Вопросы теории гибридной войны - Александр Александрович Бартош Страница 4

Ещё в 2005 г. экс-министр обороны Соединённых Штатов Джеймс Мэттис и американский военный теоретик Фрэнк Хоффман в работе «Будущая война: восхождение гибридной войны» спрогнозировали нарастающую угрозу такого рода конфликтов и обозначили необходимость для США системной подготовки к противостоянию с вероятным противником[12]. Ф. Хоффман уточнил: в ГВ асимметричная компонента имеет решающее оперативное значение на поле боя, в отличие от обычных войн, где роль асимметричных игроков (например, партизан) состоит в отвлечении сил противника на поддержание безопасности вдали от ТВД. Но при таком исследовательском ракурсе из анализа выпадает ведение противоборствующей стороной ГВ в мирное (если ориентироваться на нормы и принципы международного гуманитарного права) время.;

Основываясь на результатах многолетней дискуссии, Лондонский международный институт стратегических исследований в 2015 г. предложил обладающее определёнными интегративными качествами определение термина «гибридная война»: «Использование военных и невоенных инструментов в интегрированной кампании, направленной на достижение внезапности, захват инициативы и получение психологических преимуществ, используемых в дипломатических действиях; масштабные и стремительные информационные, электронные и кибероперации; прикрытие и сокрытие военных и разведывательных действий; в сочетании с экономическим давлением» в.

В научной литературе можно встретить несколько десятков определений сущности феномена ГВ, но подавляющее большинство авторов трактует данный тип войны как сочетание традиционных и нетрадиционных (вариант: конвенциональных и неконвенциональных) форм вооружённого противостояния. Однако феномен ГВ в рамках военной и политической науки не определяется исчерпывающе, его сущность и специфику невозможно понять вне геополитической парадигмы. Сторонница такой точки зрения Е.А. Комлева считает, что «гибридная война представляет собой исключительно геополитическое явление, в своём полном объёме не определяемое в иных исследовательских парадигмах. С геополитической точки зрения ГВ — это совокупность действий, направленных на одновременное разрушение всех основных геополитических пространств общества-соперника, т. е. на его абсолютное сокрушение. Основными геополитическими пространствами автор данной статьи полагает следующие: географическое, экономическое, информационно-идеологическое и информационно-кибернетическое. В каждом типе геополитического пространства способы ведения ГВ различаются в соответствии с природой данного типа пространства. Основные способы ведения ГВ в географическом пространстве: локальные “традиционные” войны в ресурсных регионах страны — объекта агрессии, вовлечение данной страны в серию “конфликтов малой интенсивности” по периметру её границ; цветные революции, то есть государственные перевороты в стране — объекте агрессии и в государствах, являющихся её геополитическими союзниками; поощрение сепаратизма и терроризма в стране — объекте агрессии»[13].

Военные ученые Е.Г. Анисимов, А.А. Селиванов и С.В. Чварков предлагают следующее определение ГВ: «Гибридная война — форма межгосударственного противоборства двух или более сторон с преобладающим взаимосогласованным применением технологий невоенного воздействия, защиты, сдерживания и принуждения в ведущих сферах деятельности государств в сочетании с военно-силовыми действиями в различных физических средах, кибер- и информационно-психологической сферах, реализация которых обеспечивает достижение политических, экономических и иных целей государства»[14].

В целом, несмотря на обстоятельные военно-теоретические дискуссии по проблеме ГВ и достаточно длительное применение на практике гибридных стратегий и тактик, научному сообществу пока не удаюсь выработать единого понимания феномена. Это еще раз подчеркивает сложность и неопределенность этого вида конфликта.

В своих дальнейших рассуждениях будем опираться на предложенное автором настоящей книги следующее определение конфликта: «Под гибридной войной следует понимать координированное использование страной-агрессором многочисленных видов (инструментов) насилия, нацеленных на уязвимые места страны-мишени с охватом всего спектра социальных функций для достижения синергетического эффекта и подчинения противника своей воле» [15].

При всех расхождениях существующих трактовок как многие отечественные исследователи, так и зарубежные военные аналитики едины во мнении, согласно которому суть гибридизации военных конфликтов заключается в задействовании регулярных и иррегулярных силовых элементов, а также несиловых форм и способов противоборства (в финансово-экономической, административно-политической и культурно-мировоззренческой сферах) с конечной целью подрыва власти легитимного правительства какого-либо государства.[16]

Обороняющаяся сторона при прогнозировании угроз не в состоянии точно определить их содержание или тяжесть наносимого ущерба. В результате планирование действий и необходимых ресурсов для парирования ГУ связано с рядом неопределённостей. Создание подобных неопределённостей является важным свойством ГУ, применение которых основывается на способности противников — государств и негосударственных субъектов мировой политики — сочетать различные стратегии, технологии и возможности для получения асимметричных преимуществ[17].

Несмотря на различия в терминологии, важным компонентом стратегии Запада на подготовку и ведение ГВ является изначальное ориентирование такой стратегии на негативные смыслы. В частности, публичная дипломатия США и НАТО постоянно говорит о том, что действия в рамках ГВ носят безнравственный, противозаконный и вероломный характер и предпринимаются якобы только Россией, Китаем и некоторыми другими странами, не являющимися союзниками Запада. Свои операции и миссии Вашингтон и Брюссель всегда рассматривают как законные, морально оправданными и нацеленными на трансформацию «демократии». О таком свойстве дипломатии Запада пишут в статье о сущности и содержании методов ГВ Е.Г. Анисимов и его коллеги[18].

Следует помнить, что изматывание неопределенностью является военно-политической стратегией США и НАТО по отношению к России, имеющей целью ослабить нашу страну, распылить ее усилия на парирование действительных и мнимых угроз. Понимание опасности такой стратегии начинают демонстрировать и наиболее трезво мыслящие военные США. Председатель Объединенного комитета начальников штабов ВС США генерал М. Милли на встрече в октябре 2021 г. в Хельсинки с начальником Генштаба ВС РФ генералом армии В. Герасимовым отметил: «Нам необходимо внедрить инициативы и процедуры для повышения уверенности и снижения неопределенности, повышения доверия и снижения недоверия, повышения стабильности и снижения нестабильности, чтобы избежать просчетов и уменьшить вероятность войны между двумя крупными ядерными державами, — сказал Милли. — Это фундаментальная вещь, которую мы должны попытаться сделать, и я постараюсь это сделать»[19].

Российский исследователь Павел Цыганков говорит о ГВ как новом явлении. ГВ отличается от других вооруженных конфликтов тем, что наряду с применением военно-силовых способов в ней широко используются возможности современных когнитивных технологий, незаконные экономические санкции, кибератаки, военное использование космоса. Важным признаком гибридной асимметричной или иррегулярной войны является смещение ее «центра тяжести» в культурно-мировоззренческую сферу с использованием новейших технологий когнитивного воздействия на сознание людей.

Генерал-майор Е.Г. Князева утверждает: «Главным полем битвы при подготовке и ведении современных и будущих войн становится менталитет наций, социальных групп и общностей, структура самоопределения, духовные основы армий, вера, идеология, история, патриотизм, культура… Особое место занимают информационные, психологические, кибернетические операцию»[20]!

Совокупность операций так называемой КВ, войны за сознание, составляет важную часть ведущейся