Загадки и тайны холодной войны - Леонид Михайлович Млечин Страница 10

существует иной образ жизни, делал отсутствие свободы в Восточной Германии еще более тягостным. И все же возможность ездить в Западный Берлин и наслаждаться этими запретными благами сама по себе действовала успокаивающе. Коль скоро такие блага находятся в пределах досягаемости, не обязательно покидать Восточную Германию. Открытая граница одновременно представляла собой и приманку, побуждающую уехать из Восточной Германии, и как бы взятку за то, что люди не уезжали».

Граница между ФРГ и ГДР давно была закрыта. А перебраться из одной части Берлина в другую не составляло труда. Через эту лазейку каждый год на Запад уходило примерно четверть миллиона человек.

Еще в марте 1948 года Вильгельм Пик просил Сталина удалить союзников из Берлина.

— Давайте общими усилиями попробуем, — откликнулся вождь, — может быть, выгоним.

Но Сталину это не удалось.

До возведения Берлинской стены 13 августа 1961 года Восточная Германия потеряла три миллиона человек. Руководитель социалистической ГДР Вальтер Ульбрихт рисковал остаться один. Если выкинуть из Западного Берлина союзников, считал он, город можно будет объединить. Если не получится присоединить западную часть Берлина к ГДР, ее нужно отсечь.

ГДР был форпостом социализма. Хрущеву хотелось, чтобы этот форпост производил сильное впечатление, чтобы преимущества социализма были очевидны с первого взгляда. ГДР как страна с открытыми границами казалась самым надежным аргументом в пользу социализма. Поэтому Хрущев сопротивлялся возведению стены.

Вальтер Ульбрихт сам понимал, что слабое место его страны — экономика. На пятом съезде партии в июле 1958 года он обещал, что к 1961 году потребление в ГДР на душу населения превзойдет уровень ФРГ. Ему было бы легче, если бы люди перестали бежать из Восточной Германии.

28 августа 1958 года заведующий отделом ЦК КПСС по соцстранам Юрий Андропов составил своему руководству записку о бегстве интеллигенции из ГДР. Он отметил, что в Восточном Берлине считают, что люди бегут по материальным соображениям, в реальности же бегут по политическим. Андропов предложил объяснить товарищу Ульбрихту важность этой проблемы. Советские руководители втолковывали Ульбрихту, что ГДР нужно сделать упор на легкой промышленности и добиваться подъема уровня жизни. Так же считали и некоторые руководители ГДР.

Член политбюро ЦК Социалистической единой партии Германии Фред Эльснер сказал то, что не решались произнести другие:

— Из республики бегут главным образом рабочие. Это критика нашей работы. Они критикуют ногами. Мы ставили перед собой задачу завоевать большинство рабочего класса. Мы должны сегодня спросить себя: выполнили ли мы это задачу? Нет.

Фред Эльснер не был одинок. Член политбюро Карл Ширдеван, заведовавший кадровым отделом ЦК, в эмиграции не был, поэтому меньше других пропагандировал ценный советский опыт и, напротив, чаще призывал к утверждению в партии демократических начал. Он выдвинулся на роль второго секретаря ЦК и рассчитывал на помощь Москвы. Его даже тайно привозили на встречу с советским послом Георгием Пушкиным. Это происходило поздно вечером, присутствовал только переводчик посла. Георгию Максимовичу идеи Ширдевана нравились.

Советский посол, информируя Москву о бегстве из ГДР, отмечал не только экономические причины, но и бездушное отношение властей к собственному народу. Пушкин предложил Москве поставить Ширдевана вместо догматика Ульбрихта. Посол докладывал в Москву, что в ГДР очень заметен культ личности Сталина. Это означало преувеличение роли некоторых лидеров СЕПГ в жизни страны, прежде всего Ульбрихта. На пленумах ЦК большинство выступающих считают своим долгом цитировать Ульбрихта. Посол сообщил, что первого секретаря в стране считают «сталинистом номер один».

Опытнейший аппаратчик Ульбрихт видел, откуда ему грозит опасность. Его крайне огорчила антисталинская речь Хрущева на XX съезде. Он считал, что ящик Пандоры следовало держать закрытым. Тем более что речь Хрущева вдохновила многих восточных немцев. Они требовали перемен в политической жизни ГДР.

Ульбрихт с тревогой наблюдал за проявлениями свободомыслия в ГДР, за дискуссиями среди студентов Гумбольдского университета, за попытками интеллигенции установить отношения с «Кружком Петефи» в Венгрии, считавшимся центром непозволительного для социалистической системы либерализма. Два лидера духовной оппозиции внушали ему особые опасения — Вольфганг Харих, профессор философии в Гумбольдском университете, и Вальтер Янна, главный редактор издательства «Ауфбау» в Берлине. Харих написал платформу «особого пути Германии к социализму», что предполагало либерализацию системы. Некоторые работники партаппарата пытались заговорить об ошибках Ульбрихта, но он сделал все, чтобы сорвать эти попытки.

Венгерские события усилили позиции Ульбрихта, который с большим основанием мог требовать увеличения помощи. В Москве понимали, что слабый режим может в любую минуту рухнуть. Накал холодной войны помогал Ульбрихту легко отбивать любые предложения о либерализации: политическая обстановка не позволяет.

Ульбрихт шантажировал Хрущева. Доказывал, что никакие дискуссии в ГДР невозможны ввиду особого положения его страны на передовой холодной войны. И не может быть мирного сосуществования с такой агрессивной страной, как ФРГ.

8 ноября 1956 года, через четыре дня после ввода советских войск в Венгрию, на политбюро ЦК СЕПГ образовали комиссию под председательством Ульбрихта с задачей «не допустить повторения в стране венгерских событий». На пленуме ЦК 12 ноября выступал Карл Ширдеван. Он считал, что не допустить повторения венгерской трагедии можно путем широкого обсуждения существующих в стране проблем и поиска решений.

У Ширдевана нашлись сторонники. Министр госбезопасности Эрнст Волльвебер сказал, что это самый открытый, самый честный пленум, какой он только видел.

3-8 января 1957 года в Москве находилась делегация ГДР: Ульбрихт, Гротеволь, Ширдеван и другие. Ширдеван перед отъездом в Москву сказал послу Пушкину, что немецкие товарищи рассчитывают на открытую дискуссию. Но, когда Хрущев попросил Ульбрихта рассказать о внутрипартийных проблемах, тот ответил, что СЕПГ сама справится. Хрущев не стал настаивать. После Венгрии и Польши и в Москве либеральные идеи были не в ходу. Так что вернувшись из Москвы, Ульбрихт атаковал Ширдевана на пленуме ЦК 30 января 1957 года. Преданный Ульбрихту Альфред Нойман сменил Ширдевана на посту руководителя отдела руководящих партийных органов.

Карл Ширдеван утратил важнейшую позицию внутри аппарата, но не хотел сдаваться. 11 ноября 1957 года он сказал министру госбезопасности Волльвеберу, что намерен говорить о положении в партии, о том, что результаты XX съезда КПСС постепенно перечеркиваются, что бегство людей из ГДР требует пересмотра внутренней политики.

Ширдеван поделился с Волльвебером своей уверенностью, что его поддержат другие члены политбюро и секретариата ЦК, включая главу правительства Отто Гротеволя. И что Пушкин приветствовал бы замену Ульбрихта на Ширдевана.

Опытный Волльвебер заметил, что поддержка посла — это еще не поддержка Москвы, а осторожный Гротеволь избегает любых конфликтов.

7 декабря 1957 года два сторонника реформ в правительстве Герхард Циллер и Фриц Зельбман рассказали коллегам, что на следующем пленуме Ширдеван намерен поставить вопрос о переменах в