Невидимая горилла. Эксперимент, который раскрыл, почему внимание мешает сосредоточиться, память подводит, а интуиция обманывает - Кристофер Шабри Страница 26

Несмотря на все эти ошибки, даже по прошествии лет участники эксперимента были уверены в точности своего описания, ведь их воспоминания сопровождались таким количеством ярких деталей. Вот она, иллюзия памяти в действии. В ходе последней беседы, состоявшейся после заполнения второго опросника, Найссер и Харш демонстрировали студентам ответы, которые те собственноручно записали в 1986 году. Многих поразили расхождения между оригинальным описанием события и тем, как они его запомнили. И даже глядя на первоначальный отчет, многие участники эксперимента продолжали настаивать на том, что их нынешние «воспоминания» верны, а не осознавали свою оплошность.

Эти яркие детали, сохранившиеся в памяти, часто ошибочны, даже если кажутся нам достоверными. Вспомните, что сказал Нил Рид об инциденте с тренером после того, как увидел видеозапись с тренировки: «Я помню, как между нами оказались другие люди»[92]. Воспоминание может быть настолько четким, что даже документальное подтверждение, свидетельствующее об обратном, не сможет нас переубедить.

Неправдоподобно приятные воспоминания

Еще в период написания этой книги как-то раз мы отмечали вместе День благодарения, и отец Криса, служивший в армии США во время Второй мировой войны, пустился в воспоминания. Он рассказал, как узнал о вторжении гитлеровской Германии в Польшу в 1939 году (он в этот момент был в летнем лагере) и о нападении японских вооруженных сил на Перл-Харбор в 1941-м (они с друзьями слушали по радио трансляцию футбольного матча, которая прервалась экстренным выпуском новостей). Крис спросил у отца, что тот помнит о событиях 11 сентября. Он сказал, что тем утром пытался добраться из Коннектикута в Нью-Йорк и вышел из дома раньше, чем послушал новости. Ему нужно было сделать пересадку в Нью-Хейвене, однако после известий о катастрофе и отмене железнодорожного движения на въезд в город он развернулся. Домой было решено ехать на такси, причем ему удалось договориться на фиксированную стоимость, а не оплату по счетчику. Водитель слушал какое-то шоу, но никто из звонивших в эфир не говорил об утренних событиях. На голове таксиста было что-то вроде тюрбана, и внешне он был похож на араба[93].

Деталь, согласно которой таксист, который вез его утром 11 сентября, был той же национальности или вероисповедания, что и замешанные в нападении террористы, является удивительным совпадением. Мы склонны больше доверять тем воспоминаниям, которые содержат аналогичные детали, а не расплывчатые, обобщенные факты, особенно если эти детали так стройно укладываются в повествование. Не будь Криса в той же компании, Кен Норман спокойно остался бы автором истории про капитана Пикара, не в последнюю очередь благодаря деталям: заказанной «Запеченной Аляске», жаждущим автографа поварам и смущенному менеджеру. Но мы уже узнали, что такие обманчиво яркие детали могут быть предательскими следами искажений и реконструкций, которым подверглись воспоминания, уже сформировавшиеся в памяти. Деталь относительно таксиста могла быть реальной? Разумеется. А мог ли отец Криса сфабриковать историю про его национальность? Вполне. Мог ли он неосознанно смешать в голове два отдельно взятых воспоминания – поездку на такси утром 11 сентября и любую другую, когда за рулем был водитель восточной внешности (что не редкость для жителей Нью-Йорка)? Безусловно. Ирония финального сюжетного поворота добавляет истории убедительности, и именно к этому наша память постоянно стремится и без нашего ведома.

Мы склонны больше доверять тем воспоминаниям, которые содержат аналогичные детали, а не расплывчатые, обобщенные факты, особенно если эти детали так стройно укладываются в повествование.

Вернемся еще раз к истории Лесли и Тайса, ставших свидетелями нападения и ожидавших ответа оператора службы спасения. Уже в течение минуты они осознали, что расходятся в показаниях относительно произошедшего. За шесть лет, прошедшие с того события до разговора с Крисом, они много раз пересказывали историю, но воспоминания стали отличаться еще существеннее. Лесли вспомнила, как они жали на клаксон, чтобы привлечь внимание к месту происшествия; Тайс, услышав это, спросил: «Правда?» Лесли сообщила, что они были в нескольких полосах движения от дорожки; Тайс выразил уверенность, что между ними и нападавшим был только ряд припаркованных машин. Лесли считала, что атака произошла перед темным, заколоченным досками зданием; по словам Тайса, это был «продовольственный магазин или ларек с едой навынос, у которого была большая неоновая вывеска на фасаде». Лесли была убеждена, что нападавший был крупнее жертвы; Тайс утверждал обратное. Лесли считала, что 911 ответили ей через 30 секунд, а беседа длилась три-четыре минуты; Тайс запомнил пятиминутное ожидание и разговор длиной в минуту. И да, мы писали, что Лесли звонила, сидя на пассажирском сиденье, поскольку Тайс был за рулем. Но сам мужчина утверждает, что именно он позвонил в службу спасения, пока Лесли управляла автомобилем. Складывается ощущение, что наша память предпочитает делать нас центром событий[94].

Прокрутите собственные воспоминания и подумайте, как вы узнали о террористических актах 11 сентября 2001 года. Теперь, когда вам знаком феномен иллюзии памяти, вы понимаете, что нужно подвергать сомнению всплывающую в голове информацию. Но даже если вам все еще сложно избавиться от убедительного подозрения, что память всегда правдива, вы не одиноки. В своих исследованиях воспоминаний-вспышек психологи Дженнифер Таларико и Дэвид Рубин изучили истории людей о том, как они узнавали о событиях 11 сентября[95]. В отличие от аналогичных исследований, ученые сравнивали то, насколько хорошо люди помнят травматичное событие и любое другое из того же временного периода. 12 сентября 2001 года, проявив творческий подход в такое непростое время, Таларико и Рубин пригласили к себе в лабораторию студентов Дьюкского университета и попросили их заполнить детальный опросник о том, как те впервые узнали об атаке. Также участникам опроса предстояло описать личное воспоминание о любом событии, произошедшем в предыдущие несколько дней и еще не выветрившимся из памяти. Затем – через 1, 6 и 32 недели – они делали все то же самое еще раз. Все воспоминания, об 11 сентября и о рядовом событии, с течением времени становились более расплывчатыми. Чем больше был временной промежуток между изначальным описанием и последующей проверкой, тем менее согласованными становились воспоминания, тем больше ложных деталей в них появлялось.

Уже в течение минуты муж с женой осознали, что расходятся в показаниях относительно произошедшего. За шесть лет, прошедшие с того события до разговора с Крисом, они много раз пересказывали историю, но воспоминания стали отличаться еще существеннее.

Таларико и Рубин сделали еще один хитрый шаг: они предложили студентам оценить точность своих собственных воспоминаний. Касательно повседневных событий оценка оказалась достаточно объективной: воспоминания становились менее четкими, и уровень