Николай Шварёв - Разведчики-нелегалы СССР и России Страница 19

Расчёты Георга на скорое свидание с Орловым в будущем не оправдались. Оно состоялось только в 1971 году. Александр Михайлович всё ещё испытывал недоверие к намерениям советской разведки, переехав вместе с женой в другое место, и, чтобы разыскать их, потребовалось определённое время. В конце концов Георг нашёл Орловых.

Дверь открыла жена Орлова. И снова повторилась прежняя процедура, так как Мария Владиславовна не узнала сразу Георга. Она попросила его стать лицом к стене и тщательно обыскала, осмотрела даже часы и обувь. В гостиной Георга ждал улыбающийся Александр Михайлович. Он дружески пожал ему руку и усадил на диван. Сам сел рядом. Начался разговор, который растянулся на целых пять часов. Орлов подробно рассказал, что произошло с его семьёй в 1938 году после получения той злополучной шифртелеграммы 1743.

Одной из причин столь неуклюжего отзыва, считал Орлов, явилось то, что он протестовал против расстрела без суда и следствия его друзей и помощников, и ряд других моментов, которые не нравились некоторым руководителям в Москве. Вскоре после этих событий и пришла та самая телеграмма.

Орлов был готов к любой участи, но судьба, ожидавшая его дочь, вынудила его к невозвращению на Родину. Он дал телеграфом ответ, что явится на пароход «Свирь», как только этого потребует Центр, сам же с семьёй выехал в Париж, где получил канадскую визу, а оттуда морем в Канаду. Из Канады он позвонил одному богатому родственнику в Нью-Йорк, и тот через своего друга, генпрокурора США, оформил ему разрешение на проживание в Америке. Орлов никогда и нигде не просил политического убежища. Не являлся до сих пор и гражданином США.

Находясь ещё в Канаде, Орлов написал письмо Ежову с объяснением причин своего ухода и отправил своего родственника с письмом в Париж, предварительно проинструктировав, как его доставить в советское посольство, минуя французскую охрану.

Для проживания в США Орлов избрал фамилию Берг. Федеральное бюро расследований (ФБР) в течение 15 лет даже не подозревало, что у него под боком находится, хотя и бывший, а всё же резидент советской разведки. Только после выхода первой книги Орлова в 1953 году, его стали допрашивать агенты ФБР и выпытывать, кого он знает из советских разведчиков, работающих в США. Орлов неизменно отвечал, ему ничего об этом не известно.

На самом же деле Александр Михайлович знал много, ох как много, но не проронил об этом ни единого слова. Георгу он заявил, что не может предать людей, которые с ним работали во имя Родины, и тем более он не может предать людей, которых готовил, убеждал, продвигал, заставлял их рисковать собой и своими родными.

В ходе беседы было многое обговорено, но это должно остаться сугубо между советской разведкой и уже ушедшим из жизни Александром Михайловичем Орловым.

Расставаясь с Георгом, Александр Михайлович подарил ему свои книги, а прощаясь, обнял за плечи и сказал: «Мне бы человек двадцать таких молодцов, как ты, в то время, когда я работал, то теперь бы весь мир был уже советским, а во главе каждой разведки стояли бы советские сотрудники». Вот так, ни больше, не меньше. Сейчас это может показаться забавным, но в свои 76 лет Орлов остался немного авантюристом. Малых задач перед собой он никогда не ставил.

«Сияющим гигантом» назвал Орлова американский журналист Гордон Брук-Шепард в своей книге «Буревестник» (1978), где посвятил ему целую главу. Ужас, пишет он, охватил ФБР, когда в 1953 году с публикацией «Тайной истории сталинских преступлений» оно узнало, что уже 15 лет в США проживает бывший резидент Главного управления госбезопасности НКВД в звании генерала. «Спячка» Орлова закончилась.

Начались допросы, жесткие и грубые, что вызывало только сопротивление и ожесточение опытного разведчика. ФБР тщательно проверило весь баланс жалких доходов и более чем скромных расходов семьи Орловых за весь 15-летний период их проживания под фамилией Берг. Цель — выяснить, получал ли Орлов деньги от советской разведки. Благодаря этой работе, проделанной ФБР, стал известен факт довольно интересной ситуации.

Скрупулёзные следователи из ФБР опрашивали всех, кто мог бы хоть как-то контактировать с Орловым. Дошла очередь до человека, распространявшего в начале сороковых годов облигации военного займа в районе проживания Орловых. Тот вспомнил, что, зайдя к «мистеру Бергу» и увидев бедную обстановку квартиры, он не рассчитывал на успех своей миссии и был приятно удивлён, когда хозяин тут же подписался на 50 долларов, по тем временам сумму немалую. Так Орлов через союзника Советского Союза в войне с Германией хотел помочь своей Родине.

Тем временем настала пора прощаться. «Наше расставание было трогательным», — писал Георг, вспоминая как разволновались супруги, когда он прощался с ними в надежде скоро снова увидеть их. Мария, провожая его до лифта, вдруг сжала его руку. «Будьте верны себе и никогда, ни за какие миллионы, не предавайте свою страну. Родина — всё», — сказала она, и её глаза наполнились слезами…

Георг не знал тогда, что, закрывая дверь лифта, он прерывал последнюю связь с супружеской четой Орловых. С неподдельной скорбью он узнал вскоре после своего отъезда, что Мария Владиславовна Орлова умерла от сердечного приступа 16 ноября 1971 года. Лишившись преданного друга, А. Орлов продолжал работу над книгой личных воспоминаний, Когда 25 марта 1973 года у него случился сердечный приступ. Его увезли в больницу, где он в течение двух недель поражал врачей упорством, с которым боролся за свою жизнь. Но смерть оказалась сильнее.

Последние страницы дела А. Орлова, хранящегося в ФСБ, содержат письмо, написанное им младшей сестре своей покойной жены. Первое и последнее письмо, написанное им в Советский Союз за 25 лет. В письме, в частности, он хотел знать, хорошо ли ухаживают за могилой матери Марии, Екатерины Ивановны, и предлагал заказать и передать в Советский Союз «надгробную плиту из польского гранита» с соответствующей надписью.

С позволения читателей вернусь ещё раз к беседе Георга с Орловым во время второй встречи. Позже Георг вспоминал, как в начале разговора Орлов упомянул, что когда-то жил на Кашенкином Лугу, а Феоктистов заметил, что сам хорошо знал эти места. Он рассказал Орлову, как в юности, ещё перед войной, был поклонником физкультуры и в порядке разминки делал пробежки в этой округе мимо старого колодца с «журавлём», а потом освежался холодной водой, которую доставали из колодца ведром, прикреплённым к длинному деревянному шесту. Эти воспоминания, по словам Феоктистова, рассеяли у Орлова последние подозрения относительно него.

После этого Орлов разоткровенничался и признался, что во время первого посещения Феоктистовым его квартиры в Анн-Арборе они с Марией думали, что тот, возможно, провокатор, что, может быть, он — сотрудник ФБР, явившийся под видом агента КГБ, чтобы выманить у него секреты советской разведки, которые он так и не выдал американцам. Их беспокойство немного развеялось, Когда Феоктистов правильно назвал имена его дядюшки и сестёр Марии, но у них всё-таки не было уверенности, что их не заманивают в ловушку.

«Американская разведка знает многое, но не всё», — сказал Орлов Феоктистову, заверив его, что после того, как он упомянул о колодце на Кашёнкином Лугу, у него «не осталось никаких сомнений», поскольку ни ФБР, ни ЦРУ никак не могло быть известно таких исторических и ныне уже не существующих деталей о старой Москве.

Как только последний лёд недоверия со стороны Орлова наконец растаял, Феоктистов услышал от него подробности обо всех событиях, которые хотелось узнать Центру. Орлов рассказал ему о главных операциях, в которых он участвовал в Европе, назвал Филби и четырёх Других кембриджских агентов, которые были завербованы до того, как он получил назначение в Испанию в 1936 году. По словам Феоктистова, Орлов в течение нескольких часов подробнейшим образом рассказывал ему обо всём, что произошло с ним и его семьёй после получения им той злополучной телеграммы из Москвы в июле 1938 года.

Орлов рассказал Феоктистову, что один из факторов, приведших к его отзыву из Барселоны в 1938 году, было его растущее несогласие с методами, применявшимися Ежовым. В частности, по крайней мере в трёх случаях возникли проблемы с проведением секретных операций НКВД в Испании после появления там Шпигельгласа и его «летучих групп» боевиков. Он вспоминал, как посылал в Москву протесты против осуждения по упрощенной процедуре и расстрела двоих из его бывших коллег и как высказывал возражения, с точки зрения профессионала, против операции похищения во Франции белогвардейского генерала Миллера.

Орлов был убеждён в том, что такая резкая критика была причиной того, что его кандидатура была намечена для ликвидации, потому что он уже скрестил шпаги с Ежовым. Этот случай, рассказывал далее Орлов Феоктистову, касался непосредственно Сталина, с которым он познакомился ещё в период 1921–1924 годов, когда тот был партийным секретарём, а Орлов — следователем в Верховном трибунале Всероссийского центрального исполнительного комитета. Очевидно, на Сталина произвёл впечатление его профессионализм при ведении нескольких важных дел, поскольку, когда он стал верховным правителем Советского Союза, он нередко приглашал Орлова в свой кремлёвский кабинет, чтобы посоветоваться с ним относительно деталей оперативной разведработы.