Михаил Толочко - Военные разведчики XX века Страница 29

…С 30 августа по 26 сентября 1942 года черные машины гестапо носились по улицам Берлина и других германских городов, разыскивая членов «Красной капеллы».

Подпольщик Хорст Хайльман, работавший в военной контрразведке, до самого последнего часа, пока его не схватили эсэсовцы, делал все для того, чтобы предупредить оставшихся на свободе товарищей о нахлынувшей, как снежная лавина, смертельной опасности. Сам он передал своей соседке по дому, актрисе Риве Холси, чемодан с антинацистскими брошюрами и листовками. Актриса — старый и верный друг Хайль-мана, она все понимает и не выдаст… Мать и жена Ганса Копли сумели незаметно вынести радиопередатчик и, вдребезги разбив его, рассеять обломки среди развалин разбомбленного дома. Запасной передатчик он выбрасывает в Шпрее.

Те, кому удалось незаметно избавиться от явных улик своей причастности к берлинскому подполью, сначала было вздохнули свободно. Но надежды избежать арестов оказались иллюзорными. Гестапо и абвер засекли всех или почти всех. Вместе с членами «Красной капеллы» на эшафот Плетцензее попадут даже те, кто были просто знакомы с руководителями подполья. Бежать из Германии практически невозможно. Лишь Хорст Хайльман, пока еще находящийся вне подозрений, имеет в кармане загранпаспорт. Но от отвергнет этот единственный шанс ради спасения товарищей.

27 сентября в казематах гестапо томятся уже 118 человек, прямо или косвенно связанных по антифашистской борьбе с «Красной капеллой»… Но пока никто ничего не знает. Шульце-Бойзен ходит по тюремным коридорам в форме обер-лейтенанта люфтваффе со всеми регалиями. Графиня Эрика фон Брок-дорф рассказывает смешные истории, чтобы поддержать бодрый дух у товарищей по камере. Балерина Ода Шоттмюлер проделывает ежедневные экзерсисы и танцует в своей камере, чтобы не утратить профессиональной формы…

Когда все берлинское подполье оказалось в гестаповской тюрьме, Геринг приказал имперскому прокурору Редеру вести процесс в абсолютной секретности, намекнув даже на то, что Гитлер оставляет за собой право определить меру наказания основным руководителям «Красной капеллы».

Блицпроцесс над участниками берлинского подполья заканчивается 19 декабря. Редер требует для всех смертной казни. Трибунал тем не менее приговаривает четырех антифашистов к длительному тюремному заключению. Но Гитлер возвращает судьям «мягкий», по его мнению, приговор, требует его пересмотра. Воля фюрера молниеносно исполняется. Теперь все руководители «Красной капеллы» приговорены к смертной казни. Для трех из них: Шульце-Бойзена, Харнака и Коппи фюрер требует виселицы — самой позорной и самой мучительной казни. На виселицах Плетцензее люди умирают медленнее, чем от топора гильотины… Гитлер об этом знает.

Итак, процесс закончился 19 декабря. Но с 24 декабря по 6 января в рейхе по традиции не приводятся в исполнение смертные приговоры. Рождество. Гитлеровские палачи сентиментальны. В данном же случае не до сантиментов. Фюрер и его подручные не могут примириться с мыслью, что антифашисты увидят зарю нового года. 21 декабря Гитлер отказывает в помиловании приговоренным, и генеральный прокурор отдает приказание подготовить к 22 декабря все для казни «особо опасных преступников». В полдень 21 декабря приговоренных переводят из гестаповских застенков в тюрьму Плетцензее.

В трех десятках метров от камер смертников несколько плотников сооружают какое-то подобие виселицы. В рейхе применяли в основном гильотину. Поэтому гитлеровское нововведение заставляет срочно искать палача, умеющего обращаться с намыленной веревкой. В камерах смертников антифашисты пишут последние письма своим родным и друзьям. Адам Кукхоф не отказывается побеседовать с тюремным капелланом. «Я не сожалею ни о чем, — спокойно говорит он ему. — Я умираю убежденным коммунистом». Балерина Ода Шоттмюллер говорит своим друзьям: «Ну и что? Я никогда не хотела стареть. Что хорошего в постепенном превращении в мумию?» Графиня Эрика фон Брокдорф в ответ на предложение тюремного священника Ома исповедаться и принять перед смертью причастие она с улыбкой ответила: «Зачем, святой отец? Какое это имеет значение, если через несколько часов тело превратится в кусок мыла…»

Казнь назначена на 5 часов утра 22 декабря 1942 года. Всю ночь в камерах смертников горит свет. В четыре часа в Плетцензее приезжают представители военного трибунала, гестаповцы, эсэсовцы и прокурор Редер. В 4 часа 10 минут помощники палача, «ассистенты», как их здесь называют, совершают последний туалет приговоренных: обрезают им волосы вокруг шеи и переодевают в длинные серые рубашки. В 4 часа 45 минут подпольщиков выводят в коридор и выстраивают в две шеренги: мужчин и женщин отдельно. Колонна начинает двигаться к месту казни. Впереди ее с гордо поднятой головой идет Харро Шульце-Бой-зен. Капеллан подходит к подпольщику со словами утешения. Харро улыбается и отрицательно качает головой. Потом наклоняется к уху священника и шепчет ему последнее четверостишие стихотворения, которое только что спрятал в своей камере:

Кто сказал, что веревка и топор

Самые убедительные аргументы?

Кто сказал, что сегодняшние судьи —

Это судьи Истории?

Она еще произнесет

свой окончательный приговор…

Рядом с дверью, ведущей в помещение для казни, приоткрыта другая дверь — во двор, где на земле лежат сосновые гробы для этих, еще живых людей. На крышках черной краской выведены их имена. Немецкий порядок… Председатель военного трибунала зачитывает приговор, Харро Шульце-Бойзен — первый. Он подходит к трем «господам» в черных костюмах, цилиндрах и белых перчатках. Спрашивает палачей: «Где?» Они кивают ему на черную занавесь. Харро должен пройти мимо гильотины. Здесь уже стоит корзина, в которую упадет позже белокурая голова его жены Либертас. Вместе с Шульце-Бойзеном идут Харнак и Копии. На импровизированной виселице — горизонтальной свае — три крючка для мясных туш. На них висят три петли. Подпольщики отказываются от повязок на глаза и сами поднимаются на табуреты, которые «ассистенты» палача выбивают у них из-под ног…

Когда Либертас ведут на гильотину, еще будет качаться в петле труп ее мужа. Но она не успеет ничего осознать. Блестящий пятидесятикилограммовый топор упадет с трехметровой высоты, и прекрасная белокурая голова Либертас скатится в корзину.

…Казнь окончена. Трупы подпольщиков укладывают в гробы. Подходит машина. Останки героев увозят в неизвестном направлении.

Их осталось много, этих последних писем и записок — бессмертных свидетелей необыкновенного мужества и железной стойкости отважных немецких подпольщиков-антифашистов.

Тридцать один мужчина и восемнадцать женщин были казнены в тюрьме Плетцензее, в Галле, Брандебурге и на стрельбище в берлинском районе Тегель. Семеро подпольщиков были зверски убиты гестаповцами во время следствия. Еще семеро отправлены в «исправительные» концлагеря. Двадцать пять антифашистов из «Красной капеллы» гитлеровские палачи приговорили более чем 130 годам каторги, восемь были отправлены для «искупления вины» на фронт…

ИСПОВЕДЬ ШЕФА НАЦИСТСКОЙ РАЗВЕДКИ

Многое из архивов германской разведки времен второй мировой войны стало известным, особенно много секретов было раскрыто в телесериале «Семнадцать мгновений весны». Но разве может сравниться даже самая талантливая киноверсия с документальной откровенностью Вальтера Шелленберга, начальника управления шпионажа и диверсий службы безопасности третьего рейха? Мемуары шефа разведки только в конце XX века, т. е. совсем недавно, вышли в свет.

Исповедь Шелленберга содержит уникальные подробности о подготовке нападения Германии на СССР, о тайных страницах договора Риббентропа — Молотова, хронику операции «Цепелин», сведения, которыми располагала немецкая разведка по «делу Тухачевского»; оригинальны и характеристики главарей фашистской Германии — Гитлера, Геринга, Гиммлера, Гейд-риха.

Я родился в 1910 году, как раз вовремя, чтобы познать ужас первой мировой войны. Мы жили в Саарб-рюкене, и уже в семь лет я впервые испытал бомбардировку во время воздушного налета французских самолетов на наш город. В моей памяти навсегда останется суровая зима 1917 года, холод, голод и нищета.

После поражения Германии в 1918 году французская армия оккупировала Саар. За оккупацией последовал упадок в экономике, из-за чего ухудшилось благосостояние нашей семьи, глава которой был владельцем фабрики роялей. К 1923 году дела складывались настолько скверно, что отец решил переехать в Люксембург, где у него был филиал предприятия. Из семи детей я был в семье самым младшим. Огромное влияние на меня оказала мать, всеми силами стремившаяся воспитать из нас ревностных христиан.