Владимир Королёв - Босфорская война Страница 50

Й. фон Хаммер и Н.И. Костомаров поступают осторожнее, говоря о возвращении казаков в пролив через несколько дней.

У Д.И. Эварницкого оно происходит «через несколько времени», однако после неверно определенной даты 21 июня.

О втором набеге рассказано в «Известиях из Константинополя», подготовленных посольством Т. Роу 24 июля[256], т.е. в самом деле спустя 14 дней после составления известий о первом набеге. Но эти две недели — отнюдь не промежуток времени между двумя приходами казаков на Босфор. В документе от 24 июля указано, что казаки находились в устье пролива три дня и что там все еще остаются турецкие суда, отправленные в связи с их появлением, и еще какое-то время требовалось посольству для получения информации о случившихся событиях. В письме Т. Роу от 25 июля упоминается несколько дней, прошедших после смятения, которое было вызвано набегом. К тому же, согласно П. Рикоуту, «пираты» снова появились в рассматриваемом районе «немного дней спустя».

В результате можно утверждать, что казаки возвратились к Босфору перед 20 июля, иными словами, приблизительно через 10, а может быть, и меньше дней после известного «стояния» флотилий и ухода нападавших от Румелихисары и Анадолухисары.

«Казаки, — говорится в известиях от 24 июля, — после их первого прихода снова вернулись к устью Босфора с удвоенным числом своего первоначального флота, состоявшего теперь по крайней мере из 150 лодок; подкрепление было спрятано позади в засаде или для оказания помощи в случае необходимости, или для какой-то другой выгоды. Они оставались неподалеку от берега и на берегу еще 3 дня, сожгли Фарос[257] (маяк. — В.К.) и 2 или 3 селения. Они угрожали прийти к Арсеналу, повергнув весь город в большое смятение».

«Караулы, — по английским сведениям, — находились и были усилены во всех частях суши[258], и наконец две галеры, наполненные грузчиками и рабочими, которых взяли на улицах[259], и около 20 лодок были высланы для наблюдения, где все еще остаются у входа в канал; но казаки со своей большой добычей и двумя или тремя захваченными кармиссалами (карамюрселями. — В.К.) отступили, и страх прошел».

«За капитан-пашой, — продолжает документ, — послали в спешке, но встреча его, похоже, будет очень холодной за то, что город оставил так плохо охраняемым и так мало имел сведений о неприятеле».

На этот раз у нападавших были потери, хотя и минимальные: туркам удалось взять в плен нескольких казаков, которые на берегу оторвались от своих. «Несколько из этих несчастных грабителей, которых схватили отставшими слишком далеко на суше[260], — сказано в известиях, — признались на допросе, что Мехмет (Мухаммед-Гирей IV. — В.К.)у князь татарский, является их союзником в этом покушении, мстя за попытку его сместить. Если верно, а это вполне возможно, что есть какая-то связь между этими двумя непоседливыми народами, то они станут очень беспокойными для столицы и государства».

«Это признание, — читаем дальше, — ускорило смерть Хюсейн-паши, который во время своего правления сделал Мехмета из заключенного князем и освободил лордов Польши[261] (польских сановников. — В.К.), бывших здесь пленниками, и внезапно отправил князя Збараского, которые, если бы сейчас здесь находились, боюсь, стали бы заложниками. В этом смятении агент Польши был в определенной опасности, но мудростью везира он, однако, спасен».

Из письма Т. Роу Д. Кэлверту от 25 июля (к этому посланию приложены цитированные известия) узнаем, что и у английского посла были неприятные часы, связанные с казачьим набегом, и что послу пришлось поволноваться и предпринять меры, доказывавшие его дипломатическую порядочность.

«Я, — говорилось в письме, — вынужден прибегнуть здесь в некоторых местах к шифру, потому что в момент последнего смятения, когда прибыли наши обычные пакеты, они неожиданно вызвали подозрение беспокойного чиновника и были доставлены к каймакаму; было широко распространено лживое обвинение в том, что некоторые из них будто бы обнаруживают сведения касательно казаков, и сиюминутная оскорбительная ярость подталкивала вскрыть их в Государственном Диване, или Совете, который обещал успокоить толки; но через несколько дней мудростью везира они доставлены нам невредимыми».

«Следующей почтой, — писал Т. Роу, — я пошлю копии вашей чести и дам его величеству отчет о деле пиратов, в коем сделано что возможно (к сожалению, этот документ неизвестен. — В.К.); новый паша послан с новыми и горячими приказами, каковые, я уверен, выполнит, чтобы мы могли торговать в будущем без опасения от них (казаков. — В.К.)».

Не исключено, что о тех же событиях, хотя, возможно, и о последовавших за ними, рассказано в сообщении Ф. де Сези из Стамбула от 18 (8) августа: «Морские силы (турок. — В.К.) чрезвычайно слабы, и если бы и были галеры, то нет здесь людей ни чтобы ими командовать, ни чтобы их снарядить. В течение прошедших дней были отправлены три (галеры. — В.К.) тут поблизости от устья Черного моря[262] с несколькими фрегатами (фыркатами. — В.К.), чтобы охранять и воспрепятствовать возвращению казаков; но после того как они пробыли два дня в порту без сухарей, без пороха и других боеприпасов, все, кто был наверху (т.е. исключая рабов-гребцов. — В.К.), их покинули и вернулись сюда, оставив галеры на произвол судьбы[263]. А на другой день старик Халил-паша прислал мне просьбу одолжить ему три бочонка пороху…»[264]

О втором приходе казаков говорит П. Рикоут, согласно которому «тревога Константинополя выросла вдвое из-за возвращения тех же пиратов, более сильных, чем в первый раз. Они плавали три или четыре дня у устья Черного моря и, сжегши маяки с близлежащими селами и захватив значительную добычу, ушли».

Обстоятельства нового прихода позволяют предположить, что к Босфору, может быть, вернулась уже действовавшая там флотилия. Но поскольку она оказалась в значительно увеличенном составе, даже гораздо большем, чем указанные Иовом 102 судна, и равном «небывалому» составу следующей запорожской флотилии, о которой мы скажем ниже, можно полагать, что к прежнему соединению примкнула донская флотилия, а также, возможно, суда, вышедшие дополнительно из Днепра[265].

Ю.П. Тушин определяет число донских стругов, отнимая от 150 судов всей флотилии 80 чаек, в результате чего получается 70: «В июле 80 запорожских чаек появились у Босфора. Соединившись с донцами, подошедшими на 70 стругах… они вошли в Босфор…» Однако эти подсчеты весьма относительны, так как чаек в конечном счете могло быть и больше 80. К тому же нам совершенно неизвестен состав казачьего подкрепления, которое, по Т. Роу, было спрятано в засаде. М.С. Грушевский понимает сообщение об этом как указание на то, что за 150 судами «следовали резервы»[266].

О числе участников набега, насколько известно, высказался только К. Осипов, у которого оно составило 7—8 тыс. человек. Эта цифра вообще приемлема (на одно судно, если судов насчитывалось 150, приходилось бы по 47—53 казака), но также весьма приблизительна: на самом деле с резервами число казаков могло быть и больше. По утверждению немецкого историка, флотилия вернулась к Босфору ночью. Хотя источники на этот счет молчат, возможно, это так и было, если учесть большую склонность казаков именно к ночным нападениям. Вместе с тем не исключено, что упоминание о ночи появилось у автора по ассоциации с последующим сожжением маяка, которое вполне могло произойти и днем.

Флотилия на этот раз не углублялась в Босфор, селения которого только что подверглись разгрому, и ограничила свои действия устьем пролива. Упомянутый маяк, по Й. фон Хаммеру, это тот, «где уже семьюстами годами ранее стояли на якоре суда Игоря»[267], и, видимо, Румелифенери, хотя П. Рикоут утверждает, что были сожжены оба маяка, т.е. и Анадолуфенери. Сожженные маяки фигурируют и у В. Миньо, а также у С. Боброва. В. Катуальди называет пострадавший объект «Фанаром», что может запутать читателя, поскольку так называли селение при Румелифенери[268].

Разгромленные казаками в данный приход селения могли быть поселками при маяках и, кроме того, поселениями, прилегавшими к устью Босфора с европейской и азиатской сторон, — Акпынаром, Кюмюрчюкёем, Кысыркаей, Килиосом, Ривой и др.

В работах некоторых авторов, как ни странно, три дня действий флотилии у входа в пролив превращаются в три дня пути от Стамбула. Казачьи суда, по С. Боброву, «идут у берегов Черного моря, опустошают приморские султанские области, достигают даже до Босфорского пролива, приводят турков в трепет в самой столице их империи, до которой оставалось им только три дни пути». То же находим и у И.В. Цинкайзена, согласно которому казачья флотилия «пришла… на Босфор, беспрепятственно произвела высадку в трех днях пути в некоторых пунктах побережья». Эти утверждения совершенно неверны, так как три дня пути уводят казаков далеко от босфорского устья.