О чем поют птицы. Записки орнитолога о самых удивительных созданиях планеты - Грегуар Лоис Страница 23

Что касается лугового чекана, близкого родственника чекана черноголового с обложки диска Мэри Бергин, этого симпатяги с длинными и густыми светлыми бровями, который в XIX веке считался «распространенной гнездящейся птицей», то Танги прекрасно знает, что шансы увидеть его в сельской местности Иль-де-Франса равны нулю.

Подобный факт, разумеется, не повод для сожалений о золотом и призрачном веке, этаком потерянном рае, о котором с тоской вспоминает любой орнитолог. Просто если тогда эти виды мелких птиц были везде, то пернатые хищники и цаплевые представляли собой большую редкость. Сегодня это вызывает беспокойство.

И неправы те, кто иногда упрекает нас в яростных нападках на методы, которыми сегодня ведется сельское хозяйство. Речь идет не о систематическом и необоснованном обвинении или осуждении, как предполагает этот термин, который можно перевести как «очернение». На самом деле все указывает на то, что именно сельское хозяйство является источником продолжающегося упадка, усугубляемого другими факторами, которые кажутся не столь опасными для сельских птиц. И это не повод для остракизма, который был бы возможен, если бы это обвинение было несправедливым и безосновательным.

Глава 19

Обыкновенный, или голубой, зимородок

Обыкновенный, или голубой, зимородок, эта невероятная птица, которая словно сбежала из тропиков, роет гнездо на крутых береговых откосах в непосредственной близости от водоема.

Из-за своего яркого и контрастного окраса (верхняя часть тела голубовато-зеленая, на голове и крыльях светло-голубые пятна, по бокам на шее белая полоска; нижняя часть тела, ноги и клюв ярко-оранжевые, на голове рыжая шапочка) зимородок обыкновенный, возможно, может показаться столь же нелепым, сколь и красивым. Счастье, что птицы не осознают своего внешнего вида. Не обращая внимания на свои необычные пропорции, зимородок позволяет нам не только считать его вид гротескным, но и надеть на него специальное – низкое – кольцо, предназначенное исключительно для его коротких лапок.

Он совершенно спокойно, не сопротивляясь, позволяет себя окольцевать, что весьма удивительно для птицы, пестрое оперение которой более уместно для диких тропических лесов, чем для соседства с человеческой цивилизацией. Поймав, его нужно легко положить на спину, удобно разместив в ладони. Сложив крылья на спине, он неотрывно следит глазами за тем, кто его держит, и вполне может ущипнуть за палец, но улетает не сразу. Иногда он даже висит, вцепившись своим нелепым клювом в палец того, кто покусился на его свободу.

Какое счастье – смотреть, как он, словно с сожалением, улетает, чтобы совершенно неподвижно усесться на согнутый стебель камыша, тонкую ветку или табличку с надписью «Рыбная ловля запрещена», которую в один прекрасный день установил какой-то сельский полицейский. Несмотря на свой яркий, экстравагантный вид, он прекрасно умеет прятаться, и только протяжный, звонкий и пронзительный свист или быстрый, почти вертикальный взлет могут выдать его присутствие.

В конце лета взрослые птицы и подросшие птенцы разлетаются кто куда. Впоследствии их можно встретить в самых неожиданных местах, при условии, что там есть вода.

Я видел одного зимородка неподалеку от мыса Фреель тридцать лет назад, когда, затаив дыхание, наблюдал за неправдоподобной фауной, обитающей в Бретани. Взгромоздившись на скалу, совершенно равнодушный к простиравшемуся перед ним бескрайнему океану, он настороженно следил за своей добычей. Казалось, что его внимание сосредоточено только на крабах и мелкой рыбешке, которая плескалась в прибрежных водах. Однако в этой непривычной обстановке, которая разительно отличается от той, которая царит на берегу ручья или пруда, он выглядел одиноким и хрупким.

Никто и представить себе не мог, что эта ярко окрашенная птаха своим тонким, заостренным клювом, идеально подходящим для ныряния и ловли пескарей и головастиков, способна выдолбить себе нору посреди крутого каменистого берега.

Эта нора представляет собой длинный, иногда достигающий метра, туннель, в конце которого находится широкая площадка. Берега, постоянно разрушаемые течениями, вполне подходят для рытья таких туннелей.

Чуть более десяти лет назад в самом центре Парижа поселилась пара обыкновенных зимородков, причем выбрала самое неожиданное место – пятнадцатый округ. Там берега Сены укреплены вертикально вбитыми металлическими листами. Совершенно очевидно, что такие места априори непригодны для гнездования роющих птиц.

Этот случай заставил меня вспомнить о его умении добиваться своей цели, когда я увидел, как он использовал отверстия, предназначенные для перемещения этих тяжелых металлических листов, в качестве входа в рыхлую почву.

В самом центре Парижа, прямо перед Домом Радио, эта пара зимородков являла собой наглядное свидетельство того, что работа клювом и взмах крыла отражают красоту мира больше, чем электромагнитные волны.

Этого зрелища было достаточно, чтобы пробить огромную брешь в принятом сегодня западноевропейском взгляде на природу, согласно которому человек должен беречь все живое, следить за ним и даже управлять им. Можно подумать, что природа только и ждала указаний этой ученой (или не очень) обезьяны, чтобы проявить себя во всей красе и мощи. При взгляде на этих «человеков», которые явились на все готовое, возникает мысль о том, как хорошо было природе без человека и как ей трудно с ним ужиться.

В том-то и дело, что человек никогда не отличался своей любовью к зимородкам. Эта птица издавна принадлежала к числу видов, «способных причинить вред», – иными словами, к тем «вредителям», которых каждый мог уничтожить с чувством выполненного долга, якобы направленного на всеобщее благо. Сегодня мы прекрасно понимаем, насколько абсурдно понятие «вредный», которым пытаются определить, что в природе хорошо, а что плохо.

В наши дни уже никто не осмелится обвинить зимородка в ущербе, который он якобы нанес всей системе рыбоводства. Теперь всем известно, что ответственность за охрану искусственного разведения лежит на человеке, а не на животных, которые не позволяют себе истреблять то, чем они питаются. Теперь пруды для разведения рыбы, куда запускают мальков, обустроены так, чтобы не допустить туда птиц, значит, никто не станет обвинять зимородка в том, что он съел то, что вызывает у него аппетит.

К сожалению, совершенно по-иному обстоит дело с обыкновенной, или европейской, сорокой, которая попала в официальный документ, опубликованный в 2014 году под названием «Практическое руководство по составлению пакета заявок со стороны префектур на классификацию министерством автохтонных диких видов как “приносящих вред”». В разделе «Типология наносимого ущерба» эта птица считается виновной в «хищническом