Кто боится гендера? - Джудит Батлер Страница 38

Алито заключает слово "свобода" в пугающие кавычки, подразумевая, что любое утверждение о свободе, поддерживающее право на аборт, является ложной свободой. Это ошибочная свобода, ложное понятие свободы, на которое ссылаются женщины, на которое ссылаются все беременные люди, и они не имеют на это права. Их нужно остановить, чтобы они не пользовались этой чрезмерной и опасной формой свободы, и суд обязан сделать именно это. Мы видели, как Ватикан высмеивал и порицал свободу в отношении форм гендера, выходящих за рамки бинарного, как академическая свобода была отвергнута как догма (точнее, была догматически отвергнута как таковая), и как свобода определять для себя новый пол считается ошибочной и чрезмерной. Свобода определять свое репродуктивное будущее - это свобода, которая явно и частично отрицается отменой решения Roe v. Wade. В это время важно увидеть, как много борцов за свободу унижаются и уничтожаются теми, кто хочет усилить государственную власть, при поддержке и содействии которых утверждается, что коллективные свободы, стремящиеся к более радикальной актуализации демократии, представляют опасность для общества и что свобода или "вольность" должна быть ограничена все более авторитарными мерами. Почему свобода так пугает? Это вообще вопрос? Или скорее: Как свобода стала казаться настолько пугающей, что люди начинают жаждать авторитарного правления?

Мы можем рассматривать каждый из этих вопросов отдельно, и для этого есть веские причины. Дебаты об абортах и назначении пола отличаются друг от друга, так же как и дискриминация по половому признаку, и государственный контроль над образованием. Аргументы против абортов, однако, могут быть использованы против любого количества решений, которые предполагают, что новые права возникают из новых социальных условий, касающихся сексуальности, гендера, интимных связей и репродуктивной свободы. Дело не в том, что правые будут бороться в первую очередь с абортами, во вторую - с однополыми браками, а в третью - с контрацепцией. Нет, формирующаяся правовая база направлена против самой идеи новых исторических формаций свободы (и равенства) и стремится ограничить свободу в интересах восстановления патриархального порядка, поддерживаемого федеральным законом, а также в интересах корпоративных финансов и религии. Очернение женщин, делающих аборты, как насильниц или убийц перекликается с атакой на сексуальное образование в таких штатах, как Флорида, Техас и Оклахома, где учителя, рассматривающие в классе такие темы, как гендер или сексуальность, теперь обвиняются в жестоком обращении, а на родителей, обращающихся за медицинской помощью для своих трансгендерных детей, должны подаваться заявления в государственные органы о причинении вреда их детям. В каждом из этих случаев "интересы государства" расширяются за счет искоренения фундаментальных свобод, тех, которые принадлежат женщинам, транссексуалам, квирам, педагогам и ученым, политикам и законодателям, добивающимся больших социальных свобод и равенства. Расширение и приоритизация интересов государства в этих случаях является еще одним способом описания зарождающегося авторитаризма и основывается на изображении борьбы за свободу как места опасности и, более конкретно, как угрозы причинения вреда детям.

Если мы думаем, что наступление на гендер - дело одного движения, мы не понимаем, что "правила по половому признаку" - это все еще формы гендерной нормативности. Да, Верховный суд правильно понял, что дискриминация по половому признаку может справедливо относиться к женщинам, которым при рождении присвоили женский пол, к мужчинам, которых феминизируют на работе и которые от этого страдают (Oncale v. Sundowner), и к транссексуалам, которые изменили пол и в результате подверглись дискриминации. Но расширение того, что юридически считается дискриминацией по половому признаку, - это не то же самое, что расширение того, что считается свободой. Борьба за признание коллективных свобод - в том числе тех, которые обеспечивают репродуктивную и расовую справедливость, гендерное равенство и гендерную свободу, - активно сводится на нет государствами, которые берут на себя усиление полицейского и охранного контроля над перемещениями населения, будь то проезд мигрантов или собрания людей на улицах. По мере того как Верховный суд издевается над "свободой" женщин, он также расширяет свободу слова корпораций, как показала Венди Браун. Когда эти тенденции осознаны, и мы видим, как коллективная борьба трансформируется, унижается и отрицается, нет смысла отделять борьбу транссексуалов и квиров от борьбы, которую ведет феминизм и права женщин на социальное и экономическое равенство, а также права всех беременных людей рассчитывать на государственные услуги и оставаться свободными от патерналистских государственных ограничений их свобод. Союз против все более авторитарной власти - это одновременно и критика ее патернализма, который лишает женщин свободы, а транссексуалов - права на самоопределение, права на образовательные ресурсы и медицинское обслуживание, лишает всех, кто страдает от навязывания нежелательных и принудительных гендерных норм, психологической и медицинской поддержки.

И все же эти основные свободы нельзя отнять, не демонизируя само проявление свободы, не высмеивая новое использование языка для облегчения гендерной свободы и самовыражения, не требуя медицинского обслуживания, позволяющего людям жить и дышать без страха как на улицах, так и в учреждениях, на которые они полагаются, будь то образовательные, религиозные или медицинские. Не стоит разбегаться по своим собственным углам, цепляясь за одну повестку дня в ущерб другим. Настало время объединиться по осям, которые сильно отличаются от тех, что приготовили для нас правые. Это означает, что феминистки должны объединиться с транссексуалами, что сторонники однополых браков должны объединиться с теми, кто борется за бары и общественные пространства для квиров и транссексуалов, что репродуктивное здоровье должно быть в повестке дня для всех видов женщин, мужчин и небинарных людей, как и защита от гендерного и сексуального насилия. И ничего из этого не получится, если мы не увидим, что наиболее пострадавшими от этих новых форм лишения прав являются цветные бедные люди в "несвободных" штатах, то есть там, где аборты криминализированы.

Авторитарные власти в настоящем зависят от усиления страстей, разжигая страх и перенаправляя его в ненависть, морализируя садизм и представляя собственные формы разрушения как обещания искупления. Если правые разжигают страсти, включая праведные формы ненависти, чтобы консолидировать и экстернализировать угрозы, создаваемые полом и расой, то где найти движущие страсти у левых? Мы так часто с ужасом наблюдаем, как большинство избирателей приводит к власти авторитаристов, как фашизм становится приемлемой позицией, а нацисты получают места в парламентах европейских стран. Авторитарный человек, который получает большинство голосов на выборах, разжигая страх перед культурным "вторжением" или "терроризмом", может быть избран именно потому, что он выступает за грубую силу и непреклонный национализм. Мы знаем, как разрушить аргументы и разоблачить риторику, но к каким страстям нам апеллировать и как бороться со страхами, как обнаруженными, так и спровоцированными правыми? И наконец, какие страсти могли бы объединить целевые движения