О дивный тленный мир - Хейли Кэмпбелл Страница 37

я иногда думаю. Два полуодетых палача стоят в кирпичном алькове, своего рода раздевалке, перед отсечением головы. Они в капюшонах и плащах и натягивают свои длинные черные рукавицы. Один опирается на свой топор и говорит другому: «Я смотрю на это так: если это не сделаем мы, сделает еще кто-нибудь». Эта картинка всплывает у меня в голове и сейчас. Кто-то уже обрек этих омаров на смерть, и если не выберу я, то это сделает другой человек. И тем не менее у меня не поднимается рука. Я не могу нажать на кнопку и лишить лобстера жизни. Я говорю Джерри, что закажу что-нибудь другое, и он смеется. Мы с Клинтом глядим в емкость, а Джерри ходит по заведению и машет сотрудникам. Здесь его тоже знают. Он уже на полпути к столику, а я все еще взвешиваю степень своей вины рядом с этими двухкилограммовыми ракообразными.

Едва я усаживаюсь на свое место за перегородкой, как Джерри начинает рассказывать мне, что это Господь дал ему должность, заключающуюся в убийстве людей, поэтому, если я приехала разбираться, почему именно он выполнял эту задачу, мне придется поговорить с Богом непосредственно. «У него были свои причины. Я не спрашивал, зачем это нужно, а просто согласился. Я не сам в это ввязался. Вы думаете, в 24 года… черный парень на такое пойдет? — Он смотрит с недоверием, а потом пожимает плечами. — Казни были бы независимо от того, я это буду делать или не я. Потому что у государства есть такое право». У меня перед глазами снова всплывает та карикатура Аддамса. Я бросаю взгляд на лобстеров. Джерри берет меню и говорит, что не знает, как насчет нас, а он закажет максимальный набор — Ultimate Feast.

Пол Фридланд в книге Seeing Justice Done: The Age of Spectacular Capital Punishment in France («Наблюдение за свершившимся правосудием: эпоха впечатляющих смертных приговоров во Франции») пишет, что образ палача как руки закона, как человека, исполняющего спущенный сверху приговор, появился относительно недавно и эту идею целенаправленно внедряли реформаторы эпохи Просвещения. Они пытались построить новую, другую систему наказания, рациональную и бюрократическую, которая распределяет ответственность — а значит, и вину — среди многочисленных шестеренок огромной системы. До этого, по крайней мере во Франции, палачей считали существами необычными. Они были отверженными и подвергались всеобщему осуждению, а их «прикосновение оскверняло настолько, что они не могли контактировать с людьми и предметами, не изменив их глубочайшим образом»[77]. Палачи жили на окраине города и женились в кругу себе подобных. Эта должность обычно была наследственной: если в твоих жилах течет кровь палачей, ты обречен так же, как если бы сам опустил лезвие гильотины. После смерти палачей хоронили на отдельном участке кладбища из страха, что их присутствие — живыми ли, мертвыми ли — осквернит других членов общества. Они были неприкасаемыми в прямом смысле: им давали ложки с длинными ручками, чтобы брать продукты на рынке, а чтобы нельзя было спутать их с «кем-то достопочтенным», были придуманы особые знаки различия. «На протяжении всего начального периода Нового времени, да и в ходе революции тоже, — пишет Фридланд, — пустить слух о том, что кого-то видели за ужином с палачом, было эффективнейшим способом запятнать репутацию этого человека»[78]. Джерри вежливо дает сигнал официанту, что мы готовы сделать заказ.

«А заключенные знали, что это вы будете нажимать на кнопку?» — интересуюсь я. В тюрьме много времени на размышления, поэтому я предполагаю, что у них были свои теории в отношении надсмотрщиков и капитанов. Палач — это не работа на полную ставку.

«Не-а, — говорит он, качая головой. — Хотя некоторые догадывались. Они доходили до конца и начинали: “Гивенс, могу поспорить, что это ты будешь включать рубильник!” А я отвечаю: “Нет, дружок, не я”. Я что, должен всем рассказывать, кто я такой?! Поэтому я отделывался шутками: “Это не я, приятель. Забудь”».

Во времена Джерри казни назначали на одиннадцать вечера — их устраивали как можно позже на случай, если в последнюю минуту будет подана апелляция, а лишний час оставляли, чтобы учесть возможные проблемы с оборудованием (если не уложишься до полуночи, придется ждать, пока суд назначит новую дату). У Джерри было много бессонных часов, чтобы думать на эту тему и смотреть, как часы отсчитывают время до отсрочки или приказа, продолжения жизни или смерти. Его работа была подготовкой — заключенного и себя самого.

«Я готовил парня перейти к следующему этапу жизни, — объясняет Джерри, накалывая вилкой глубоко зажаренную креветку и скользя тарелкой по столу. — Я не знаю, куда он попадет, этот вопрос остается между ним и его Создателем, между ним и Богом. А приготовить — уже мое дело. Как подготовиться к тому, что тебя убьют? Я изучал человека, беседовал, молился вместе с ним. Потому что это все для него в последний раз».

Пока в тюремных стенах Джерри помогал человеку привести в порядок духовные и практические дела, за воротами тюрьмы собирались сторонники смертной казни. Они продавали футболки, держали плакаты, радовались. Неподалеку вокруг своих свечек устраивали молчаливое бдение противники. Приговоренному часы казались минутами. Для палача секунды тянулись так, как будто стрелки часов прилипли. Как психологически подготовить себя к тому, чтобы завершить жизнь человека, о котором заботишься в качестве надсмотрщика?

«Я отбрасывал все лишнее, — произносит Джерри, — и сосредоточивался на том, что предстоит сделать. Я ни с кем не разговаривал. Я даже не смотрел в зеркало, потому что не хотел видеть себя как палача».

Радушный официант проходит и доливает нам напитки, а я рисую в воображении мужчину, который не хочет видеть себя в зеркале. «Ваша жена все это время ни о чем не подозревала. У вас не возникало желания с ней поделиться?»

«Нет, потому что, если бы моей женой были вы и вы знали бы, что у меня казнь, весь стресс, который мне приходится испытывать, перешел бы и на вас тоже. Вы бы чувствовали за меня. Поэтому я всегда ее от этого оберегал».

Все штаты разные, но личность палача обычно скрыта туманом не только от заключенного и свидетелей, но и от его коллег по команде. Не должно быть ощущения, что они делают что-то в одиночку. Иногда две кнопки нажимают синхронно, и автомат решает, какая из них сработает, а затем запись стирается — никто не будет знать наверняка, что это он нанес электрический или химический удар[79]. Если между тобой и действием стоит много робототехники, можно обмануть себя и