Вернер Штиллер - Агент. Моя жизнь в трёх разведках Страница 7

22 июня мы встретились в большом соседском кругу и вместе смотрели игру. Мы демонстрировали оптимизм, для хороших членов партии это было само собой разумеющимся. Капитан Линднер из Первого главного управления предоставил нам для этого свою гостиную, Франк Тамм из отдела XV Главного управления разведки (занимавшегося военной техникой) тоже принимал участие. В холодильнике стояла хорошо охлажденная на льду водка. На этот раз в таком важном для имиджа ГДР событии принимали участие и наши жены. Им как закаленным товарищам наслаждение крепкими напитками вовсе не было чуждым. И тогда действительно произошло прежде невообразимое: Юрген Шпарвассер своим единственным голом в том матче вывел сборную ГДР в соревнование за выход в полуфинал. Я не мог сдержать радости.

Двумя днями позже я подал заявление на получение паспорта в занимавшийся этими вопросами отдел VI. Для меня подобрали фамилию Шиллинг, под которой мне предстояло отправиться в Рурскую область для поддержки нашей команды. Внезапно я почувствовал: новой такой возможности вступить в контакт с другой стороной может не представиться еще долго. На западногерманской территории я смог бы без большой опасности отправить сообщение моим профессиональным противникам. Формой такого сообщения могло быть только письмо. Но кому мне следовало его отправить? Господину президенту БНД? Это само по себе могло возбудить любопытство почтовых служащих, со всеми предсказуемыми последствиями. В ближайший полицейский участок? Но тогда, возможно, меня сразу после этого принялись бы искать. Я решил, наконец, выбрать судебную инстанцию. Суд — это учреждение, где документам придают особенное значение.

У нас была специальная библиотека в министерстве со всеми западногерманскими телефонными книгами и с адресными книгами больших городов. Там я выбрал самого подходящего для меня получателя. Так была решена первая проблема. Но теперь нужно было подобрать и правильного отправителя, чтобы нельзя было по письму выследить меня. И любой адрес из адресной книги Гельзенкирхена представлял опасность, потому что если бы мое письмо вернулось назад, это сильно удивило бы так называемого отправителя, и он мог бы начать какие‑нибудь розыски. После длительных раздумий я, наконец, решился выбрать адрес психиатрической больницы в Гельзенкирхене. Если письмо вызвало бы какое‑либо возбуждение или попало не в те руки, такой обратный адрес рассеял бы любые подозрения. Теперь оставалась третья и самая трудная проблема: текст. Что касается содержания, я более — менее знал, что я хотел написать, но в какой форме? Незашифрованный текст был слишком опасен, значит, требовалось шифрование. Но насколько сложное? Слишком простое не подходило потому, что какой‑то судейский служащий с небольшим умением смог бы понять плохо зашифрованный текст. Но также не устраивал и слишком трудный шифр, чтобы весь проект не потерпел неудачу при расшифровке. Естественно, БНД как каждая порядочная секретная служба располагала отделом дешифровки, а в каждом порядочном отделе дешифровки должен быть как минимум один математик, ну, а любой математик должен знать о числе «пи». Итак, текст должен был начинаться с 14159, ибо 3,14159 слишком было бы приметно. Тогда маленькая, едва ли заметная пауза и затем в двойных группах соединения букв, соответствующие ближайшим знакам числа «пи». «Пи» — это так называемое нерациональное число с, по — видимому, бесконечным количеством знаков после за запятой. До сих пор, насколько мне известно, рассчитано несколько миллиардов знаков. Мы все знаем «пи» как 3,14, но гораздо точнее — 3,141592653589793. Первые 5 знаков 14159 образовывали ключ и потом каждые два следующих знака соответствовали букве алфавита, то есть, 26 = a, 53 = b, 58 = c, 97 = d и так далее. Все это кажется для посторонних действительно сложным, но для математика с небольшим опытом дешифровки эта задача не потребовала бы никаких усилий.

Содержание письма состояло в том, чтобы Федеральная разведывательная служба подходящим образом сообщила мне условный адрес, на который я мог бы отправлять дальнейшие сообщения. В конце концов, нам требовалось сначала прозондировать друг друга и познакомиться «обходным путем». У нас в читальный зал МГБ поступала ежедневная западногерманская газета «Ди Вельт». Потому я придумал, что другая сторона должна была дать в воскресном номере этой газеты в рекламном приложении под рубрикой «Покупка и продажа животных» объявление о том, что заводчик собак хочет продать «красивых щенков афганской борзой по 850 немецких марок за штуку». Это была очень хитрая идея, в общем, но содержала, тем не менее, некоторый остаточный риск. Если письмо попадает вопреки всем мерам предосторожности не в те руки, то отдел дешифровки МГБ тоже мог бы расшифровывать письмо и затем предложить «продать щенков» в той же газете «Ди Вельт». Потому мне предстояло продумать еще одну «страховку», задание, которое было бы простым для БНД, но сложным для МГБ.

К большому раздражению вождей СЕПГ постоянно поливаемый в ГДР грязью газетный концерн Акселя Шпрингера построил свой новый офисный центр в Западном Берлине почти рядом со Стеной. Оттуда гигантский небоскреб сиял огнями как роскошный лайнер, посылая свет в тусклое уныние восточно — берлинских будней. Товарищи с Норманненштрассе, конечно, могли сделать многое, но не всё. И поэтому я попросил получателей письма на Хайльманнштрассе в Пуллахе под Мюнхеном, чтобы они в определенный вечер примерно через две недели после отправки моего письма, выключили весь свет примерно на три секунды на одном из верхних этажей здания. Если другая сторона заинтересована в следующем контакте, то свет следовало бы выключить примерно на десять секунд. Тогда мне казалось, что секретная служба и на Западе, как на Востоке, может легко использовать газетную редакцию для своих целей.

После того, как я переписал в библиотеке университета в Восточном Берлине бесконечное количество знаков после запятой в числе «пи», я, наконец, составил текст. Основная фраза в нем была: «предлагаю сотрудничество центр МГБ». Шифрование всего текста с объявлением о собаках и с выключением света в офисном небоскребе заняло несколько часов, но я успел его закончить своевременно перед поездкой в Гельзенкирхен. Самым красивым почерком я вписал в письмо длинные колонки чисел.

Теперь осталась только одна проблема: письмо нужно было опустить в почтовый ящик в Федеративной республике, поэтому на конверт нужно было наклеить западногерманскую почтовую марку. Времени почти не оставалось, но в восточно — берлинских филателистических магазинах продавались «чудесные пакеты» с иностранными почтовыми марками по относительно невысокой цене, что показалось мне безобиднее, чем пытаться купить непосредственно негашеные марки. В этих пакетах большинство марок было проштамповано, но мне повезло, и я нашел марку как раз нужной стоимости. Теперь можно было начинать.

22 июня 1974 года в 6.30 с вокзала Берлин — Шёнефельд отправился поезд особого назначения на Гельзенкирхен. Со мной в купе ехали еще пять товарищей из Главного управления разведки, в том числе Арно Мауэрсбергер и Герберт Вайдлинг из моего отдела. У нас не было с собой дудок или свистков, как полагалось обычным болельщикам, но зато во внутреннем кармане моей спортивной куртки лежало письмо участковому суду Аугсбурга, самого близкого к Мюнхену большого города, а в его конверте находился еще один конверт с надписью: «Пожалуйста, не распечатывая, перешлите в БНД, Пуллах, под Мюнхеном». Конечно, я чувствовал себя немного не по себе, путешествуя с таким опасным грузом, так как в случае аварии или неожиданного обыска при переходе границы письмо могло быть обнаружено — и тогда, спокойной ночи, Мария! На прощание жена сказала мне: «Возвращайся домой и привези бутылку западного шнапса!»

Поезд катился на Запад: Магдебург, Мариенборн, пограничный шлагбаум и, наконец, Хельмштедт. Тут я мог бы обратиться к первому встречному чиновнику пограничной охраны или к полицейскому и попросить политического убежища. Впрочем, сбежать можно было и в Гельзенкирхене. Но мои планы выглядели иначе: я не хотел просто скрыться на Западе, я хотел большего. Я мечтал сыграть важную роль в международном противостоянии разведок, сделать что‑то серьезное. Естественно, меня снова и снова одолевали сомнения, но не столько в правильности моего решения, сколько в осуществимости всей операции. Хотя я хорошо выучил свое ремесло, но сомневался, достаточно ли я предусмотрителен и внимателен, чтобы перехитрить хорошо продуманную систему. Я часто действовал инстинктивно, а не после тщательного планирования, и мои друзья хорошо знали о моей неловкости и рассеянности.

Пограничный контроль проходил абсолютно без проблем. Чиновники Федеральной пограничной охраны только пробежали снаружи мимо вагонов, кратко спрашивая: — Есть тут какие‑нибудь иностранцы? Сидящий в вагоне товарищ из СЕПГ ответил: — Мы все иностранцы! В конце концов, здесь мы были не просто какими‑нибудь немцами, а гражданами ГДР. Официально калмыки и крымские татары, молдаване и чукчи были ближе нам, чем какие‑то соседи на западе, которые случайно тоже говорили по — немецки. Больше не было никакой единой немецкой нации, мы были народом государства ГДР.