Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии Страница 43

Глубокий снег и стужа уже сами по себе конечно затруднили движение, а между тем кругом колонны сновали грозные мстители, налетевшие как хищные коршуны на готовую добычу. Каждый отставший, каждый отдалившийся в сторону, становился жертвою, для которой не было пощады. Подгоняемые авганцами, англичане весьма спешили, но выйдти из под ударов все-таки не могли.

Недостаток топлива и съестных припасов сделал положение несчастных англичан почти безвыходным. Чтобы избавить от этих лишений женщин и детей, следовавших при отряде, англичане вступили в переговоры и выдали свои семейства, на честное слово, авганцам. Это был единственный договор, который авганцы исполнили действительно честно, да и то конечно потому, что в руках англичан было тогда семейство Дост-Магомета.

Вслед за женщинами и детьми сдались английские генералы, выехавшие сначала под предлогом переговоров. Таким образом войска были покинуты вождями на голод, холод и смерть неминуемую... Генералы эти предпочли сытый плен голодной свободе... чувство чести в них заглушалось чувством голода — мысль о вечном позоре не одолела стремления ко временному комфорту, от которого этим генералам так трудно было отказаться!

Если вспомнить, что в первой бенгальской колонне на 9,500 чел. регулярного войска приходилось 38,000 погонщиков и слуг, то можно себе представить, каков должен быть порядок в такой армии! Истребление англичан шло так успешно, что до Хайбарского ущелья добралось только 4,500 англичан и до 12,000 чел. прислуги. Здесь все они были истреблены до последнего человека!

Так позорно кончилась экспедиция, стоившая до 210,000,000 рублей (30 миллионов фунтов).

После этой катастрофы азиятские деспоты ожили, а положение английских агентов в ханствах сделалось весьма опасным. Конноли вынужден был спасаться из Кокана и бежал в Бухару, но здесь вместе со Стоддартом был публично зарезан по приказанию эмира. Об этих двух агентах мы находим у Хуттона следующие подробности: «в 1838 г. полковник Стоддарт, храбрый, но надменный и дерзкий солдат, послан был в Бухару из Тегерана сэром Джоном Мак-Нейлем и, должно быть, действовал неосторожно, уверив некоторым образом, что он в скором времени будет акредитован к этому двору британским правительством. Прошло 14 месяцев, а он не получил никакого кредитивного письма из Англии. Полковник был брошен в тюрьму и подвергся такому жестокому обращению, что его нервная система была потрясена и он принужден был принять исламизм, в надежде спасти свою жизнь. Генерал Ферьер уверяет, что он мог-бы оставить Бухару вместе с Ханыковым (и Бутеневым), но он был слишком горд, чтоб быть обязанным своей жизнью заступничеству русского. Если это так, то он выказал странную непоследовательность: отрекшись от своей религии, он в то-же время отказался принять услугу от дружеского и христианского правительства».

О какой непоследовательности говорит Хуттон? По моему это, напротив, весьма последовательно: отказавшись от христианства, не следовало уже принимать услуги от христиан. Если сказать: Стоддарт поступил нерассчетливо — это будет вернее, потому что для спасения жизни он предпочел более тяжелое средство: — изменить своей религии, тогда как мог спастись более легким способом: — изменить своей надменности.

О добродушном и кротком капитане Конолли англичане отзываются, напротив, с большим сочувствием. Посланный из Кабула в Хиву в 1840 г., он проехал оттуда в Кокан по джизакской дороге, обогнув Бухару, где томился Стоддарт. Когда ему пришлось спасаться из Кокана, он по приглашению эмира Наср-Уллы, посетил его в лагере под Меремом, недалеко от Кокана. Вероломный Наср-Улла распорядился с Конолли как с пленником: обобрав его до нитки, он отправил его в Бухару, где и засадил в тюрьму.

17 июня 1842 г. Стоддарт и Конолли были зарезаны. Аббот уверяет, что Стоддарта предварительно били по пятам, пока кожа не стала отваливаться, а ночью его зарезали в тюрьме. Конолли, по словам Аббота, не хотел купить жизни ценою религии и был зарезан в одно время с товарищем. Рассказы о том всеобщем неудовольствии, какое будто-бы возбудила в народе казнь английских офицеров — не заслуживают ни малейшего доверия. Бухарцев не очень-то разжалобишь, да и бояться англичан им было нечего {71}.

Что касается до Аббота и Шекспира, то они спрятали британскую надменность в карман и были спасены нашими агентами Никифоровым и Аитовым; тем не менее они все таки едва добрались до России, полуживые от побоев и ран. Это не помешало Шекспиру уверять, что освобождение хивинским ханом 500 русских пленных произошло не оттого, что в Хиве прослышали о приготовлениях в Оренбурге к новому походу, а только благодаря настояниям его — Шекспира, благодаря его влиянию на хана и угрозам! — Английский Дон-Кихот свою яму, вероятно, считал дворцом, а позволение выехать вместе с русскими — вероятно за поручение доставить этих русских к месту назначения!

В паралель с гонениями на английских агентов мы выставим поведение капитана Никифорова в Хиве: офицер этот, во-первых, иначе не говорил с хивинскими вельможами, как тоном победителя — он не просил, не доказывал, не убеждал, а требовал, настаивал, затем когда согласившись на какое-нибудь требование, вельможи эти являлись снова и начинали трактовать о поконченном уже вопросе — Никифоров, без дальних околичностей, приказывал конвойным казакам выпроводить надоедал в шею! Положим, это не совсем деликатный способ прекращать аудиенцию и вовсе не дипломатично — ибо Никифоров не достиг никакого соглашения — но в стране, где послов не уважают, послы и сами не обязаны уважать кого бы то ни было, если не боятся... а что касается неудачи переговоров, то последствия показали, что самые угодливые, самые «приятные во всех отношениях» послы наши не могли добыть ничего, кроме клочка бумаги, который еще ни разу не считался ханами для них обязательным! Довольно припомнить забавную историю с договором, так успешно заключенным с Хивою подполковником Данилевским

Если же признать, что договоры с азиатскими деспотами ничего не стоят, то вопрос о том: какой способ обращения наших послов следует признать за более подходящий — вопрос этот надобно предоставить личному вкусу каждого.

Пусть теперь читатель выводит из этого: чье влияние было больше: Шекспира ли, сидевшего на хлебе и воде в грязной и вонючей яме — или Никифорова, расправлявшегося с хивинскими сановниками как с лакеями?

И так, происки англичан против России не увенчались успехом. Гибель английских агентов показала, что авторитет Англии не силен, а вмешательство в дела Авганистана покрыло английскую армию позором... Чтобы восстановить честь своего оружия, англичане предприняли в 1842 г. новую экспедицию в Кабул, который и был разграблен. На этот раз, однакоже, англичане не засиживались, а поспешили во свояси.

Падение вигов и вступление в министерство Роберта Пиля повлекло за собою крутую перемену в политике ост-индского правительства. Признав невыгодным поддерживать английскими деньгами и штыками какого бы то ни было претендента, делавшегося ненавистным народу именно за эту поддержку — правительство решилось предоставить авганцев самим себе.

С тех же пор англичане уже не рисковали посылать своих агентов в среднеазиятские ханства и если пробовали иногда сплести тенета на русского медведя, то предпочитали действовать чужими руками — посылая не агентов, а простых шпионов — из туземцев.

Имя инглизов, как лозунг мусульманского союза противу русских, раздалось еще раз не ранее 1853 года, т. е. не ранее восточной войны.

К этому времени мы уже стояли на Сыр-Дарье: еще в 1847 году недалеко от устья этой реки мы выстроили укр. Раим, а в 1853 г. заняли и среднее течение, взяв, после долгой осады укр. Ак-мечеть (ныне Перовск). Движение наше вперед как нельзя более благоприятствовало видам англичан, относительно возможности составления против нас громадной коалиции из всех среднеазиятских ханств: собственно Ак-мечеть принадлежала Кокану, но мы овладели и караванными путями из Бухары и Хивы. Последняя, сверх того, претендовала на весь левый берег Сыра, куда, однако, забирались наши поселенные казаки за сеном, дровами и колючкой и где кочевали подвластные нам киргизы. По всему этому возбудить против нас, и без того недовольных, соседей представлялось делом весьма легким, а тут еще англичане ловко приплели религиозный вопрос: «Кяфиры т. е. неверные, русские, хотят совсем заесть главу правоверных султана стамбульского».

Надобно заметить, что средне-азиятские ханы хотя и не считают себя вассалами турецкого султана, но когда им приходится туго — всегда обращаются к нему за помощью и тогда величают его главой правоверных, держащим высоко знамя и меч ислама и т. и. Султан считается у них, собственно первым между равными, на что, конечно, и имеет право, в виду того, что охраняет кыбле — храм или бейт ульхерам — священный дом, т. е. Мекку, владеет страною, отнятою от кяфиров — Балканским полуостровом и крепко держит даже святыню всего христианского мира: бейт ул-мукаддес — святой дом т. е. Иерусалим.