Эндрю Робертс - Смерч войны Страница 6

На рассвете 1 сентября 1939 года «хейнкели» Хе-111 (максимальная скорость 350 километров в час и бомбовая нагрузка две тысячи килограммов), «дорнье» и «юнкерсы» Ю-87 («штуки») обрушили бомбы на польские дороги, аэродромы, железнодорожные узлы, военные склады, мобилизационные центры и города, включая Варшаву Одновременно учебный корабль «Шлезвиг-Гольштейн» открыл огонь по гарнизону на Вестерплатте (полуостров в бухте Гданьска). Пикирующие бомбардировщики «штука» были оборудованы сиренами, вой которых должен был устрашать поляков. Люфтваффе уничтожила большую часть польской авиации на земле и сразу же завладела господством в воздухе, которое играло важнейшую роль в продолжение всех шести лет войны. «Мессершмитты» Ме-109 развивали скорость 470 километров в час, и медлительные польские самолеты не могли соперничать с ними, какими бы храбрыми ни были их пилоты. Неэффективно действовала и противовоздушная оборона, если где-то она и была.

Двумя танковыми и двумя легкими дивизиями группы армий «Север» командовал генерал Хайнц Гудериан, давний сторонник и пропагандист тактики блицкрига. Сцементировав свою бронетехнику в единую силу (в группе армий «Юг» танки были поделены между различными подразделениями), он стремительно продвигался вперед, прокладывая путь пехоте. Действия польских войск сковывались и потоками беженцев, заполнивших дороги. Бомбежки и пулеметные обстрелы с воздуха еще больше усиливали панику и хаос.

Гитлер, опасаясь нападения с запада, хотел провести польскую кампанию как можно быстрее. Правительство Невилла Чемберлена объявило войну Германии только в 11.00 в воскресенье, 3 сентября; Франция последовала примеру Британии через шесть часов. Но скоро для всех, кроме вечно не теряющих надежд поляков, стало ясно, что западные союзники вовсе не собираются атаковать «линию Зигфрида», хотя против сорока немецких дивизий там стояло восемьдесят пять французских. Бездействие союзников можно лишь объяснить боязнью массированных воздушных налетов германской авиации на Лондон и Париж. Правда, надо признать и другое: союзники вряд ли успели бы вовремя прийти на помощь Польше и спасти ее. Передовое ударное воздушное соединение британских ВВС появилось во Франции лишь 9 сентября, а на следующий день начали прибывать подразделения британских экспедиционных сил во главе с лордом Гортом.

Удивительно, но союзники не осознавали, что Гитлер боится их нападения с запада, пока он решает свои проблемы на востоке. Вильгельм Кейтель в письме заместителю начальника тюрьмы в Нюрнберге в 1946 году утверждал, что Гитлер больше всего опасался заключения секретных соглашений между Францией и Бельгией, с одной стороны, и между Британией и Голландией — с другой. В генштабах Франции и Бельгии могли договориться о «внезапном прорыве французских мобильных механизированных сил через бельгийскую территорию» в Рурский индустриальный район Германии. А британское адмиралтейство могло добиться согласия голландского генштаба на то, чтобы «британские войска высадились в Голландии и атаковали северный фланг Германии»[28]. Гитлера не должно было волновать ни то ни другое. Правительства Франции и Британии, не говоря уже о нейтральных бельгийцах и голландцах, и в мыслях не держали предпринять что-либо столь экстраординарное и дерзновенное. Чемберлен ввел в состав кабинета давнего оппонента нацизма Черчилля, наделив его полномочиями первого лорда адмиралтейства, отвечающего за военно-морской флот. И это, пожалуй, все, что тогда сделала Британия в пику фюреру, если не считать безуспешного воздушного налета на морскую базу Вильгельмсхафен и сброса над Германией двенадцати миллионов листовок, призывавших немцев свергнуть поджигателя войны. Вряд ли такое могло случиться в преддверии одной из величайших побед, которую вскоре фюрер запишет на свой счет.

Пропаганда Геббельса, этого «гения в обличье дьявола», постоянно твердила о том, что у рейха в Польше есть мощная «пятая колонна» сторонников, и это не могло не провоцировать межнациональную вражду и террор. Эту тактику нацисты будут использовать и впоследствии, но уже в Польше она привела к тому, что от рук соседей и отступающих польских войск погибло около семи тысяч этнических немцев[29]. Тотальная расовая война развернется по всему континенту, но если поляков толкало на убийство опасение предательства, то нацистами двигали совсем иные, сугубо расистские мотивы.

5 сентября «Польский коридор» перестал существовать. К 8 сентября на севере была окружена армия «Поморье», а к 17 сентября 10-я армия генерала Вальтера фон Рейхенау и 8-я армия генерала Йоханнеса Бласковица разгромили польские армии «Краков» и «Лодзь». Правительство Польши бежало в Люблин, а оттуда в Румынию, где поляков вначале приняли доброжелательно, но потом под давлением Гитлера интернировали.

В ночь на 6 сентября Франция вторглась в Германию, чисто формально. По приказу главнокомандующего генерала Мориса Гамелена французские войска выдвинулись в Саар на глубину пять миль и по фронту пятнадцать миль, захватив около дюжины покинутых немецких деревень. Немцы отошли за «линию Зигфрида» и стали ждать развития событий, что будет дальше. Во Франции проходила мобилизация, никаких дальнейших действий не последовало, и через пять дней французы вернулись на прежние позиции, получив приказ заниматься рекогносцировкой. Все это вряд ли можно было назвать «поддержкой», и Гитлеру не пришлось снять с востока ни одного солдата.

8 сентября 10-я армия Рейхенау подобралась к окрестностям Варшавы, но дальше она натолкнулась на ожесточенное сопротивление поляков. Несмотря на многолетние угрозы, исходившие от Гитлера, поляки не построили долговременных оборонительных фортификаций, полагаясь на контратаки. Но в начале сентября центр Варшавы оброс баррикадами, противотанковыми рвами и бочками со скипидаром, готовыми взорваться в любой момент. Гитлер планировал взять Варшаву до того, как 21 сентября соберется американский конгресс, с тем чтобы поставить весь мир перед совершившимся фактом. Однако планы его сорвались.

«Побывав в объятиях Германии, Польша больше никогда не встанет на ноги», — предрекал Геринг 9 сентября. До этого дня у немцев все шло как по маслу, но 9 сентября ночью Познанская армия генерала Тадеуша Кутшебы и изрядно побитая Поморская армия перешли реку Бзура и атаковали фланг германской 8-й армии, завязав трехдневное сражение при Кутно, в котором была выведена из строя целая немецкая дивизия. Натиск поляков удалось отразить только с помощью танков 10-й армии, снятых с осады Варшавы. Немецкая и итальянская пропаганда утверждала, будто польская кавалерия нападала на германские танки с пиками и саблями, но это, конечно, чистейшей воды выдумка. С другой стороны, действительно, как отмечал Меллентин, «отвага и смелость поляков не могли компенсировать нехватку современных вооружений и тактической подготовки»[30]. Вермахт в полной мере обладал и тем и другим, отдельные солдаты в случае необходимости могли подменить танкистов или артиллеристов, а фельдфебели и унтер-офицеры — офицеров. Кроме того, первыми напали немцы, и в этом тоже было определенное преимущество.

В 1944 году офицер-гвардеец и будущий военный историк Майкл Говард на специальных курсах изучал особенности германской армии — организацию, доктрину, тактику, структуру, вооружения, даже обмундирование. Он узнал «все, кроме одного: что делает ее столь эффективной?»[31]. Истоки, видимо, надо искать в прусском юнкерском государстве XVII века, позволявшем самым способным молодым людям из среднего класса находить себе применение в армии. Вольтер говорил: «Некоторые государства имеют свои армии, но в Пруссии армия имеет государство!» А его современник граф Мирабо подтверждал: «Война есть национальная индустрия Пруссии». Человек в военной форме пользовался особым статусом, уважением и почетом. 1813 год научил немцев дисциплине, и этот урок не был забыт даже после поражения в 1918 году. Гинденбурга, генерала, проигравшего войну, немцы избрали своим президентом. За семьдесят пять лет немцы развязали пять агрессивных войн, и, как отмечал Говард, когда дело доходило до рытья траншей и стрельбы из гаубиц, то у них это получалось лучше, чем у других. Блицкриг требовал четкой координации действий всех родов войск, немцы добились в этом совершенства, союзники потратили три года на то, чтобы сравняться с ними.

2

Польша держала на 800-мильной восточной границе только три дивизии, и для поляков было полной неожиданностью, когда на рассвете 17 сентября Советский Союз вторгся в их страну, пользуясь условиями секретного пакта, подписанного с нацистами 23 августа. Русские мстили полякам за поражения в 1920 году, хотели получить доступ в Прибалтийские государства и создать буферную зону против Германии. Всего этого они добились, не встретив какого-либо серьезного сопротивления и потеряв лишь 734 человека[32]. Сталин сослался на польский «колониализм» в Украине и Белоруссии и необходимость «восстановления мира и порядка». Поляки оказались между германским молотом и советской наковальней, обретя независимость и свободу лишь в ноябре 1989 года, через полстолетия. Весной 1940 года Красная Армия вывезла 4100 польских офицеров, сдавшихся в соответствии с Женевской конвенцией, которых расстреляли в Катынском лесу под Смоленском. Василий Блохин, главный палач русской секретной службы, НКВД, руководивший расстрелом, надел кожаный фартук и длинные кожаные перчатки, чтобы не забрызгаться кровью и разлетающимися мозгами, и пользовался немецким пистолетом «вальтер», который не заедало во время многократной стрельбы[33]. (Он все же натер мозольный пузырь на указательном пальце к концу третьего дня безостановочного убийства.) В общей сложности в Катынском лесу и в других местах были расстреляны 21 857 польских военнослужащих: эту операцию потом даже Лаврентий Берия, шеф сталинской полиции, назвал ошибкой. Когда немцы 17 апреля 1943 года обнаружили массовые захоронения, то Геббельс сообщил всему миру о кровавой бойне в Катыни, но советская пропаганда свалила вину на нацистов. Британский Форин оффис сознательно принимал эту ложь за чистую монету вплоть до 1972 года, хотя обвинения против немцев в части катынских расстрелов не были поддержаны на Нюрнбергском процессе.