Сибирские купцы. Торговля в Евразии раннего Нового времени - Эрика Монахан Страница 10

Мэтью Романьелло в своей книге «Неуловимая империя: Казань и создание Российской империи, 1552–1671 годы»93 успешно продвинулся в направлении синтеза этих двух взглядов. В некоторых вопросах Романьелло почти возвращается к взглядам Кинана, говоря о центре, в котором политика и религия занимали разные сферы (ах, как же это не соответствует постмодернизму), но у него более сложная картина. Романьелло утверждает, что в своей риторике, а также в своей центральной части империя была идеологически громогласной и православной, а на практике, а также на окраинах – более прагматичной и готовой идти на уступки. Он утверждает, что центр считал окраинное православное общество находящимся под своей юрисдикцией и был готов наводить там порядок, но вместе с тем не был готов «растрачивать» и без того скудную лояльность (или отсутствие восстаний) на окраинах, навязывая православие (то есть проявлял прагматизм). Романьелло показывает, что даже православная церковь отнюдь не была безжалостной машиной по обращению иноверцев. В интересах экономического благополучия монастыри Казанского края даже защищали неправославных крестьян от государственного принуждения, за что, возможно, были вознаграждены во время бурного восстания Стеньки Разина в 1670–1671 годах. Упор Романьелло и Боука на прагматизм выводит изучение России на одну линию с другими недавними исследованиями, посвященными империям раннего Нового времени и выдвигающими на передний план то, как империи руководили политикой различия94.

Яркий пример того, как приверженность к православию смешивается с прагматизмом, – директива воеводам Верхотурья и Тобольска, отправленная из Москвы летом 1700 года. Письмо излагает противопожарные меры и инструкции по восстановлению после пожаров. Документ советует воеводам пользоваться пожарами, чтобы восстанавливать сгоревшие мечети подальше от православных церквей. В этих делах инструкции предписывают воеводам руководствоваться своим суждением и «учинить не вдруг, а смотря по тамочному состоянию и доброму случаю, а чтоб русским людям и иноземцам, когда не в тягость»95. Настоящая книга добавляет еще один слой к пониманию ислама в Российской империи, изучая мусульманских купцов в Сибири, и демонстрирует прагматизм, которого придерживалось православное русское правительство в Сибири.

Знакомство с управлением в центре и на периферии делает очевидным одновременность государственного и имперского строительства в России. Сибирь была окраиной и оставалась таковой еще долгое время после установления русской власти. Писцы, купцы, солдаты и чиновники писали и говорили о Сибири как о территории, отличающейся от Московии (Московского государства); это были различные регионы, между которыми перемещались люди. Создание Сибирского приказа, когда его наконец в 1637 году отделили от Казанского приказа, сделало Сибирь отдельной административной единицей96. Но еще более важным, чем особенности управления Сибирью, было то, что включение Сибири в состав Российского государства практически не отделялось от создания самого государства. «Империя» – концепт, известный тем, как сложно его определить. Самое простое определение заключается в том, что это суверенное государство, которое правит разными народами. Кеннет Померанц уточняет это определение. В его формулировке империи – это «государства, в которых вожди одного общества также прямо или косвенно управляют как минимум еще одним обществом, используя инструменты, отличные от тех, что используются для управления соотечественниками (хотя не обязательно более авторитарные)»97. Технически, если придерживаться этого определения, отношения России с Сибирью соответствуют понятию империи. Сбор дани был центральным сибирским предприятием (хотя в XVI веке дань собиралась и к западу от Урала). Неустойчивость российской гегемонии и хроническая нехватка населения приводили к тому, что в Сибири гораздо больше ощущалось военное присутствие. Демографические данные отличались, потому что соотношение мужчин-военных и женщин было гораздо более асимметрично в Сибири, чем в большей части Европейской России. Но это не было особенностью одной Сибири: военное присутствие было весьма заметным во многих пограничных городах за пределами Сибири98. В Сибири возник другой режим собственности. Так сложилось, что в развитии Сибири не было обширных (а потом сильно уменьшившихся) поместий, пожалованных царем за службу. Вследствие этого в Сибири не было крепостного права – хотя различные формы рабства и принудительного труда были распространены повсеместно. Это всего лишь означало, что сибирские крестьяне были черносошными/пашенными крестьянами, платившими оброк в точности так же, как черносошные крестьяне в Европейской России. Хотя режим отличался, он действовал в соответствии с существующими категориями.

Несмотря на эти важные отличия, разница между Сибирью и Центральной Россией была скорее качественной, чем структурной. Административная структура в основе своей была сходной: и тут и там правили воеводы. Пост воеводы сохранился в Сибири даже после того, как он был отменен в Центральной России, – но царь ввел в Сибири то, что было в Европейской России нормой. Крестьяне платили оброк государству. В торговой сфере сходство было даже более очевидно. Европейская Россия и Сибирь были в равной степени покрыты сетью внутренних таможен, хотя на протяжении большей части XVII века к Сибири применялись иные правила99. Таким образом, наиболее важная и бросающаяся в глаза черта России раннего Нового времени состоит в том, что государственное строительство и строительство империи не следовали одно за другим. Российское государство развивалось и развивало правительственные учреждения и нормы одновременно с расширением своей территории.

Лучшим доказательством этого служит краткий хронологический обзор. Когда Россия начала экспансию в Сибирь, это уже была империя; на протяжении почти двух столетий это государство не переставало расти и расширяться. Новгородские отряды промышленников добывали пушнину в Сибири по крайней мере с XIV века, задолго до основания Тюмени и Тобольска. Великие князья Московские начали принимать участие в сибирской лесостепной политике с начала XV века, задолго до того, как выдвинули откровенные претензии на суверенитет. Заявив о своем суверенитете в конце XVI века, Московия быстро создала цепь военных крепостей, еще до середины XVII века достигшую Тихого океана, хотя и в XVIII столетии московскую власть над Сибирью было кому оспаривать. С этого момента в Сибирь начали проникать поселенцы, медленно покрывая листьями голые ветви имперского присутствия. Эти процессы происходили параллельно кризисам, сформировавшим Российское государство. Добавим немного перспективы: восемь городов в Сибири были основаны до пресечения династии Рюриковичей в 1598 году и четырнадцать городов существовали к моменту коронации первого царя из династии Романовых в 1613 году. В 1571 году, всего за пятнадцать лет до основания Тюмени, татары сожгли саму Москву. Сибирские таможни работали при Борисе Годунове (1598–1605). Россия закрепилась на Тихом океане за десятилетие до принятия Соборного уложения в 1649 году. Параллельно с этими политическими событиями развивались административные, налоговые