Владимир Королёв - Босфорская война Страница 71

Однако гибель трех атаманов в казачьем морском походе упоминается в отписке рыльского воеводы Михаила Гагарина в Разрядный приказ, полученной 31 июля 1625 г. Если совпадение этих атаманов с тремя «генералами» не случайно, то в отписке идет речь о потерях в Трабзоне. По сообщению воеводы, 21 июля вернувшиеся из Литовской земли лазутчики Константин Якимов с товарищами передали разговоры запорожцев о том, что «хадили на моря 4 етманы», и их «на мори турсково (султана. — В.К.) люди побили, и убили 3-х етманов да Козаков побили тысечи с три», после чего запорожцы, «собрався, последние люди, пошли на моря 500 челнов, а в челну по 50 человек и больши». Совершенно нереальная численность «последних людей» (25 тыс.) и их судов вызывает сомнения и в верности числа побитых казаков, но все же оно в два раза меньше 6 тыс. Р. Леваковича.

«Султан (Яхья. — В.К.), — говорит далее францисканец, — проявил и действительно имел величайшую скорбь по погибшим и жаловался на судьбу, которая ценой крови его последователей оказала ему такую честь (взятия Трабзона. — В.К.). Заметив это, казаки ему сказали по местному обычаю, что нет войны без мертвых и крови и что это было хорошее предзнаменование — добиться победы, омытой кровью неприятеля».

Многие современники отмечали присущее казакам презрение к смерти. Г. де Боплан, например, свидетельствовал, что запорожцы «мужественны, смелы и часто столь дерзки, что не дорожат своею жизнью», а К. Крюйс писал, что большая часть донцов умирает не от болезней, а «против неприятеля», и что они «храбры и готовы нескучливо претерпевать голод, жажду и всякие случающиеся в войне трудности». Вместе с тем, разумеется, нельзя представлять казаков равнодушными к смерти и собственным потерям. Как раз обстоятельства трабзонского штурма и, в частности, гибель многих его участников вызвали большое недовольство казаков.

По словам упомянутого Аталыка, возвращавшиеся на родину запорожцы были раздражены событиями в Трабзоне, винили в них среди прочих Шахин-Гирея, который, будучи в союзе с Сечью, якобы тайно посылал предупреждение султану, и в результате многих казаков побили потому, что ждали их в Трабзоне «наготове».

Однако в первую очередь запорожцы были недовольны союзниками-донцами, что вылилось по окончании сражения в ссору, а затем и кровавую стычку, произошедшую, как считают, на море. В вестовом списке О. Прончищева говорится, что, «отшедчи дале от города, у черкас с донскими казаки был бой меж себя за то, что казаки… донские поспешили притти под город преже их; и атамана… донсково лутчего убили». Как отмечалось, по Н.А. Мининкову, это произошло 24 мая. С.З. Щелкунов предполагает, что погиб Исай Мартемьянов — один из замечательных донских деятелей первой четверти XVII в., перед рассматриваемым походом войсковой атаман Войска Донского. Руководитель ряда морских экспедиций, он, по всей вероятности, и в данном случае возглавлял донскую флотилию.

Н.А. Мининков замечает, что гибель этого выдающегося и боевого предводителя явилась тяжелой утратой для донских казаков, но она в конечном счете не повлияла на характер взаимоотношений Войска Донского с Запорожской Сечью, сутью которых оставалось боевое братство. Никаких подробностей об обстоятельствах смерти атамана мы не знаем, и, видимо, нельзя исключать элемент случайности, непреднамеренности и т.п.

Тем не менее несогласованность действий донцов и запорожцев, неудача со взятием трабзонского замка, людские потери и столкновение между казаками, безусловно, должны были оставить у участников похода неприятный осадок, впечатление незавершенности дела и невыполнения замысла. А ошибочное мнение, что и город не удалось взять, привело В.Д. Сухорукова к утверждению, что казаки в Трабзоне не сделали «ничего важного»[348]. Это вовсе не так: взятие и разгром Трабзона, одного из важнейших центров Турции на Черном море, в целом все же можно рассматривать как успех казачьего оружия.

По уверению Р. Леваковича, Яхья, взяв и опустошив город, «пробыл там двенадцать дней», произвел смотр войску, «велел с почестями похоронить погибших и отослал в лодках раненых, чтобы их лечили на Танаисе, удивляясь, что казаки, которые были ранены, мало придавали значения смерти»; наконец, среди войска была разделена «вся добыча, найденная в Трапезунде».

Р. Левакович утверждает, что и далее запорожцы и донцы действовали вместе, однако, по документальным источникам, на Дон отправились не только раненые, но и сама донская флотилия. Сведения русского посольства в Крыму говорят о том, что 25 мая, после запорожско-донской стычки, обе флотилии «розошлись». О том же слышали на Дону и Н. Торарыков с товарищами: по взятии Трабзона «донские атаманы и казаки з запороскими черкасы разошлись, запорозские… черкасы пошли в Запороги, а донские… атаманы и казаки пришли на Дон».

А. Старой рассказывал в Посольском приказе, что когда донцы были на море, «без них приходили азовские люди и пожгли 5 казачьих городков безвестно, что людей в них не было». Казакам это «стало досадно», как и то, что «людей, которые были на кораблех, побили» и что турки ранее «на Каланче поставили башню и ход у них на море помешали».

В отместку донцы напали на Азов и Каланчу: «А нынешнего… лета, как первые атаманы и казаки пришли с моря[349], ходили они к Азову с приступом, а было их у приступа с пол-5000 чел[овек] (около 4,5 тыс. — В.К.), и приступали к городу дважды и башню было наугольную взяли, и на город люди взошли, и в те… поры башня завалилась и им помешала; а атамана их Епиху Радилова ранили, и азовцы их в то время от города отбили. А назавтрее… того дни приступали к башне, что на Каланче, и тое башню взяли и наряд 9 пушек поймали, а людей, которые на той башне сидели, побили, а башню роскопали всю до основания и камень в воду потопили, и иные пушки поймали розбиты, и они тое медь послали по убогим монастырем… 117 пуд… а ныне они ход на море опростали»[350].

По итальянским источникам, умалчивающим разделение флотилий, казаки после Трабзона пересекли Черное море и объявились в Крыму. «Капитан» Иван утверждал, что они «военной хитростью взяли Кафу и разграбили ее».

Подробный рассказ об этом имеется у Р. Леваковича. Согласно ему, Яхья будто бы «тщательно допросил четырех кафинских купцов-греков, обещав им большое вознаграждение, если они ему скажут правду, как можно легче всего ограбить Кафу, и, с другой стороны, пригрозил им самой жестокой смертью, если они его обманут. Узнав от них то, что хотел… взял 100 лодок и, отдав войску приказ следовать за ним, отправился ночью[351], высалился там, где ему сказали греки, и поскольку и они присутствовали, они сказали, где штурмовать город — с той стороны, где слабее всего; он был ранен в правую ногу первым же выстрелом из мушкета, который ударил из города. Возбужденный ранением, он приказал генералу идти вперед, и так без особых трудностей они вошли и взяли город Кафу; казаки учинили избиение и резню как возмездие за ранение султана и опустошили город так же, как и Трапезунд».

По прибытии остального войска Яхья «дал ему освежиться и в присутствии всех одарил богатыми подарками тех греков, которые ему открыли способ, как ограбить Кафу».

Несмотря на сообщение Ивана и обстоятельное повествование Р. Леваковича, а также известия о взятии и разграблении Яхьей этого города, которые содержатся в итальянском документе XVII в. и письме Л. Фаброни, возникают большие сомнения в достоверности приведенной информации. Впрочем, Кафа фигурирует и у М. Бодье и Ф. де Сези, но совершенно по-иному.

Согласно первому, крымский хан в разговоре с турецким представителем заявил, что мало ценит дружбу османов, и «результат последовал немного времени спустя», так как казаки ограбили Трабзон и затем «ушли с богатой добычей к татарину в Кафу». В депеше Ф. де Сези королю от 5 июня (26 мая) со ссылкой на капитана галеры, вернувшейся из Кафы, также сообщается о мирном прибытии казаков в этот порт после разгрома Трабзона. «Хорошая встреча, которую им сделал король Татарии (хан. — В.К.) в Кафе, куда они никогда не входили, — замечал посол, — убедили этих людей (турок, посылавшихся в Крым. — В.К.) в том, что татары и казаки едины: обстоятельство, правда о котором откроется в скором времени».

Удивляет дата депеши Ф. де Сези: если казачьи флотилии разошлись 25 мая, то уже на следующий день люди, вернувшиеся в Стамбул из Кафы, рассказали о приходе туда казаков. Получается, что часть казачьих судов ушла из-под Трабзона раньше 25 мая? Похоже, именно на это намекает упоминание Р. Леваковичем передового отряда, отправившегося к Кафе, и остального войска, подошедшего туда позже. Не совсем ясно, кроме того, каким образом власти Крыма могли «хорошо» встречать казаков в городе, не принадлежавшем ханству, разве что Стамбул на время полностью терял контроль над Кафой.