Вернер Штиллер - Агент. Моя жизнь в трёх разведках Страница 11

Маркус Вольф в своих мемуарах упоминал, что он сам «курировал» трех дам такого рода в качестве НС.

Потому мне приходилось быть осторожным, подыскивая во время командировок женщину, которую я мог бы посвятить в свои планы. «Ласточек» («swallows» — знающие английский язык легко распознают этимологию этого ласкательного прозвища) мне не стоило опасаться. Их интересовали господа с Изара и Рейна, а не с Заале и Шпрее. С другими жаждущими удовольствий дамами всё обстояло сложнее. Здесь я имел дело то с женой крановщика, скучавшей во время ночной смены ее супруга, то с одинокими солдатскими женами или студентками, у которых хоть и были постоянные партнеры, но они хотели подзаработать денег к своей маленькой стипендии. Кроме того, красивая одежда была только в государственных магазинах «Эксквизит», а там все было безумно дорогим.

В ходе моих поисков я выловил кое — какую рыбку, но истинного улова, удовлетворявшего моим целям, так и не получилось. Лишь один раз я столкнулся со студенткой — германисткой, у которой был брат на Западе. Он, судя по ее описанию, мог бы подойти для установления желаемого мною контакта с БНД. Она была умной, критически настроенной к ГДР и с тягой к приключениям. У меня родился план завербовать ее как НС и через какое‑то время после перепроверки отправить ее в качестве так называемого «выездного кадра» на Запад. Там она могла бы помогать мне в роли моего тайного партнера. Но этот план не удался по чисто личной причине: хоть я и сказал ей, что женат, но скрыл от нее существование дочери. Когда я, наконец, ей открылся, она отдалилась от меня: она не хотела бы лишать ребенка отца. Кроме того, она не знала, что еще я от нее скрывал и каковы мои настоящие намерения. Последовало прощание. Как я уже сказал, она была действительно умной.

СБЛИЖЕНИЕ С ЗАДНЕЙ МЫСЛЬЮ

Примерно в 1975 году мой коллега майор Вернер Хенгст, бывший еще в мою бытность НС моим куратором, с которым я делил кабинет в это время, был переведен из реферата и с тех пор руководил так называемой рабочей группой 1 реферата. Ее заданием было растить кадры подрастающего поколения неофициальных сотрудников ГДР, которых потом планировали по мере надобности предоставлять в распоряжение оперативным сотрудникам. Я не считал эту идею удачной, так как всегда старался самостоятельно находить своих агентов, в конце концов, эта работа строится на личном доверии. Но я унаследовал от него контактное лицо с псевдонимом «Габи». Ее мать жила в ГДР, и дочь посещала ее, по меньшей мере, раз в год. «Габи» работала секретарем в Немецком атомном форуме в Бонне, учреждении, к которому у нас был огромный оперативный интерес. Тот факт, что такое важное контактное лицо передали именно мне, означал, с одной стороны, скорее всего, признание моих успехов в работе, а с другой — сигнал, что моя карьера в МГБ в будущем пойдет вверх. Обычно таких очень интересных людей «курировала» политическая разведка под непосредственным надзором Маркуса Вольфа.

Кроме того, Вернер Хенгст выследил верного члена партии, располагавшего также необходимым космополитическим внешним видом, хорошими манерами и определенным шармом. Он завербовал его как НС специально для обработки «Габи» и соответствующим образом обучил его. Действительно, у «Эгона» были все данные вербовщика, то есть, человека, умеющего превращать нормальных людей в агентов. «Эгон» смело и мастерски провел несколько поездок на Запад, в том числе в Бонн, и был готов для оперативного использования. Его подвели к матери «Габи» и несколько раз он очень любезно встречался с ней. Случайно у пекаря или мясника они вступили в безобидную беседу, и «Эгон» вскользь проронил, что ему вскоре предстоит поездка в Кобленц по служебным делам. Мать, как и ожидалось, схватилась за это. У нее ведь дочь в Бонне, работающая там секретаршей. Может ли она передать с ним кое‑что для нее, поинтересовалась она. Так как близилось Рождество, речь шла о бандероли с настоящим дрезденским «штолленом» — рождественским пирогом — и маленькими личными подарками, по поводу которых нельзя было быть уверенным, пройдут ли они таможенный контроль в ГДР. Таможня строго следила за тем, чтобы в посылках за рубеж не было дефицитных в ГДР товаров, потому существовали длинные списки запрещенных к вывозу предметов, с разной степенью строгости. (Однажды такой рождественский «штоллен» был возвращен отправителям в ГДР, так как он был завернут во влажное кухонное полотенце — для лучшего сохранения свежести пирога при длительном сроке доставки, а это полотенце нарушало запрет на вывоз домашнего текстиля.)

Мать «Габи» сообщила письмом дочери о визите «Эгона». Все шло как по маслу. Посещение дочери в Бонне было полным успехом. Посылку с подарками она приняла с радостью, а затем они вместе выпили еще по бокалу вина. «Габи», как и многие другие секретарши в Федеральных министерствах, которым часто приходилось работать до поздней ночи, была не замужем и порой на самом деле чувствовала себя одинокой. Они расстались, пообещав друг другу встретиться еще раз по ту или по эту сторону.

«Эгон» принес еще одну небезынтересную информацию. «Габи» была восторженным членом летного клуба в Хангелааре около Бонна. Однако у нее отсутствовали средства, чтобы принимать в работе клуба более активное участие. Последовали новые встречи, как в ГДР во время посещений ею матери, так и близ Бонна, куда «Эгону» теперь чаще приходилось ездить по служебным делам. Так развивалась эта история до момента, когда Вернер Хенгст передал мне ее дело. Он сделал это со вздохом сожаления, так как уже выполнил действительно большую подготовительную работу и должен был теперь наблюдать, как другой, возможно, соберет плоды его трудов. — Если ты успешно завершишь это дело, тебе больше не придется беспокоиться по поводу своей карьеры, — объяснил он мне. — Однако никогда не упускай из виду, что «Габи», вероятно, может сознаться ведомству по охране конституции. Конкретных признаков этого пока нет, но после того, как несколько секретарш были разоблачены в Бонне за последнее время, там господствует определенная паранойя, и неизвестно еще, как она будет вести себя при дальнейшем продолжении контактов.

Это прозвучало увлекательно и соблазнительно. Как раз то, что мне нужно. Кроме того, вероятно, мне тут представлялся шанс, наконец, через посредника сблизиться с другой стороной.

Если «Габи» уже открылась контрразведке, значит, сейчас ее, как говорится, отпустили на длинном поводке, и другая сторона сознательно разрешила ей установить контакт с нами. Если этого еще не произошло, тогда я, вероятно, смог бы управлять ею таким образом, чтобы она действительно так поступила. Я усердно принялся за работу. С «Эгоном» я еще раз проштудировал весь процесс развития этого дела до самой последней детали, а затем начал с планирования. В центре моих соображений была не совсем простая, но зато логичная стратегия. Если мне не удавалось приблизиться, так сказать, через мои связи к западной службе контрразведки, тогда мне следовало подвигнуть другую сторону так, чтобы она приблизилась ко мне. Они ведь не могли не заинтересоваться возможностью заполучить «крота» в МГБ. Однако в любом случае я должен был непосредственно вступить в контакт с «Габи».

Я смог убедить моего начальника подполковника Кристиана Штройбеля в том, что процесс разработки с использованием «Эгона» застрял на мертвой точке, и, вероятно, не продвинется дальше правильно, потому что «Эгон» влюбился в «Габи». Это не соответствовало действительности, но зато объясняло, почему мне необходимо было включиться в разработку. Кристиан был недоверчив по натуре, но еще более он был помешан на успехе. Вербовка секретарши на одном из наших основных разрабатываемых объектов в Бонне дала бы сильный толчок для его карьеры, а это подняло бы его престиж в иерархии разведки. Он согласился с моим наглым требованием, я соответственно проинструктировал «Эгона». Во время следующей поездки «Габи» к ее матери за ужином на двоих он завел речь об известном ему сотруднике Министерства науки и техники ГДР, который охотно пообщался бы с нею. «Габи» возразила, что не может себе представить, какой с этого мог бы быть толк, но потом все же, наконец, согласилась. На следующий день, как раз было чудесное бабье лето, я встретился с нею в кафе в маленьком городке, где жила ее мать, и пригласил на маленькую прогулку, чтобы показать ей красоты ландшафта. Для этого я получил в министерстве «Фиат — Мирафиори» почти с иголочки, который я посчитал лучше подходящим к моей роли чиновника Министерства науки научного министерства, чем грохочущий служебный «Вартбург». Мекленбургская озерная равнина показала себя в тот день во всей своей красе. Мы направились в идиллическую деревенскую гостиницу с рестораном, которую мне специально порекомендовали знакомые из окружного управления. Беседа во время поездки туда вертелась вокруг великолепной немецкой природы на востоке и на западе, причем мы в разговоре дошли также до красот долины Рейна, в особенности, если смотреть на нее с воздуха. Вместе с тем мы упомянули о захватывающей тяге полетов, которой «Габи» действительно, кажется, не могла противостоять. При этом я в то же время узнал, что членами летного клуба в Хангелааре были многие действительно важные люди из сферы боннской политики.