальона и надежная связь нашей батареи со всеми командирами батальонов, а также наличие большого количества боеприпасов на огневой позиции. Поэтому, [204] прекрасно расположив батарею в небольшом овраге приблизительно в центре полка и заняв отличный наблюдательный пункт, с которого просматривался практически весь боевой порядок полка, я мог по заявке каждого из комбатов своевременно и надежно наносить поражение контратакующим немцам, перенося огонь с одного фланга на другой или ведя его перед центром боевого порядка. Это было действительно надежным огневым прикрытием наших стрелковых подразделений. Учитывая, что по каким-то неведомым для меня причинам поддерживающего артиллерийского дивизиона от артполка дивизии у нас не было, то главную роль в подавлении противника и нанесении поражения его контратакующим цепям наносила наша батарея 120-мм минометов плюс минометные роты батальонов и один взвод 76-мм орудий (эта батарея понесла большие потери). За день было отражено девять крупных, хорошо организованных контратак, подавлен огонь артиллерийской батареи противника, уничтожено много огневых точек и дзотов (ЦАМО, ф. 33, д. 165, л. 338).

За умелые действия в этой сложной обстановке командир 26-го гвардейского корпуса генерал П. А. Фирсов наградил меня первым орденом — орденом Отечественной войны II степени. Кстати, практически в это же время случилось у нас и другое приятное событие — нам объявили, что введены офицерские звания, и командирам раздали соответствующие погоны. Мне старшина тоже принес, но объявил, что звездочек нет, их надо рисовать. Однако разведчик взялся их сделать из алюминия, точнее из алюминиевой ложки. Пришлось ему помучиться, пока вырезал шесть звездочек — по три на каждый погон, так как к этому времени я уже получил звание старшего лейтенанта.

В это весьма противоречивое, очень сложное время и в до предела накаленной обстановке командиром [205] нашего 100-го гвардейского стрелкового полка был назначен полковник М. И. Шапошников. Это был умный, очень внимательный и глубокий человек. Каждое его распоряжение было продуманным, никогда не отменялось, а только корректировалось, если того требовала оперативно-тактическая обстановка. Особо бросался в глаза (на фоне других) его метод управления — ни одно распоряжение, независимо от накала обстановки, не отдавалось с надрывом. Наоборот, чем сложнее была ситуация, тем спокойнее становился наш комполка. Однако действовал всегда твердо и решительно. И еще одна замечательная его черта — исключительная внимательность. Вот пример. Один из батальонов попал в крайне тяжелую ситуацию — перекрестным огнем противник полностью простреливал местность, где залегли наши подразделения. Единственный выход — это зарыться возможно глубже в землю. Но ведь надо же наступать! Командир батальона по радио прямо открытым текстом дает мне координаты трех дзотов, которые не дают поднять головы. Два из них — перед фронтом батальона — я подавил сразу. Но с третьим, самым опасным, ситуация складывалась крайне тяжелая — наша пехота подползла к нему буквально на 100–120 метров и дальше — ни шагу. Пришлось пристреливать не классическим способом (брать в «вилку» и т. д.), поскольку можно было ударить по своим, а постепенно, с дальних рубежей на территории противника подтягивать разрывы к блиндажу как бы с тыла. Наконец мне удалось сделать это. Однако возникла другая опасность. По законам баллистики и тактико-техническим данным системы и боеприпасов, мина могла значительно отклониться, плюс некачественный или сырой заряд — и беда неизбежна: разорвавшись в боевых порядках своих войск, мина унесла бы и жизни многих наших бойцов, и подорвала морально-боевой дух оставшихся в живых. [206]

Что может быть хуже, когда свои стреляют по своим? И все-таки надо было рисковать и стрелять. Другого выхода не было — противник хоть и не применял артиллерию и минометы по нашей пехоте по той же причине непосредственного соприкосновения, но пулеметным огнем продолжал выбивать личный состав. И я пошел на риск.

Сосредоточив огонь всей батареи на этом опасном дзоте, «подтянув» разрывы каждого миномета, дал залп фугасными минами. Лишь одна мина отклонилась и взорвалась на нейтральной полосе, не причинив нам ущерба (взрыв фугасного снаряда или мины любого калибра для открытой пехоты не имеет особой опасности). Эффект был исключительный. Я дал команду дать еще три залпа. Дзот заглох, а пехота с криками «ура» бросилась вперед. А потом, ведя впереди пехоты в 300–400 метрах неподвижный заградительный огонь то на одном направлении действия батальона, то перенося этот огонь на другое направление, обеспечил продвижение пехоты и, к всеобщему нашему удовлетворению, сделал доброе дело. Один из моих разведчиков, когда фактически «узел» был уже развязан, сказал:

— Товарищ старший лейтенант, скажу честно, мы очень боялись и очень переживали, не дышали, ожидая результата. Только сейчас наступило облегчение.

Командир 1-го батальона, который наступал в центре, как раз на опасный дзот, вызвал меня по радио и поблагодарил нас. А через несколько минут звонит командир полка полковник М. И. Шапошников:

— Товарищ Варенников, это была блестящая стрельба. Я благодарю вас и весь личный состав батареи с выполнением боевой задачи на высоком уровне. Спасибо вам.

Конечно, услышать такие слова от командира полка на войне, да еще в горячие минуты боя — это выше всякой награды. Улучив момент, я по телефону передал [207] старшему на батарее слова командира полка и поручил довести их до каждого расчета отдельно, а выдастся пауза — построить батарею и объявить благодарность полковника Шапошникова всему личному составу. После чего я объявил благодарность тем, кто был со мной на НП. А вслед за этим послал одного разведчика и одного связиста с двумя катушками кабеля вперед, указав им точку — куда выдвинуться и где обосновать новый НП. Это место было приблизительно в центре наступления полка ближе к линии цепи наступающей пехоты.