Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум - Кевин Лейланд Страница 61

href="ch2-3.xhtml#id729" class="a">{935}. Именно это, среди прочего, позволяет генетикам утверждать, что культура форсировала эволюцию человека{936}. Высокоточная передача информации служит опорой для кумулятивной культуры и одновременно способствует генно-культурной коэволюции, однако этим селективная обратная связь не ограничивается. Выстроив себе нишу молочного скотоводства, человек получил возможность заселить территории, которые в противном случае остались бы пустынными, и обзавелся сырьем для различных технологий, необходимых в производстве молочных продуктов. В результате сложились благоприятные обстоятельства для экспансии молочного скотоводства на новые территории по всей Европе и Африке. Это расселение, как и предшествующие расселения гоминин из Африки, было в значительной мере обусловлено культурой и послужило катализатором для дальнейшей генно-культурной коэволюции.

Почти 2 млн лет назад, а может и раньше, гоминины древних видов, таких как Homo erectus, выдвинулись из тропиков и принялись заселять другие регионы мира. Вероятность прижиться во многих районах Европы и Азии зависела для этих первобытных людей от способности изготавливать каменные орудия, пригодные для разделки туш крупных животных, добывать и поддерживать огонь, делать одежду и обустраивать жилище, координировать совместные охотничьи вылазки и применять прочие технологии. В процессе этих расселений наши предки различным образом модифицировали естественный отбор, которому они подвергались. Так, например, различия в климатическом режиме между новыми средами обусловливали отбор генов, отвечающих за пигментацию кожи, переносимость жары и задержку солей, – у всех этих генов есть признаки недавнего воздействия отбора{937}. Соль необходима человеческому организму для транспортировки питательных веществ, передачи нервных импульсов и сокращения мышц. На Африканском континенте, где, собственно, и появился человек, температуры преобладали высокие, соли организму доставалось не очень много и она быстро выводилась с потом. Существенное преимущество в борьбе за выживание получали те, кто лучше переносил жару или задерживал больше соли в организме. Однако с переселением в более прохладные регионы, где задержка соли могла привести к болезням, это преимущество утрачивалось, поэтому начинался отбор аллелей, снижавших переносимость жары и задержку соли.

Еще один пример мы находим в перемещениях первобытных полинезийцев. В период заселения тихоокеанских островов, начавшийся примерно за 1800 лет до н. э. и продолжавшийся два тысячелетия, этот народ совершал длинные океанские переходы, во время которых людям приходилось мерзнуть и голодать. В таких обстоятельствах при естественном отборе, судя по всему, предпочтение отдавалось тем генам, которые повышали энергоэффективность организма первопроходцев и запасание жира, что позволяло пережить голод. К сожалению, в современных условиях, когда еды вдосталь, те же самые гены создают у обладателей предрасположенность к ожирению и сопутствующим заболеваниям, таким как диабет{938}. Однако именно поэтому связанный с диабетом аллель второго типа, предположительно обеспечивающий человеку «бережливый» (склонный к запасанию жира) обмен веществ, очень часто встречается у современных полинезийцев{939}.

Наверное, наиболее убедительной иллюстрацией богатства вариантов обратной связи, порождаемой культурной деятельностью, служат земледельческие обычаи западноафриканских носителей языков семьи ква{940}. Сотни, а может быть и тысячи, лет эти племена сводили леса подсечно-огневым способом и на расчищенных участках сажали свои культуры – обычно ямс{941}. Однако сведение деревьев обернулось непредвиденными драматичными последствиями: уничтожив корни, которые прежде высасывали всю дождевую воду, земледелие сильно увеличило объемы стоячей воды. Эти болота превратились в рассадник малярийных комаров, таких как Anopheles gambiae, которым для размножения требуются освещенные солнцем водоемы, – новые условия подошли им идеально{942}. Анофелесы переносят возбудителя малярии – паразитическое одноклеточное под названием Plasmodium falciparum. Этот паразит при укусе комара попадает в кровеносную систему человека, а оттуда в печень, где он поражает эритроциты – в ближайшие 72 часа те лопаются, выбрасывая в кровоток новые паразитические клетки{943}. На сегодняшний день в мире зарегистрировано несколько сотен миллионов клинических случаев малярии, и каждый год она уносит около 800 000 жизней{944}, преимущественно в Тропической Африке.

Сделаю одно отступление на случай, если вам кажется, что у представителей современного постиндустриального общества хватило бы ума не превращать собственными же руками окружающую среду в рассадник болезни: точно таким же рассадником выступает сегодня шинное производство. В шинах, обычно хранящихся под открытым небом, образуются «бассейны», в которых активно плодятся комары. Таким образом, экспорт шин способствует распространению малярии и лихорадки денге по всему миру{945}. Собственно, давно признано, что урбанизация и связанный с ней рост плотности населения, а также транспортировка товаров на дальние расстояния и взаимодействие человека с патогенами в ходе скотоводства, орошения и обводнения ведут к распространению инфекций{946}. В исторической перспективе эту связь доказать трудно, поскольку большинство инфекций не наносит скелетным костям такого ущерба, который можно было обнаружить в ископаемых останках, а урбанизация начинается задолго до возникновения письменности{947}. Однако недавно было проведено генетическое исследование, авторы которого применили новаторский подход, рассуждая так: если связь между урбанизацией и болезнями действительно существует, то в популяциях, живущих в давно урбанизированных районах, должна была выработаться более сильная устойчивость к болезням, чем в других популяциях{948}. Установлено, что варианты гена SLC11A1 связаны у человека с восприимчивостью к туберкулезу{949}, а также с другими инфекционными болезнями, такими как проказа, лейшманиоз и болезнь Кавасаки{950}. Как и предполагалось, в результате исследования обнаружилась значительная корреляция между частотой встречаемости тех аллелей, которые дают устойчивость к этим инфекциям, и давностью урбанизации. Сейчас давно обитающие в городах популяции гораздо эффективнее противостоят инфекциям, буйным цветом цветущим в городской среде{951}.

Аналогичная история прослеживается и у народов ква. Невольно поспособствовав распространению малярии, они создали условия, при которых частота встречаемости аллелей, дающих сопротивляемость этой болезни, будет увеличиваться в ходе отбора. В число таких аллелей входит аллель гемоглобина S (HbS), называемого обычно серповидноклеточным, поскольку он вызывает кристаллизацию и деформацию эритроцитов, приобретающих в результате форму полумесяца. У носителя двух копий серповидноклеточного аллеля развивается серповидноклеточная анемия – болезнь сама по себе опасная для жизни. Она в тяжелой форме протекает у носителей двух аллелей HbS, так как серповидные эритроциты лишены эластичности и потому склонны закупоривать мелкие кровеносные сосуды{952}. Большинство детей, пораженных этой болезнью, не доживает до пяти лет{953}. Однако у тех, кому достается всего одна копия соответствующего аллеля (гетерозигота), деформация эритроцитов носит более умеренный характер и, собственно, в какой-то мере защищает от малярии, поскольку деформированные клетки распознаются селезенкой и удаляются, а вместе с ними выводится и паразит. В результате, как многие читатели помнят из школьной программы, мы получаем классический случай «гетерозиготного преимущества», при котором у носителей одной копии HbS выживаемость оказывается выше, чем у носителей двух копий или не имеющих ни одной. За свою долгую историю земледелие успело усилить естественный отбор аллеля HbS, увеличив его встречаемость. В пользу вывода, что генетическую эволюцию спровоцировала культурная практика (расчистка земли под выращивание ямса), говорит и то, что у соседних с земледельцами представителей народов ква, обеспечивающих себя пищей иными способами, такого учащения встречаемости HbS не наблюдается{954}.

С 1550 по 1820 г. из Западной Африки в процессе работорговли было вывезено около 12 млн человек – сперва в Вест-Индию, а затем в Северную и Южную Америку{955}. Вместе с ними в Новый Свет перекочевали и аллели HbS, продолжившие и там защищать своих носителей от малярии. Логично было бы предположить, что после победы над малярией в некоторых частях Западного полушария к середине XX в. (здесь тоже сыграли свою роль культурные практики, такие как использование пестицидов для истребления комаров и разработка лекарств) частота встречаемости аллеля HbS должна снизиться. На первый взгляд, картина складывается именно такая: у североамериканцев африканского происхождения сегодня отмечается относительно низкая частота встречаемости HbS по сравнению с их африканскими предками{956}. Однако среди афроамериканцев есть и потомки выходцев из других районов Африки, поэтому достоверные выводы из такой выборки делать затруднительно. Более точное сравнение можно провести среди жителей стран Карибского региона (Вест-Индия), где около 300 лет назад голландские переселенцы привозили рабов из Западной Африки на остров Кюрасао и соседнее побережье Южной Америки. На Кюрасао, в отличие от болотистого и кишащего комарами побережья, малярию удалось одолеть. И к середине 1960-х гг. частота встречаемости HbS там составляла всего 6,5 % –