Александр Широкорад - Падение Порт-Артура Страница 6

Следует отметить, что Германия очень активно поддерживала все политические акции России на Дальнем Востоке. Кайзер Вильгельм II писал царю Николаю II: «Я сделаю все, что в моей власти, чтобы поддержать спокойствие в Европе и охранить тыл России, так, чтобы никто не мог помешать твоим действиям на Дальнем Востоке … для России великой задачей будущего является дело цивилизованного азиатского материка и защиты Европы от вторжения великой желтой расы. В этом деле я буду всегда по мере сил своих твоим помощником».

Поддерживая дальневосточную политику России, кайзер преследовал две цели. Во-первых, отвлечь внимание России от Европы и Черноморских проливов, что развязало бы руки Германии и Австро-Венгрии, а во-вторых, в союзе с Россией получить базы и сферы влияния в Китае.

В конце послания Николаю II кайзер скромно заметил: «Надеюсь, что как я охотно помогу тебе уладить вопрос о возможных территориальных аннексиях для России, так и ты благосклонно отнесешься к тому, чтобы Германия приобрела порт где-нибудь, где это не “стеснит” тебя».

Глава 2.

Разруха в головах

Уже 80 лет в русском обществе ведутся яростные споры, была ли Россия в начале XX в. нищей, отсталой, полуфеодальной страной, идущей к катастрофе, или, наоборот, Россия представляла собой динамично развивающуюся, богатую страну, которая была уже на грани процветания, но тут вмешались злодеи-революционеры. Расплодились военные «теоретики», утверждающие, что, мол, русская армия к августу 1905 г. и к февралю 1917 г. только подготовилась, дабы разгромить супостатов, а тут приходят революционеры, наносят удар ей в спину, в результате чего мы получили в 1905 г. Портсмутский, а в 1918 г. — Брестский мир.

Самое интересное, что обе стороны приводят массу абсолютно справедливых аргументов в свою пользу. Но ведь не могут же быть одинаково справедливы две полярные точки зрения? На самом же деле оппоненты говорят о двух совершенно разных вещах. Критики режима рассуждают о совершенно прогнившем строе, а те, у кого слюнки текут по «России, которую мы потеряли», — о трудолюбии и неприхотливости русского народа, о сказочных богатствах нашей страны и т.д.

Спору нет, Россия в конце XIX — начале XX вв. имела высокие темпы экономического развития и быстрый рост населения. Но происходило это не за счет мудрого правления царя и его министров, а скорее вопреки деятельности насквозь прогнившего режима.

Сразу оговорюсь: дело совсем не в деспотизме и самодержавии, а в характере самодержавия. Самодержавие или диктатура должны иметь поддержку значительной части народа и опираться на наиболее влиятельную группу общества. Такой группой в Средние века были дворяне, а в XX в. — партии. В России же в конце XIX — начале XX вв. любые партии были запрещены, а дворянство фактически разложилось.

«Как же так?» — спросит читатель. Ведь по первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 г., в России было 1 221 939 потомственных дворян и 631 245 личных дворян с семьями, которые составляли соответственно 0,97% и 0,5% от общего числа жителей империи.

Однако качественный состав русских дворян перед революциями 1905 и 1917 гг. был совсем не тот, что во Франции к 1789 г. Там предки д'Артаньяна и в X в. владели родовым замком Артаньян; предки Атоса, графа де ла Фер, за два-три столетия до его рождения наверняка были независимыми государями на своей земле. А мы были куда ближе к Турции, где дворян попросту не было. Нет, я не собираюсь опровергать классиков — был феодальный строй, а вот дворян не было. Были всякие паши, великие визири и рой прочих сановников, в значительной части своей происходивших из бывших рабов, евнухов, янычар и т.д., “но потомственного дворянства не было. Когда мы учили в 8 классе «Смерть поэта», я не мог понять фразы: «А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов».

Вроде бы про аристократов, а подлых, с «черной кровью» вместо голубой. Спрашивать учителя было бесполезно — раз феодал, значит, «редиска», и подлый, и кровь черная.

Но вот возьмем Пушкина:

…Я, братцы, мелкий мещанин.Не торговал мой дед блинами,Не ваксил царских сапогов,Не пел с придворными дьячками,В князья не прыгал из хохлов…{4}

Александр Сергеевич скромничал — Алексашка Меншиков не только торговал блинами и пирогами с зайчатиной, но и был в предосудительных отношениях с Петром Алексеевичем, или, говоря современным языком, примыкал к сексуальным меньшинствам. Позже Алексашка сошелся с «мин херцем» на почве, а точнее — на теле Марты Скавронской, жены шведского солдата. Попав в русский плен, Марта за несколько дней делает головокружительную карьеру, пройдя по цепочке от простого русского драгуна до Алексашки, а затем попадает к «мин херцу». В результате Алексашка становится Светлейшим князем Меншиковым, Марта — императрицей Екатериной I, а ее чухонские родственники — графами Скав-ронскими.

Ваксил сапоги граф Кутайсов, правда, тогда он был не графом, а мальчиком-турком, подаренным для развлечения цесаревичу Павлу. Мальчик вырос, Павел стал царем и сделал мальчика графом Кутайсовым и вторым после себя лицом в империи. После итальянского похода Павел отправил к Суворову графа Кутайсова. Суворов, увидев важного вельможу, не растерялся — вызвал денщика Прошку и начал распекать его за пьянство, ставя в пример Кутайсова: «Вот, мол, турка был таким же лакеем, но не пил и в графы попал, а ты…»

С придворными дьячками пел граф Разумовский, точнее, украинский свинопас Гришка Розум. Цесаревне Елизавете Петровне понравился голос Григория, а в постели она нашла у него еще ряд достоинств. С воцарением Елизаветы свинопас Розум стал сиятельным графом Разумовским.

В князья из хохлов прыгнул Безбородко, секретарь Екатерины II. Надо сказать, что Безбородко был очень способным и талантливым администратором и политиком, но, увы; происходил из простой крестьянской семьи.

Понятно, что и Пушкина, и Суворова, потомков древних подов коробило от подобных князей и графов. Недаром Суворов во дворце Екатерины низко кланялся лакеям. «Что вы, Александр Васильевич, ведь это же простой лакей». — «Протекцию ищу, голубчик, сегодня лакей, а завтра граф». Чтобы как-то выделиться из такой компании, Пушкин острил: «Я, братцы, мелкий мещанин», а князь Суворов велел на надгробном камне высечь: «Здесь лежит Суворов».

Преступлений, подлостей и мерзостей не стеснялись не только новоявленные князья и графья, но и их «надменные потомки». Братья Орловы стали графами за зверское убийство в Ропше императора Петра III. Двадцатилетний Платон Зубов стал официальным фаворитом Екатерины II, которой тогда было под 70 лет, за что получил огромное состояние и графский титул.

Разврат, царивший в верхах, естественно, давал побочный продукт в виде внебрачных детей. В результате появилась масса титулованных особ, у которых вообще не было родословных, они не могли похвастаться даже предками — свинопасами или пирожниками. Хорошо звучит — граф Бобринский или графиня Бобринская. Современному плебею так и хочется поклониться. Но, увы, вся родословная их упирается в пьяницу графа Алексея Бобринского, совершенно заурядную личность, внебрачного сына Екатерины II, которого тайно воспитали в деревне Бобрики.

Вот посмотрим родословную самого знаменитого русского аристократа начала XX в. князя Юсупова. (Кстати, полный его титул — князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон.) Да, да, того самого, который прославился кутежами в ресторанах, где он появлялся в женском платье и не без успеха флиртовал с гвардейскими офицерами. Позже он участвовал в убийстве Распутина. Откроем эмигрантские мемуары Юсупова, где он много пишет о своей родословной, но почему-то все по материнской линии. А по отцовской? Тут одна только фраза: «Мой дед [по отцу] Феликс Эльстон умер задолго до женитьбы родителей. Его называли сыном прусского короля Фридриха-Вильгельма и графини Тизенгаузен». [Выделено мной. — А.Ш.] Так мало ли кого кем называли? Короче, Феликс Эльстон — подкидыш, не имеющий ни отца, ни матери. А вот по женской линии Юсупов написал целую главу. Тут князь выводит свой род ни много ни мало как от пророка Али, племянника Магомета.

В IX–XV вв. в княжеских родословных русских князей был образцовый порядок, не хуже чем во Франции. На Руси шли усобицы, князья ослепляли и убивали друг друга, приходили с набегами печенеги, половцы и татары, но феодальный порядок соблюдался строго. Шестьсот с лишним лет во всех без исключения удельных княжествах сидели только князья Рюриковичи. В их ряды не удалось затесаться ни одному лакею, истопнику или певчему. Ни один внебрачный сынок не пролез в князья.

Веками устоявшуюся феодальную структуру начали постепенно разлагать московские правители. Князья, потомки Ивана Калиты, поглощали независимые русские княжества. При этом часть князей Рюриковичей была убита, а часть — добровольно-принудительно стала вассалами московского князя. Однако и Иван Грозный, и Михаил с Алексеем Романовыми в известной степени соблюдали приличия и не производили в князья русских бояр, не говоря уже о холопах.