Дмитрий Жуков - РННА. Враг в советской форме Страница 17

Стоит заметить, что первоначально Жиленков был встречен личным составом с недоверием; А. Доллерт (Штеенберг) замечает, что тот «был как-никак партийным функционером и комиссаром, но что еще хуже — первая речь, с которой он обратился к личному составу, изобиловала пропагандистской риторикой и льстивыми реверансами в адрес немцев. Недоверие достигло такой степени, что некоторые офицеры обратились к Кромиади за разрешением ликвидировать Жиленкова — он казался им плохо замаскированным агентом-провокатором»[232].

По словам историка А. Окорокова, в РННА выпускалась и газета «За свободу»[233]. На самом деле это издание выпускалось сотрудниками одного из немецких пропагандистских подразделений и к соединению «Седая голова» никакого отношения не имело. Газета «За Свободу» (главный редактор — П. Н. Кожушко) издавалась с пометкой «орган Русской народной армии» (в реальности никогда не существовавшей) и выходила в Смоленске. Газета стала регулярно выпускаться с конца 1942 г.[234] К слову, в отчетах и сводках чекистов и партизан также часто встречаются аббревиатурные неточности: РННА нередко именуется в этих документах «РНА» или «РОА»…

За практическое ведение и состояние антисоветской пропаганды, равно как и контрпропаганды, в подразделениях РННА осенью 1942 г. отвечал майор А. М. Бочаров[235]. Несмотря на усилия, прилагаемые им, нужного информационного эффекта достичь не удалось — переходы личного состава на сторону партизан продолжались, и потребовались крутые меры, чтобы остановить разложение.

Партизанские агенты сообщали, что по-настоящему системной массово-политической работы среди солдат РННА не проводилось[236], а майор Бочаров относился к своим обязанностям спустя рукава. Вся его деятельность сводилась к разъяснению добровольцам международного положения или чтению официальных сводок Верховного командования вермахта[237].

Нелестно отзывались «народные мстители» о питании военнослужащих в Осинторфе. Калинин писал, что «надежды тех, которые пошли в „РНА“ с целью „как следует пожрать“, не оправдались. Кормили „добровольцев“ плохо: выдавали в день всего по триста — пятьсот граммов хлеба, один раз горячую пищу, а на завтрак и ужин — жидкий кофе или чай»[238]. Заметим здесь, что советские партизаны в указанный период едва ли питались лучше…

Из воспоминаний Кромиади, напротив, следует, что бывших военнопленных кормили хорошо; по указанию Геттинг-Зеебурга, было налажено снабжение продуктами, а их выдача производилась в Орше, где располагались армейские склады. Задержки с поступлением продуктов происходили из-за партизанских налетов на колонны тылового обеспечения или подрывов железнодорожных составов с провизией. Проводились и реквизиции скота, овощей и зерна у деревенского населения, но иногда мирные жители отдавали все сами по распоряжению бургомистров[239].

Для офицеров, признает Калинин, устанавливали улучшенное питание, однако, чем оно отличалось от солдатского, не сообщает[240]. В целом же снабжение соединения «Граукопф» продовольствием находилось на вполне приемлемом уровне, позволявшем выполнять служебно-боевые задачи.

Денежное довольствие рядового и офицерского состава, по словам П. В. Каштанова, не превышало 300 рублей[241]. Выплаты производились три раза в месяц по 100 рублей. Продуктовых и промтоварных магазинов в Осинторфе не было. С определенной периодичностью в гарнизоны поселка завозились табак и сигареты, и солдаты покупали их на свои деньги[242].

В партизанских документах рассказывается и о практике дисциплинарных взысканий в РННА. «Народные мстители» передавали в БШПД, что за проступки военнослужащих подвергали «избиению розгами перед строем»[243]. Калинин пишет, что бойцов РННА «вдоволь угощали кулаками. Недовольных избивали до потери сознания, пороли перед строем. Нередки были случаи расстрелов»[244].

Кромиади, наоборот, высказывается о вполне нормальном состоянии дисциплины в подразделениях. Ни о каких телесных наказаниях он речи не ведет. Зато в его мемуарах встречается информация о существовании на территории одного из поселков гарнизонной гауптвахты. Причем, подчеркивает Кромиади, «обзавестись ею» пришлось «после одной провокации со стороны большевистской агентуры»[245].

Думается, вопросы дисциплинарной практики не всегда разрешались в Осинторфе нравоучительными беседами. Случаи рукоприкладства со стороны командного состава никак нельзя исключать. В то же время нельзя отрицать и того, что поведение военнослужащих могло носить вызывающий характер, и самым негативным образом отражаться на морально-психологическом климате всего соединения, почему в целях принуждения смутьянов к повиновению — в качестве исключения — применялись архаичные методы физического воздействия. Вместе с тем эти методы свидетельствуют о попытках штаба РННА внедрить в соединении систему традиционных правил взаимоотношений между офицерами и солдатами, которые, находясь на разных ступенях воинской иерархии, строго соблюдают субординацию и пребывают на своих, четко обозначенных для них местах.

Но подобное умонастроение в командной среде существовало только до тех пор, пока в РННА находилась группа эмигрантов. После смены руководства «Граукопфа» неизбежно должны были произойти перемены в отношениях между командирами и подчиненными.

Заключение солдат на гауптвахту, расстрелы военнослужащих, уличенных в нелояльности, относятся к периоду, который охватывает собой семь месяцев — с августа 1942 г. до конца февраля 1943 г. Именно в это время происходили наиболее крупные переходы к партизанам. Нельзя исключать и того, что определенное количество солдат и офицеров, считавшихся ненадежными с точки зрения осведомителей, могли быть возвращены в лагеря, в частности — в осинторфский дулаг, созданный весной 1942 г.[246]

Словом, система дисциплинарных взысканий в РННА была обычной для военного времени и включала в себя весь арсенал средств для поддержания порядка в подразделениях. Некое своеобразие в нее привнесли эмигранты, чьи действия, мало отличавшиеся гибкостью, накладывали на практику наказаний свои особенные черты, что послужило одной из причин того, что солдаты стали уходить к партизанам.

Здесь уместно также кратко коснуться вопроса об отношении РННА с местным населением и партизанами. Следует отметить, что тыловое командование группы армий «Центр» предпринимало попытки расположить население к оккупантам. В приказе М. фон Шенкендорфа от 3 августа 1942 г., в частности, указывалось на позитивный эффект от «дружественных акций», когда гражданских лиц не истребляли, а проверяли. «Мы не ведем войну против населения, — подчеркивал в приказе генерал, — тем более, если оно в своем большинстве охотно проявляет готовность к сотрудничеству. Мы не боремся против русского, который хочет честно работать с нами, только из-за того, что он был членом коммунистической партии. Обязанностью каждого должна быть готовность привлечь к сотрудничеству с нами русское население, ибо в этом заключается первейшая предпосылка к осуществлению нашей задачи…»[247]

Стараясь поддерживать ровные отношения с местным населением, штаб соединения высылал из Осинторфа роты «народников» в те деревни, где появлялись партизаны. Иногда приказы поступали от командования охранных войск из Смоленска. Кромиади, к примеру, рассказывает о задачах, связанных с защитой урожая. Правда, эти меры он почему-то называет помощью населению со стороны русских добровольцев, хотя ясно, что мероприятия такого рода проводились по указанию немцев[248].

Неправдоподобно звучат и рассуждения Кромиади о «бережном отношении» партизан к «народникам». В качестве примера он приводит случай, произошедший с хозяйственной ротой штабного батальона. В один из летних дней личный состав подразделения косил сено. Неожиданно появились партизаны, отобравшие у «народников» автоматы, новые сапоги и табак, но при этом никто из военнослужащих не пострадал. Все якобы остались живы и благополучно вернулись в Осинторф[249].

Автор упоминает еще об одном случае. Бойцы РННА взяли в плен «народного мстителя», прошедшего ускоренные курсы диверсионной подготовки в городе Козельске. Кромиади с ним побеседовал и предложил две недели «погостить» в одном из батальонов РННА, чтобы человек сам убедился, как живут «народники». Партизан согласился. Две недели ему читали политические лекции, а затем отпустили. Кромиади преподносит эту историю как пропагандистский ход, необходимый, чтобы переманить на свою сторону «народных мстителей». Но этот эпизод свидетельствует о подготовке в Осинторфе агентуры, предназначенной для проникновения в партизанские отряды[250].

Кромиади пишет о нападениях партизан на местных жителей, сотрудничавших с РННА, о насильственной мобилизации граждан призывного возраста в «лесные банды». На страницах его воспоминаний встречается эпизод, как один из жителей деревни Веретея, у которого были на содержании пять маленьких братьев и сестер, был вынужден уйти в лес. В рядах партизан он пробыл недолго, дезертировал и был захвачен командой «народников», которая вместе с немцами проводила зачистку. Местный житель легко отделался — с него якобы взяли честное слово, что он больше не пойдет в лес[251].