Сергей Войтиков - Высшие кадры Красной Армии. 1917–1921 гг. Страница 25

3 марта 1918 года член ЦК ПЛСР П.П. Прошьян стал одним из двух комиссаров высшего военного коллегиального органа – Высшего военного совета, и поначалу члены левоэсеровского ЦК принимали участие в работе Совета, но уже 18 марта решением ЦК РКП(б) (!) Прошьяна вывели из состава Высшего военного совета: большевики воспользовались демонстративным выходом левых эсеров из СНК − устранения контроля последних над Вооруженными силами Советской России. Решение левоэсеровского руководства о включении в состав Высшего военного совета именно П.П. Прошьяна вообще достаточно показательно. Парадоксально, но Прошьян был убежденным противником создания массовой регулярной армии, высказываясь в том духе, что «боевые дружины как постоянные учреждения в партии существовать не должны»; левые эсеры, которые «должны защищать партию вооруженною силою, могут и должны обучаться военному делу, не отрываясь от своей обычной жизни», от своей профессии[393]. Пожалуй, единственным свидетельством осознания Прошьяном необходимости создания вооруженной силы левых эсеров представляется его признание, что чистоте партийных лозунгов не грозит привлечением в дружины непартийных работников – т. е. признание целесообразности расширять ряды дружинников за счет «сочувствующих»[394] (пользуясь большевистской терминологией).

Это свидетельствует о том, что, даже пытаясь курировать Красную Армию, левоэсеровский ЦК не отказывался от линии, навязанной большевикам на IV Всероссийском съезде Советов (14–16 марта 1918 г.) и декларировавшей создание и повышение обороноспособности страны «на началах социалистической милиции» и всеобщего военного обучения. Работе в Высшем военном совете левоэсеровское руководство уделяло огромное значение – на это указывает фрагмент выступления Прошьяна с «Политическим отчетом ЦК» на Втором съезде ПЛСР (вечернее заседание 17 апреля) об участии ПЛСР «во всех крупных учреждениях и комиссиях», среди которых первым назван Временный исполнительный комитет СНК, выделенный 20 февраля для обеспечения непрерывности работ СНК во время наступления германских частей[395], а вторым – Высший военный совет, куда были направлены представили ПСЛР[396]. М.А. Спиридонова осознала, что выходом из СНК левые эсеры «значительно подкосили себя»[397].

В начале апреля 1918 года левые эсеры пошли на уступки большевикам, и 10 апреля Прошьяна вернули в состав Высшего военного совета, членом которого он и оставался вплоть до «левоэсеровского мятежа»[398]… формально: 4 мая ЦК ПЛСР принял весьма легкомысленное решение, предоставив П.П. Прошьяну отпуск, но не введя в Высший военный совет на время отпуска заместителя Прошьяна (на временное введение другого левого эсера в совет не соглашался его председатель Л.Д. Троцкий)[399]. Не понятно, как левые эсеры рискнули лишиться – пусть, даже ненадолго – своего единственного представителя в высшем военном органе Советской России на фоне все нарастающего противостояния с большевиками (кстати, членами высших военных коллегий левые эсеры более не будут). Это особенно удивительно, принимая во внимание заявление М.А. Спиридоновой от 19 апреля 1918 года о необходимости «тесного сотрудничества» с большевиками для предотвращения измены Советской власти социальной революции[400]. «Огромный вред задачам нашего крестьянства» и ослабление ПЛСР вследствие выхода левых эсеров из Совнаркома[401], Спиридонова осознавала[402], а вот то обстоятельство, что неучастие в Высшем военном совете может обернуться потерей контроля над армией, ни Спиридонова, ни Прошьян в мае 1918 года почему-то не просчитали. И это несмотря на апрельское пророчество А.Л. Колегаева: если съезд примет резолюцию о выходе левых эсеров из центральных государственных органов, то ему придется отказаться «от военной власти, и не только от власти в Совете народных комиссаров»[403].

Даже в апреле 1918 года, во время второго пришествия П.П. Прошьяна в Высший военный совет, центральный орган ПЛСР печатал на первой странице статью о вреде наемной армии, на которую тратятся «колоссальные» средства, и пользе «бесплатной народный милиции»[404].

19 апреля, еще во время пребывания П.П. Прошьяна в составе высшего военного руководства, командующий 4-й армией Украинского фронта левый эсер Ю.В. Саблин в докладе на Втором съезде ПСЛР о военном положении на юге, упомянув о недоверии фронта Наркомвоену, политика которого приводит к «упадку духа» войск, заявил: с упадком духа «необходимо бороться, а бороться…трудно, потому что когда борешься с этим, тогда говорят, что ты борешься против Советской власти»[405]. Таким образом, критика руководства Наркомвоена приравнивалась большевиками к наступлению на Советскую власть. Примечательно, что на этом же заседании левоэсеровского съезда член ЦК ПЛСР И.З. Штейнберг упрекнул в слиянии «понятия Советской республики с понятием большевиков» саму М.А. Спиридонову[406].

«Военным отделом» ПЛСР ведали члены ЦК партии: первоначально С.Д. Мстиславский (приблизительно до второй декады марта 1918 г.), затем Д.А. Магеровский[407]. При этом Мстиславский еще в 1905–1907 годах был одним из организаторов и главой первой офицерской политической организации, субсидируемой партией эсеров[408], здесь Мстиславский получил своеобразный организационный опыт – правда, по большей части негативный[409]. Отход Мстиславского от руководства «военным отделом» был, вероятно, связан с назначением комиссаром созданного 7 марта 1918 года Высшим военным советом Штабом партизанских формирований и отрядов. Штабу ставились следующие задачи: 1) учет и объединение под своим руководством всех возникших ранее партизанских формирований; 2) формирование сотен, отрядов и снабжение их всем необходимым через военные отделы местных советов; создание при районных штабах партизанских формирований инструкторских курсов для обучения переменного состава инспекторов (из числа бывших офицеров, солдат и граждан, не проходивших военной службы), предназначаемых на командные должности в партизанских формированиях; 4) инспектирование через доверенных лиц (военных экспертов) целесообразности производимых на местах формирований и правильности работы на инструкторских курсах; 5) учет всех военных материальных средств в районах партизанских формирований. Таким образом, левый эсер – представитель партии, выступавшей против Брестского мира – ставился во главе подготовляемого на случай возобновления войны со странами Четверного союза партизанского движения[410]. Согласно «Инструкции для формирования партизанских отрядов» целью их создания признавалось «сильнейшее организованное сопротивление внешнему врагу в продвижении его по территории России, давая Российской Республике создать для победы над германским империализмом новую армию»[411]. В апреле 1918 года Мстиславский начал работу в революционном правительстве Советской Украины – «Девятке», в составе которой Мстиславский числился народным секретарем по военным делам. Новая деятельность Мстиславского была связана с подпольной и разведывательной работой в зоне германской оккупации[412]. Активная деятельность разведывательного отдела Штаба партизанских отрядов на Украине в этот период, судя по воспоминаниям С.Д. Мстиславского, находилась «под колпаком» германской контрразведки[413]. Сменивший Мстиславского Д.А. Магеровский вряд ли мог организовать вооруженные силы левых эсеров: военным вопросам он придавал недостаточное для руководителя военного отдела партии значение, судя по докладу «о политической программе» на Втором съезде ПЛСР. В нем Магеровский выделил 3 этапа захвата и уничтожения «аппарата буржуазной власти». На последнем этапе советские учреждения, по словам Магеровского, «присваивают себе функции государственные», переживая при этом «определенный болезненный процесс»: доставшиеся от старого режима органы государственной власти «были приспособлены для специальных боевых действий и были боевым ударным аппаратом»[414] – таким образом, Магеровский представлял себе будущее органов военного руководства примерно так же, как Николай Подвойский. Сходство налицо, только в марте 1918 года Подвойский за упорство в проведении своей «программы» слетел, а Магеровский получил возможность претворять догматы в жизнь.

У руководителей ПЛСР весной 1918 года отсутствовало даже единство взглядов по вопросу о будущем собственной партии, не то что о создании вооруженных сил – об этом свидетельствует стенограмма Второго съезда партии (апрель 1918 года). На съезде разразилась дискуссия необходимости сохранения мира с Германией, о роли ПЛСР в осуществлении социальной революции и о взаимоотношениях с большевиками (может ли ПЛСР стать «гегемоном социальной революции», т. е. свалить большевиков и взять власть в свои руки?)[415]. Левых эсеров объединяла, пожалуй, уверенность в том, что их сила в аграрном вопросе, а «не в военной мощи, не в боях на границе, не в добровольческих отрядах»[416]. Военному вопросу придавалось второстепенное значение: на дневном заседании 21 апреля И.З. Штейнберг предложил организовать следующие комиссии съезда – организационную, литературно-издательскую, политическую и по выработке Советской Конституции, аграрную, по экономической (и рабочей программе)[417]. Один из делегатов обратил внимание на необходимость создания специальной военной комиссии, считая «в высшей степени» важной организацию военного дела на местах – глас вопиющего в пустыни: делегату возразили, что военная организация отнесена к организационным вопросам[418]. На предложение о создании военной комиссии отдельные делегаты заявили, что «время не наступило, доклада нет» (доклад должен был сделать, но не сделал член ПК ПЛСР М. Ярустовский[419]); собрание большинством голосов отложило вопрос, как его сформулировал И.З. Штейнберг, «о военной боевой работе»[420]. В итоге военный вопрос был сведен к обсуждению «Отчета боевой организации», представленного Петроградской боевой дружиной[421].