На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров Страница 41

в очередной раз выговаривал военному атташе Павлову: «Опять в ваших списках сплошь постовые полицейские». Павлов оправдывался, стараясь доказать, что его гости очень важные и нужные. Но Тарасова обмануть было трудно, он знал всех очень хорошо». Уманский лично инструктировал сотрудников по поводу их обязанностей во время приёма. «Диспозиция» и обязанности каждого были отмечены в подробном документе: «кто и где должен дежурить, кому занимать гостей в помещениях посольства и следить за порядком, а кому находиться во дворе и вести внешнее наблюдение».

За вопросы безопасности на празднике отвечал Тарасов. Полиция после его обращения усилила внешнюю охрану посольства, внутреннюю охрану контролировал он сам. Ему помогали сотрудники резидентуры. Настроение у всех было по-настоящему радостное. Ещё 4 ноября резидент ознакомил их с содержанием телеграммы Центра: «Поздравляем всех Вас с днём Великой Октябрьской социалистической революции. Наша Родина полностью очищена от фашистских захватчиков. Желаем здоровья и успеха в работе».

К процедуре проверки здания резидент отнёсся с максимальной ответственностью: «За день или два до приёма Тарасов в сопровождении завхоза Прошина с большими электрическими фонарями в руках тщательно осматривали чердаки, обширные подвалы и все уголки посольских владений. Таков был порядок: перед большим приёмом надо было быть бдительными, чтобы не дать возможности провести какую-нибудь диверсию. Прошин сам проверил всю телефонную и звонковую проводку в помещениях. Электрическое освещение территории посольства было усилено. Никаких пакетов и посылок, полученных по почте, в посольство вносить не разрешалось. Их следовало складывать в отдалённом углу посольского двора, там же распаковывать и тщательно проверять содержимое. Приказано было быть осторожнее с цветами, которые в большом количестве слали иностранцы».

Время приёма было чётко обозначено с шести до девяти часов вечера. Форма одежды для гостей была оговорена в приглашениях самая «демократическая», повседневная, – traje de calle. Служебный персонал посольства был в тёмных костюмах, белых рубашках, галстуках неброской расцветки. Дипломатический состав блистал новой официальной формой, введённой министерством иностранных дел: чёрные двубортные кители с золотым шитьём, дубовыми веточками на воротниках и обшлагах, золотые погоны, элегантные кортики.

Дежурные встречали гостей у массивной металлической двери парадного входа. Первой подъехала на такси пожилая дама лет восьмидесяти, Мария Александровна, вдова русского эмигранта – географа Корзухина. Её провели в Золотой салон, где находился посол с женой, явно заряженный на затяжной праздничный марафон, и рядом с ним два официанта с большими подносами, плотно заставленными рюмочками с водкой.

Корзухина подготовила небольшую речь и произнесла её без запинки: «От всей души и от всего русского сердца поздравляю вас с днём великого праздника и желаю счастья и успеха нашей великой Родине. Передайте от меня самые горячие пожелания успехов нашему великому руководителю и собирателю земли Русской гениальному Сталину. На трёх китах держится земля Русская. Первый кит – Петр Великий, создавший силу и мощь великого Русского государства. Второй – императрица Екатерина Великая, просветившая народ русский, и третий кит – Сталин, приумноживший мощь России и просвещение народов, её населяющих».

На приём пришли американский посол Джордж Мессершмит, бывший президент Мексики генерал Ласаро Карденас, министр внутренних дел Мигель Алеман, другие министры мексиканского правительства, латиноамериканские дипломаты. С каждым из них Уманский выпивал рюмочку водки, но держался стойко, потому что ещё со времени своей миссии в США использовал проверенный метод: две-три рюмки растительного масла для «нейтрализации» желудка.

Фотографы социальной хроники охотились за мексиканскими знаменитостями: певцом и артистом Хорхе Негрете, художником Хосе Клементе Ороско, композитором Агустином Ларой, песни которого постоянно звучали в мексиканском радиоэфире. Тощий и некрасивый, но всегда изящно одетый, с манерами аристократа, он пользовался успехом у женщин. Как раз в это время пресса много писала о его недавней женитьбе на красавице киноактрисе Марии Феликс, которая алкоголь не употребляла, однако с Уманским рюмку водки всё-таки выпила. Посольские женщины пожирали глазами и Марию Феликс (как одета, какие украшения) и другую актрису – Долорес дель Рио, мелодраматично-детективный фильм с участием которой, «Другая», недавно вышел на экраны. Раиса Уманская организовала «культпоход» на этот фильм. Говорила, что «в Мексике снимают кино лучше, чем в Голливуде, больше настоящих человеческих эмоций».

Следует отметить, что связи Долорес дель Рио с организациями испанских эмигрантов и её посещения советского посольства вызывали подозрения американской контрразведки. На самом деле Долорес нечего было скрывать: никаким партиям она не сочувствовала, Гитлера ненавидела, радовалась, как и многие мексиканцы, победам Советской армии, приближавшим мир на Европейском континенте. Поэтому Долорес, ни о чём не подозревая, приняла приглашение журналиста, агента СРС, пообедать в ресторане «Papillion» для интервью в «непринуждённой обстановке». И ещё она сходила с ним на бой быков, показала патронируемый ею дом для детей-сирот, родители которых погибли в испанской войне. Забота Долорес о сиротском доме и центрах, приютивших беженцев из Испании, выглядела, по мнению агента, подозрительной. К тому же он «засёк» в её окружении «несколько бывших комиссаров из Интернациональной бригады». Вот и весь компромат на Долорес дель Рио, который удалось наскрести шустрому агенту…

Местный хроникёр спросил у Тарасова, пригласили бы на приём в посольство художника Сикейроса, если бы он находился в Мексике? Тарасов отмахнулся: «На провокационные вопросы не отвечаем». Но дилемма существовала. Художник был известен как верный друг Советского Союза. После убийства Троцкого и затяжной шумихи прессы по поводу возможных участников это было принципиально: включать ли Сикейроса в будущие списки гостей? Для Мексики события, связанные с Троцким, не потеряли остроты. Он и члены его боевой группы разными маршрутами покинули Мексику в 1940 году. С помощью Пабло Неруды художник получил въездную визу в Чили. Там, в городке Чильяне, художник работал над росписью «Смерть захватчикам», которую завершил в 1943 году. В 1944 году он перебрался на Кубу и предпринимал шаги для возвращения в Мексику. Как быть посольству с Сикейросом, когда он вернётся? Общаться или игнорировать?

Решили держаться от него и членов его семьи на дистанции. В октябре 1946 года резидентура на запрос Центра о художнике ответила: «В связи с обострением обстановки в Мексике общения с Сикейросом не было и не планировалось. Посол хотел пригласить его на приём в ноябре, но по нашему совету от этого воздержался».

На ноябрьском приёме 1944 года, разумеется, не было Диего Риверы. После братания с Троцким он надолго стал «нерукопожатным» для советских представителей. Из компартии Мексики его исключили. В НКВД на него завели дело. В оперативной переписке Ривера обозначался неблагозвучным именем «Гиена». В июне 1946 года в резидентуру поступил запрос Центра: «Сообщите о причинах и целях, побуждающих «Гиену» добиваться возвращения в компартию. Так ли это?»

Резидентура ситуацию разъяснила: «Гиена» подал землякам заявление о восстановлении в рядах, мотивируя это желанием быть в рядах организации, действительно борющейся против наступления реакции. «Гиена» дал несколько интервью