Создание атомной бомбы - Ричард Роудс Страница 37

составленная в форме письма от Артура Бальфура к барону Эдмонду де Ротшильду, была обязательством британского правительства «с одобрением рассматривать вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа» и «приложить все усилия для содействия достижению этой цели»[390]. Происхождение этого документа было гораздо более сложным – дело далеко не ограничивалось простой уплатой за услуги Вейцмана в области биохимии. В нем участвовали и другие посредники, и государственные мужи; следует учесть и две тысячи бесед самого Вейцмана. Смэтс обозначил эту связь через много лет после войны, сказав, что «выдающаяся научная работа Вейцмана в военное время принесла ему известность и славу в высших эшелонах союзников, что придало гораздо больший вес его призывам к созданию национального очага для евреев»[391].

Однако, несмотря на эти необходимые оговорки, предложенная Ллойд Джорджем версия этой истории заслуживает большего внимания, чем обычно уделяют ей высокомерные историки. Письмо из ста восемнадцати слов, подписанное министром иностранных дел и гарантирующее поддержку создания в Палестине еврейской страны со стороны правительства его величества «с ясным пониманием того, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих в Палестине нееврейских общин», вряд ли можно считать неуместной наградой за спасение пушек британской армии и флота от преждевременного одряхления. Опыт Хаима Вейцмана стал первым поучительным примером того могущества, которое наука может приобретать во время войны. Правительство запомнило это. Наука тоже.

Второй битве при Ипре, которая началась 22 апреля 1915 года, предшествовала интенсивная немецкая артподготовка. Ипр был (точнее, был раньше – к этому моменту от него почти ничего не осталось) скромным рыночным городком в Юго-Восточной Бельгии, километрах в двенадцати от французской границы и менее чем в пятидесяти километрах вглубь материка от французского порта Дюнкерка. Вокруг Ипра простиралась изрытая снарядами болотистая низина, над которой возвышались малопривлекательные низкие холмы, самый высокий из которых, обозначенный на военных картах под названием «высоты 60» и ставший предметом самых ожесточенных сражений, имел всего 60 метров в высоту.

До этого атакующая немецкая и обороняющаяся британская армии наперегонки стремились выйти к морю. Немцы надеялись выиграть эту гонку, чтобы обойти союзников с фланга. Поскольку германская армия еще не была полностью отмобилизована для военного времени, они даже ввели в действие так называемый Эрзац-корпус, набранный из плохо обученных студентов и старшеклассников, чтобы увеличить численность своих сил. Его потери в этой операции, которую в Германии назвали Kindermord, то есть «бойней детей», составили 135 000 человек. Однако британцам удалось удержать узкий фланг ценой жизни 50 000 солдат. Война, которая планировалась как серия молниеносных ударов, – быстрый марш через Бельгию, капитуляция Франции и домой к Рождеству, – превратилась в застойную окопную войну, и ситуация на Ипрском выступе ничем не отличалась от того, что происходило по всей линии фронта, от Ла-Манша до Альп.

Артподготовка 22 апреля, положившая начало массированной попытке прорыва немецкой армии, загнала канадцев и французских зуавов, удерживавших фронт в районе Ипра, глубоко в траншеи. На закате она прекратилась. Немецкие войска отошли от линии фронта по перпендикулярным соединительным ходам, и на передовой остались только недавно обученные Pioniere – инженерные войска. Взлетела немецкая сигнальная ракета. Pioniere начали открывать газовые вентили. Зелено-желтое облако с шипением вырывалось из кранов и плыло по ветру через ничейную полосу. Оно стелилось по земле, заползало в воронки, проходило над гниющими телами убитых и сквозь проволочные заграждения, затем перетекало через сложенные из мешков с песком брустверы союзнических окопов и вниз по их стенкам мимо приступок для стрелков, заполняло траншеи, проникало в землянки и углубленные убежища: и те, кто вдыхал его, начинали кричать от боли и задыхаться. Это был хлор, едкий и удушающий газ. Он пах, как хлор, и обжигал, как хлор.

Зуавы и канадцы начали массово отступать, спотыкаясь и падая. Многие другие солдаты, захваченные врасплох и не понимающие, что происходит, выбирались из своих окопов на ничейную полосу. Они хватались за горло, забивали в рот полы рубашек или шарфы, разрывали землю голыми руками и пытались спрятать в ней лицо. Они извивались в агонии; десять тысяч человек получили тяжелое отравление, еще пять тысяч погибли. Целые дивизии оставляли свои позиции[392].

Немцам удалось застать противника врасплох. Все воюющие стороны обязались в соответствии с Гаагской декларацией 1899 года об удушающих газах «отказаться от употребления снарядов, имеющих единственным назначением распространение удушающих или отравляющих газов»[393]. По-видимому, никто не считал, что эта декларация затрагивает слезоточивый газ, хотя на самом деле слезоточивые газы в достаточной концентрации могут быть даже более токсичны, чем хлор. Французы применили слезоточивый газ в винтовочных гранатах еще в августе 1914 года; немцы использовали его в артиллерийских снарядах против русских в сражении при Болимове в конце января 1915-го, а затем, в марте того же года, и на Западном фронте, против британцев под Ньивпортом. Однако применение хлора под Ипром было первой крупной преднамеренной газовой атакой этой войны.

Как случалось и позже с другими видами оружия, производившими неожиданное действие, хлор ужасал и приводил в замешательство. Солдаты бросали оружие и бежали. Военных врачей и санитарные палатки внезапно захлестнул поток жертв, причина увечий которых была неизвестна. Однако химики, бывшие в числе переживших эту атаку, достаточно быстро узнали хлор и предложили простые и известные средства его нейтрализации. Уже через неделю лондонские женщины сшили 300 000 повязок из ваты, обернутой муслином, которые пропитывали гипосульфитом – это были первые, еще несовершенные, противогазы[394].

Хотя германское Верховное командование и разрешило применить газы под Ипром, оно, по-видимому, сомневалось в их тактических достоинствах. Оно не подготовило за линией фронта массированных резервных сил, которые могли бы перейти в наступление после газовой атаки. Союзные дивизии быстро закрыли образовавшийся разрыв. Газовая атака не принесла ничего кроме мучений.

Отто Ган, бывший пехотным лейтенантом запаса, участвовал в установке газовых баллонов[395]. 5730 баллонов содержали 168 тонн хлора и исходно были установлены в другой точке фронта[396]. Землекопы вкапывали их в передние стенки траншей на уровне приступок для стрелков и быстро закрывали баллоны мешками с песком, чтобы предохранить их от попадания осколков. Чтобы привести их в действие, нужно было подсоединить к вентилю свинцовую трубку, вывести ее поверх бруствера на ничейную полосу, дождаться ракеты, сигнализирующей о начале атаки, и открыть кран в заранее назначенный момент. При нормальном давлении хлор кипит при 33,6° ниже нуля; после открытия баллона он стремительно выкипает. Однако в том месте, где Ган и его Pioniere изначально