Волга. История главной реки России - Дженет Хартли Страница 35

– было образование и искусство. Программы национальных школ, в которые допускались как русские, так и дети других народностей, утверждались государством. В школах при Екатерине II, помимо других предметов, требовалось изучать специально созданный учебник «О должностях человека и гражданина», который побуждал учащихся отдавать гражданский долг государству. При Александре I в 1819 году учебник был отозван: было решено, что он содержит революционные идеи, и программа стала более консервативной, большее внимание стало уделяться изучению православной веры. Однако русское правительство совершенно не возражало против устройства школ для нерусских учащихся – армян в Астрахани и татар в Казани – и даже поощряло их создание. Контролировать мусульманские школы при мечетях в волжских городах государство стало лишь в конце XIX века. Только тогда использование русского языка в школах стало важным средством русификации нерусских народов Поволжья.

Екатерина II очень заботилась о своем образе и о необходимости стать «российской императрицей» для всех своих подданных – не в последнюю очередь потому, что трон она узурпировала, свергнув легитимного царя – своего мужа Петра III. По рождению она, конечно же, была немкой и воспитывалась в лютеранской вере. Ее чувствительность в этом вопросе, разумеется, была задета, когда она узнала, что Пугачев заявляет о себе как об «истинном царе».

Одним из способов укрепления своей легитимности было посещение своих разнообразных владений со всевозможными приличествующими церемониями. Она собиралась показать себя своим «людям» – по крайней мере, тщательно отобранным для этих целей. Это было вполне в русле европейских традиций: короли и королевы устраивали «монаршие процессии», а местные бароны приносили им клятвы верности, что по сути устанавливало королевский контроль над их владениями. Цари обычно совершали паломничества по святым местам, укрепляя тем самым свои связи с православием, но светских путешествий по стране обычно не предпринималось. Петр I, впрочем, посетил многие крепости и города России, имевшие значение для его военных кампаний. В июне 1722 года он побывал в Астрахани, готовясь к Персидскому походу, посетил местный кремль и осмотрел флот[332]. Однако маршруты поездок Екатерины были с самого начала избраны так, чтобы установить ее власть над новыми подданными и новыми землями. Неудивительно, что первым из таких путешествий стала в 1767 году поездка по Волге, кульминацией которой стала остановка в многонациональной Казани.

Екатерина отплыла в мае 1767 года с флотилией из четырех галер, специально построенных для этой поездки и получивших знаменательные имена «Тверь», «Волга», «Ярославль» и «Казань»; еще от 10 до 20 судов перевозили свиту из 2000 человек[333]. В ходе путешествия, длившегося более шести недель, императрица посетила села, монастыри, исторические достопримечательности (в том числе руины древнего города Булгара на Волге, где она выразила озабоченность из-за того, что памятники истории подвергаются вандализму со стороны местного духовенства), все крупные города на Верхней и Средней Волге: Тверь, Углич, Рыбную слободу (переименованную в ее правление в Рыбинск), Ярославль, Кострому, Нижний Новгород, Чебоксары, Казань и Симбирск. Повсюду, где она появлялась, ей выказывали всяческую преданность местные дворяне, купцы и священнослужители. Она проводила мероприятия для местных элит, ездила по церквям и монастырям и бывала на народных празднествах.

С одной стороны, путешествие призвано было дать Екатерине более четкое представление о ее империи перед сбором Уложенной комиссии. Она отметила, например, что купцам Нижнего Новгорода недостает капитала; повидала города на Верхней Волге – Тверь и Ярославль, игравшие ключевую роль в поставке зерна и других товаров в Санкт-Петербург и Москву. Она сполна оценила красоту и потенциал своего царства, о чем и сообщила несколько скептически настроенной аудитории в России и за ее пределами. 5 мая она писала Вольтеру, что «час от часу берега Волги становятся лучше». О том же самом она писала и своим ближайшим советникам в России. Никите Панину она сообщала: «Люди здесь по всей Волге богаты и благополучны». Михаилу Воронцову писала: «Река Волга намного превосходит Неву [в Санкт-Петербурге]»[334]. Она сумела проявить себя как истовая приверженка православия, посещая религиозные обряды, в том числе крестный ход в Твери. В то же время на встрече со староверами в небольшом процветающем городке кораблестроителей Городце на Волге к северу от Нижнего Новгорода она сумела выступить как просвещенная, веротерпимая государыня, спокойно относящаяся к неправославным христианам. Простые люди охотно выражали благодарность императрице, тем более что ее приезды сопровождались массовыми торжествами и фейерверками.

Посещение Казани, однако, имело наибольшую значимость (в «Санкт-Петербургских ведомостях» ее путешествие описывалось как «Плавание Ее Императорского Величества в Казань», хотя вообще-то круиз завершался в Симбирске). Этот город был завоеван Иваном IV у мусульманских ханов и имел смешанное русско-татарское население (в то время русских в Казани жило больше). Екатерина встретилась в Казани с мусульманскими лидерами, а также с православным духовенством, как она поступала и в Городце. Владимир Григорьевич Орлов, младший брат фаворита Екатерины, даже посетил службу в мечети и погостил у татарских купцов. В то время он был директором Академии наук и, как типичный деятель Просвещения, хотел классифицировать и идентифицировать встреченных во время путешествия людей (позже он выступил спонсором этнографических экспедиций по России, в том числе и волжской экспедиции немецкого натуралиста Петра Симона Палласа, описанной в главе 7).

Для Екатерины это была граница между Европой и Азией в пределах ее империи. «Наконец-то я в Азии», – писала она Вольтеру. Далее она с энтузиазмом добавляла: «В городе здесь население состоит из двадцати различных народностей, совсем не похожих друг на друга»[335]. Она специально посетила татарский квартал города, где в ее честь устроили народный праздник. Современному читателю зрелище может показаться довольно гротескным: представители разных народов – татары, чуваши, мордвины, удмурты, марийцы – представлялись ей и ее свите в доме губернатора и танцевали для нее в национальных костюмах[336].

Плавание Екатерины вниз по Волге отразилось во множестве од. Они были написаны в духе того времени, но имеют большое значение с точки зрения изображения Волги. В середине XVIII века реки и моря стали частыми гостями поэзии, но Волга по-прежнему считалась просто одной из крупных рек империи, подобно Дону и Днепру. Однако накануне путешествия Екатерины реку стали связывать с крупнейшими историческими событиями, сформировавшими Российскую империю.

Поэт Василий Майков написал две оды о Екатерине и Волге. В первой оде, созданной в 1763 году, когда Екатерина уже побывала в Ярославле, но еще не отправилась в плавание по Волге, он писал, как река неохотно течет на юг к Каспийскому морю, хотя хотела бы остаться у ног Екатерины. Река спрашивает:

Почто мне не дано судьбою

Свой бег сдержать и быть с тобою,

Монархиня, российский свет?

Во второй оде, написанной уже в 1767 году, Волга по сути становится верной подданной императрицы и так восхищается